Бренна открыла одну сумку и вытащила содержимое, показывая его оператору.

– Она нашла этот хлам в хозяйственном магазине. – Девушка схватила стопку маленькой одежды и начала раскладывать ее. – Не важно, нужны ей эти вещи или нет. Она просто покупает их. Это детские вещи, которые она купила за несколько долларов. Одежда, как для девочек, так и для мальчиков. Но здесь нет младенцев. Я единственный ребенок у мамы, а соседи ничего у нас не возьмут, потому что считают нас грязными.

Девочка вытащила еще одну вещь, маленький красный свитер.

– Это для собаки, наверное. А у нас собак нет. Мы не можем иметь их. Городские власти однажды обнаружили несколько мертвых животных в доме, и соседи вызвали полицию. Однажды приехали пожарные и вычистили гараж, и нашли там тушки четырех мертвых котов. Маму арестовали за жестокое обращение с животными, и тете пришлось внести за нее залог. Но как только маму выпустили, она просмотрела все барахло и потащила его обратно в гараж, – маленькие ручки Бренны расправили свитер. – Хотя я всегда хотела собаку. Просто подумала, что здесь для нее небезопасно.

– Действительно, – сказал диктор. – Кто-то бы даже поспорил, что и для людей дом Этли небезопасен. Вот где тринадцатилетняя Бренна и ее мама живут, едят и спят каждый день. Но миссис Этли не видит в своем стиле жизни никаких проблем.

Бренну прекратили снимать, и камера переместилась на женщину, которая, несомненно, была матерью Бренны. Она была стройной женщиной с темными вьющимися волосами, которые унаследовала от нее Бренна, с тонким лицом и длинноватым носом. Еще у нее на лице были глубокие морщины, словно в жизни ей было нелегко и это сильно ее состарило. Женщина села в кресло, спрятанное среди куч мусора, высотой больше нее самой, а руки положила на пакет из химчистки, все еще полный одежды. Небольшой столик рядом с ней был заставлен старыми журналами, посудой и чем-то, что было похоже на сгнившую Хэллоуинскую тыкву-голову.

Репортер протянул ей коробку и присел рядом, обойдя гнилую тыкву.

– Можете мне что-то рассказать о вещах в этой коробке, Агата, и что они значат для вас?

– Конечно, – спокойно сказала женщина. Она порылась в коробке и вытащила первую вещь. Это была баночка из-под детского питания, на одном боку засохла черная грязь. – Это подойдет для хранения винтов и прочих мелочей. Просто нужно почистить ее, – женщина отложила ее и взяла следующую – кофейную кружку со сломанной ручкой. – Нужно всего лишь найти для нее ручку и будет, как новая.

– Она сломана, – возразил репортер. – Почему бы просто не выбросить ее?

– Она абсолютно нормальная, – произнесла Агата, в ее голосе сквозила небольшая жесткость. – Ее просто нужно починить.

Фильм смонтировали так, чтобы Агата вытаскивала покупки из коробки в ускоренном режиме. Обувь без пары. Сломанный вентилятор. Стопка мокрых стикеров. Свечка в банке, сожженная до фитиля. Бесполезный хлам, но Агата Этли всему находила применение и объяснение.

В съемку снова ворвался грустный голос Бренны.

– Получается так, словно она не видит, как вообще можно что-то выбрасывать. Она не знает как. Мама видит применение для всего и не выносит мысли о том, чтобы что-то выбросить, если в этой вещи все еще нуждаются.

– Но остальной мир смотрит на это, как на мусор, – сказал репортер. – Такое мировоззрение множество раз вставало между Агатой и ее отношениями с мужчинами.

– Я впервые начала коллекционировать, – произнесла Агата в камеру, – когда мне было девятнадцать. Я сбежала из дому, чтобы быть со своим парнем, но забеременела и он меня бросил. Какое-то время я жила на улице, а потом одна программа помогла мне получить работу и мой первый дом.

– Но к тому времени, – вклинился диктор, – урон был уже нанесен. Привыкнув жить на улице и заимствовать еду и одежду, Агата поняла, что ей трудно адаптироваться к нормальной жизни.

– Я просто наблюдала, как мои коллеги выбрасывали отличные вещи, – сказала она, едва ли не плача от горя. – Так что, когда кто-то что-то выбрасывал, я забиралась в их мусорку и воровала выброшенную вещь.

– Из-за этих краж Агату уволили с работы. Но к тому времени, как родился ее ребенок, Бренна, Этли получила право на льготное жилье и продовольственные талоны. Агата переходила с работы на работу, одни отношения сменялись другими. Не имеет значения, насколько уверенной в мужчине она была, отношения неизбежно заканчивались, как только он видел, как она жила.

Желудок перевернулся. Звучало так знакомо.

– У меня никогда не было возможности дать Бренне почувствовать настоящую отцовскую любовь, – с грустью сказала ее мать. – Большинство мужчин говорили, что смогут выдержать, но когда мы съезжались, все срывалось.

– Этли была замужем и разводилась шесть раз.

– Мой последний муж, – говорила мама Бренны, – не понимал, зачем мне эти вещи. Он сказал мне, что нам просто нужно самоорганизоваться и все убрать. Однажды я пришла домой и увидела, что он выбросил кучу моих вещей. Было такое чувство, словно меня ударили в сердце. – Она драматичным жестом указала на сердце. – Я не знала, как он мог так со мной поступить. Пошла на свалку, чтобы хоть что-нибудь вернуть назад, но ничего не смогла найти. После этого я выгнала его.

– Каждый раз, когда мама порывает с кем-то, ей становится все хуже, – сказала Бренна, в ее голосе и черных, слишком взрослых глазах, сквозили обида и смирение. – А когда она обнаружила свалку, стало еще хуже. Она, обычно, каждый день приносила домой одну-две вещи. Сейчас мама таскает целые вагоны всякого хлама.

– Семья и друзья волнуются за них, – торжественно произнес диктор. – Сестра Агаты не знает, что делать со своими родными, но она беспокоится за их безопасность.

Камеру перевели на женщину с намеренно закрытым лицом, очевидно, ей было слишком стыдно раскрывать свою личность.

– Я не знаю, что делать, – искаженным голосом сказала женщина. – Агата не видит здесь проблемы, а если вы попытаетесь помочь ей, все станет еще хуже. Если я пытаюсь повлиять на нее, сестра полностью вычеркивает меня из своей жизни, а страдает исключительно Бренна. Не знаю, как ребенок выносит это, жизнь в таком бардаке. Другие дети смеются над ней в школе. Они называют ее маму «мусорная леди». Они приходят и выбрасывают мусор на газон просто ради жестокой шутки, и ждут, пока не придет Агата и не затащит все внутрь, что она и делает.

Отчаяние сестры Агаты было очевидным.

– А бедняжка Бренна никогда не была нормальным ребенком. Взрослея, она не могла играть в этом доме. Она никогда не приглашала друзей на совместную ночевку. Она всю свою жизнь должна была скрывать, кем является ее семья. Понимаете, это должно было сказаться на ее психике. Я просто волнуюсь, чтобы она не оказалась такой же, как ее мать, – женщина печально покачала головой. – Когда девочка была меньше, я не могла приходить сюда, потому что постоянно видела, как ребенок тянет в рот всякий хлам. А Агата не считала это проблемой. Я не могла терпеть такое...

Съемку обрезали, и началось долгое повествование о психологических аспектах собирательства и как оно влияет на окружающих. Они навели статистику с количеством собирателей в Соединенных Штатах, и Грант нетерпеливо заставлял себя это слушать. Он просто хотел увидеть отрезок видео, где они снова возвращаются к юной, ранимой Бренне и ее матери.

В самом конце записи заиграла грустная музыка, и они снова переключились на Бренну.

– Как ты чувствуешь себя по этому поводу? – спросил Бренну репортер.

Она сидела в самом углу своей кровати, остальная часть была завалена хламом, ее комната вся была захламлена. Пола даже не было видно.

– Ты видишь все вещи своей мамы и тоже чувствуешь потребность коллекционировать это?

Бренна решительно покачала головой.

– Я ненавижу это. Ненавижу все это.

– Но твоя комната заполнена.

– Это не мой хлам. – Девочка выглядела почти оскорбленной таким предположением. – Моя комната всегда была чистой. Но когда в доме не осталось свободного места, мама начала затаскивать мусор и в мою комнату. Что бы я ни делала – ее барахло занимает каждый сантиметр моего пространства.

– И как это заставляет тебя чувствовать себя?

– Будто я хочу сбежать. Я просто хочу выбросить все это. Полностью. Оно же никому не нужно. Просто мусор. Ненавижу ненужные вещи. Вот бы я смогла просто убраться от этого. Всю свою жизнь я хотела именно этого.

Камера потемнела до черного на словах Бренны.

Грант сидел шокированный. Прежде чем он выключил видео, экран вспыхнул и заиграла та же музыка. Началась еще одна часть про семью собирателей. Очарованный и объятый ужасом одновременно, Грант невольно просмотрел его, надеясь еще раз хоть мельком увидеть маленькую Бренну, но сюжет снимали о пожилой паре, которая скупала вещи в комиссионном магазине. Следующий сюжет был о паре средних лет с двумя сыновьями.

Он пересмотрел все видео. Потом перемотал в начало и посмотрел предыдущие эпизоды. Мысленно он пытался понять, какого было Бренне.

Ее стыд и разочарование в матери, в собственной жизни. Горечь в голосе девушки. «Просто мусор. Вот бы я смогла просто убраться от этого. Всю свою жизнь я хотела именно этого».

Грант никогда не понимал, почему раньше Бренна была такой. Почему она так заводилась, когда дело доходило до расписания. Почему она настаивала на отношениях без обязательств. Почему так быстро согласилась отдать свой домик Роуму и собралась спать на диване в главном доме, где в той или иной степени нет личного пространства. Почему, когда Грант рылся в вещах Бренны, он нашел только минимальное количество одежды.

Вот почему она отдала его подарки.

«Просто мусор. Вот бы я смогла просто убраться от этого. Всю свою жизнь я хотела именно этого».

Теперь все обрело смысл. Девушка показала ему это видео, потому что хотела, чтобы он понял ее. Этим утром ее взгляд был полон страха и мучений. Словно она ожидала, что Грант, узнав правду, сделает то же, что делали остальные мужчины – паковали свои вещи и уходили, как только правда была раскрыта.