Зато другая игрушка, а именно маленькая плюшевая обезьянка, которую принесла одна наша знакомая, завоевала ее расположение с первого взгляда. Она приветствовала ее своим восторженным «ух, ух, ух», а когда игрушку снова упаковали в пластиковый пакет, она ухватилась за него руками и трясла до тех пор, пока игрушка из него не вывалилась.

Любимая игра Улы — ухватиться рукой за ножку стола и носиться по кругу наподобие аттракциона «гигантские шаги». Должен заметить, что и игра в «пятнашки» или «салочки» тоже отнюдь не наше, человечье, изобретение. В нее ведь с упоением играют также котята, лисята и косули. А для Улы это еще прекрасная возможность нас «подразнить». Сначала она с вызывающим видом, стуча ногами и руками об пол, выбегает нам навстречу, но стоит попробовать ее схватить, как она опрометью бросается под стол или под другую мебель, куда мы не в силах последовать за ней. Если мы не расположены с ней играть, а ей очень хочется, она начинает теребить нас за одежду, может даже укусить за ногу или сотворить что-нибудь недозволенное — важно лишь вывести нас из себя и заставить за ней побегать. Если мы не выдерживаем характер и, осыпая ее проклятиями, пытаемся изловить хулиганку, она бывает очень довольна: добилась своей цели. Преследование превращается в увлекательную и азартную игру в «пятнашки»… Ну как тут на нее всерьез сердиться?

Зимой, когда не стало бананов и было мало свежих фруктов, Ула поскучнела, стала вялой и хворой. Анализ крови, сделанный ей в детской клинике, объяснил причину отсутствия у обезьянки аппетита: малокровие. Поскольку в строении организма человекообразных обезьян мало принципиальных различий с нами и, уж во всяком случае, у нас с ними значительно больше общего, чем с любым нашим домашним животным, то человеческий доктор, зачастую лучше может определить причину недомогания шимпанзе, чем ветеринар.

Поначалу Ула была самым сенсационным пациентом во всей клинике, но вскоре выяснилось, что она и один из наиболее послушных и терпеливых. Когда обезьянку приносили в ее белой бельевой корзинке, она с самым серьезным видом протягивала руку для приветствия врачам и сестрам и не сопротивлялась во время обследования (важно было лишь, чтобы один из членов семьи при этом присутствовал). Решено было сделать Уле переливание крови, которое должно было резко улучшить ее состояние. Определили группу крови (у человекообразных обезьян схожие с человеком группы крови). В качестве донора предложил свою кровь требуемой группы «А» наш приятель, кинорежиссер, снявший очень интересный научно-популярный фильм об Уле.

Однако влить обезьянке донорскую кровь оказалось делом отнюдь не легким. Ведь даже маленькому ребенку значительно трудней попасть иголкой шприца в вену на руке, чем взрослому человеку. А у Улы не только вена была тонкой, да еще и кожа грубой: прокалывалась она с трудом, а под ней вена все время ускользала в сторону, и мы все втроем — два врача и я — целых двадцать пять минут возились с ней и никак не могли попасть куда следовало. А Ула покорно протягивала нам свои худенькие ручки, то одну, то другую, и с интересом следила за нашими манипуляциями. В какой-то момент она сама ухватила иглу, пытаясь уколоть себя в руку.

Густая, почти черная кровь, стекающая в пробирку из руки донора, оказала на обезьянку совершенно чудодейственный эффект. Во всяком случае, в тот момент. Маленькое вялое существо ожило буквально на глазах. Кровоточащие десны после всего лишь одноразового введения значительной дозы витамина С на другое утро уже пришли в норму. Во всех старых книгах об обезьянах можно найти упоминание о своеобразной «гнилостности ротовой полости», свойственной этим обезьянам. По-видимому, эта болезнь зачастую нападала на обезьян, которых прежде везли в Европу долгим морским путем. Лечили ее ежедневным втиранием в десны лимонного сока, и, как правило, спустя четыре — шесть недель болезнь удавалось побороть. Совершенно ясно, что «гнилостность рта» была не чем иным, как цингой, вызываемой недостатком витамина С в организме. Потому что на сегодняшний день, когда время перевозок значительно сократилось и обезьянам на современных судах обеспечена полноценная фруктовая диета, болезнь почти полностью отступила.

Заболевание же у нашей Улы можно было рассматривать как наглядный пример того, что обезьяны, привыкшие почти полностью питаться растительными кормами и фруктами, нуждаются в значительно большем количестве витамина С, чем мы, люди. Та порция витамина, которой хватает для нас, чтобы остаться здоровыми, для них совершенно недостаточна, чтобы уберечься от цинги.

А то, что у человекообразных обезьян схожие с нашими группы крови, многих людей весьма поражает. Но общность наша на этом отнюдь не ограничивается! Известно, что реакция связывания белка позволяет выяснить принадлежность следов крови. Зачастую человеческая жизнь зависит от того, удастся ли следствию доказать, что кровяные брызги на топоре — следы человеческой, а не куриной крови. Эти пробы крови позволяют отличить бычью кровь от свиной, кошачью от тигровой, заячью от барсучьей и так далее. Однако установить подобную разницу между ослиной и лошадиной, собачьей и волчьей кровью не удается, потому что эти животные слишком близкородственны между собой и имеют общих предков. Вот и шимпанзе никак не отличишь от человека по анализу крови… [1]

Я все собирался навестить одного своего старого знакомого, да, наверное, так бы и не собрался, не скажи он мне однажды, как бы невзначай, что завел себе ферму по разведению нутрий. Я не поленился поехать за город, чтобы посетить его владения, и в ближайшее воскресенье был уже там.

Для того, кому приходилось читать книги индейского писателя Веша Квонесина, где он описывает жизнь своих «младших братьев», бобры навсегда останутся совершенно особыми существами. Даже если речь идет не о знаменитых маленьких строителях плотин с их уплощенными лопатообразными хвостами, а об их южноамериканских родичах — «болотных бобрах», или нутриях с круглыми и длинными «крысиными» хвостами. Называть их лучше все же нутриями, чем болотными бобрами, потому что они совсем не оправдывают такого названия: к болотам они не испытывают никакого интереса, а тяготеют к речным и озерным берегам, где роют себе норы в отвесных береговых склонах. Однако примитивное строительное искусство, которым владеют даже кролики, представителей семейства бобров не устраивает. Как только появляются на свет их пушистые (уже с шерстным покровом) забавные детеныши, родители строят для них плавучие гнезда из тростника, на которых и разъезжают вместе с ними, как на плотах.

Тот, кому когда-либо приходилось видеть крысиное гнездо с противными голыми и слепыми крысятами, а потом когда-нибудь держать в руках пушистый прелестный комочек — новорожденную нутрию, которой даже приятно дать поползать по своим рукам и плечам, тот всегда будет возмущаться, услышав, как некоторые люди называют их «бобровыми крысами». Более того, даже старик Брем считал, что они «ближе к крысам», чем к кому бы то ни было. И все из-за их несчастного хвоста! А между прочим, именно этот длинный голый хвост причиняет нутриям в холодные зимы излишние хлопоты и неприятности. Дело в том, что в таком хвосте мало мускульной ткани и много сухожилий, из-за чего он плохо снабжается кровью и легко обмораживается. Однако было замечено, что нутрии с обрубком хвоста вполне спокойно без него обходятся.

В прежнее время, как правило, всегда больше интересовались красивыми шкурками диких нутрий, чем образом их жизни у себя на родине. До 1800 года европейские меховщики получали из Буэнос-Айреса ежегодно не больше пятнадцати тысяч шкурок нутрии. Но постепенно спрос на них все повышался, у местных ловцов все сильней разжигали страсть к наживе, пока к началу XIX века все норы и подземные ходы мирных маленьких зверюшек не были со всех сторон обложены капканами или затоплены водой вместе со всеми своими обитателями. К началу нашего столетия в Европу из-за океана прибывало уже ежегодно около двух миллионов этих мягких шкурок. Ну а потом, как случается при всяком хищническом отлове, палку перегнули: в последние годы удавалось добыть не больше десяти тысяч зверьков.