А Купере-Крик находилась где-то за 700 километров к северу; местность на всём этом протяжении была неисследованной и, по всей вероятности, безводной, к тому же приближалось жаркое тропическое лето. Однако Бёрк, несмотря ни на что, решился пуститься в путь – вероятней всего из страха, что его опередит некто Джон Мак Дуалл Стюарт, направившийся во главе другой экспедиции из Аделаиды в эти же края с той же целью – пересечь материк.

Итак, Бёрк отправился в дальнейший путь со значительно меньшим отрядом: его сопровождали 8 всадников, 16 верблюдов и 15 лошадей с поклажей.

Через 22 дня, 11 ноября 1860 года, им удалось достигнуть высохшего русла Куперс-Крика. Они были крайне удивлены, заметив там следы копыт одинокой лошади, но так и не нашли этому никакого подходящего объяснения.

Когда отряд разбил свой лагерь, на него напали полчища крыс. Весь провиант пришлось держать подвешенным на деревьях. Однако нетерпеливому Бёрку возее не улыбалась перспектива провести здесь жаркое лето так, как это сделал 15 лет назад его предшественник Чарлз Стёрт. Ему хотелось как можно скорей добраться до северного побережья Австралии, до залива Карпентария. Вместе с молодым англичанином Уильямом Джоном Уиллсом он не раз делал довольно далёкие вылазки из лагеря.

Тем временем становилось всё жарче. Температура доходила в тени до 43° по Цельсию (109° по Фаренгейту). Несмотря на это, Бёрк 13 декабря двинулся вместе с Уиллсом, Кингом и Греем на север. Животных использовали почти только для перевозки поклажи – продуктов питания и воды. Четверо мужчин под палящим солнцем прошагали пешком 2600 километров до океана и обратно. Грей вёл под уздцы лошадь Билли, а Кинг тащил за собой на верёвке шестерых верблюдов.

Начальником отряда, оставшегося на Купере-Крике, был назначен бригадир Вильям Браге. Чтобы обезопасить себя от назойливого интереса, да и возможного нападения туземцев, лагерь огородили штакетником.

Бёрк, уходя, распорядился, чтобы Браге ждал его здесь, на этом месте, три месяца. Если же он и его спутники к этому времени не вернутся, значит, они наверняка погибли, потому что взятого с собой провианта им хватит не больше чем на такой срок. К сожалению, Бёрк не оставил своего распоряжения в письменном виде, из-за чего после начались расследования, обвинения и судебные процессы. Он не вёл даже дневника, и если бы не Уилле, очень одарённый, образованный и к тому же выносливый молодой учёный, который делал это за него, то вся экспедиция в конечном счёте оказалась бы почти бессмысленной.

Только благодаря необычайно мягкому лету 1860/61 года Бёрку удалось пересечь континент и выйти к заливу Карпентария, а затем вернуться тем же путём назад. Долго он шёл по однообразным, нескончаемым, гладким, как стол, равнинам, на которых до самого горизонта не видно ни малейшего ориентира, не раз пробивался сквозь песчаные бури, превращающие день в ночь, и вышел наконец на северное тропическое побережье, где растут редкие пальмы и другие, чем на юге, виды эвкалиптов.

Поскольку почва становилась все влажней и вскоре превратилась в настоящее болото, Бёрк решил оставить Кинга и Грея с верблюдами на месте, а к берегу океана пробираться только вдвоём с Уиллсом и лошадью Билли. Они достигли его 10 февраля 1861 года. Правда, добрались они только до канала в болотах, но вода в нём действительно была солоноватой на вкус и во время прилива поднималась на 20 сантиметров. Открытого моря, самого залива Карпентария им так и не удалось увидеть. Впрочем, земли вокруг залива уже 17 лет до этого пересёк Лейхгард, только с востока на запад.

Особенно тяжело приходилось лошади Билли. Вот что записал в своём дневнике Уилле: «Когда мы переводили лошадь через реку, на одной из отмелей она так глубоко увязла в зыбучем песке, что нам никак не удавалось её оттуда вытащить. Наконец мы догадались подкопаться под неё с той стороны, где было поглубже, и с размаху толкнуть в воду, чтобы она поплыла. Мы надёжно упрятали свою поклажу и пошли дальше по берегу реки. Однако почва почти повсюду была такой вязкой и зыбкой, что наша лошадь никак не могла по ней передвигаться. Примерно через восемь километров, когда мы пересекали ручей, она снова провалилась в трясину и после этого уже настолько ослабла, что у нас появились сомнения в том, сумеем ли мы вообще заставить её идти дальше».

Когда Уилле и Бёрк вернулись к своим товарищам, караулившим верблюдов, было решено как можно скорей отправляться в обратный путь: почти за два месяца, которые потребовались для перехода до залива, они съели более двух третей своих продовольственных запасов. Однако все чувствовали себя бодро и без малейших колебаний решились отправиться обратно с весьма небольшим количеством провианта (ведь в крайнем случае можно было съесть нескольких верблюдов).

Он был, по-видимому, ужасен, этот обратный путь. Продуктов становилось всё меньше и меньше. Бёрк делил их ежедневно на четыре порции, которые закрывал сверху бумагой с номерами – каждый выбирал себе номер, не видя, что под ним лежит.

При таком способе делёжки не возникало споров между изголодавшимися и ослабевшими людьми. Чувствовали они себя с каждым днём все хуже, и записи в дневнике Уиллса становились все короче.

Дойдя в марте до реки Клонкарри, они обнаружили там своего верблюда Гола, которого им пришлось в своё время здесь оставить из-за болезни. Вид у него был самый плачевный: животное, видимо, очень страдало от одиночества и, судя по следам, несмотря на полную свободу, никуда далеко не отходило от того места, где его оставили. Всё это время верблюд беспокойно бегал взад и вперёд по тропинке и утрамбовал твёрдую гладкую дорогу. Увидав своих сородичей —других верблюдов, дромадер сразу успокоился и принялся щипать траву. Но видимо, ему уже ничем нельзя было помочь. Когда экспедиция через четыре дня пустилась в дальнейший путь, этот верблюд был не в силах следовать за нею, даже несмотря на то что с него сняли седло и всю поклажу.

Запись в дневнике от 10 апреля:

Однажды Уилле случайно увидел, как Грей тайком, спрятавшись за дерево, поедал муку. А ведь именно ему было поручено хранение продуктов. Провинившемуся Бёрк задал основательную трёпку. И несмотря на жалобы Грея на боли и слабость, которыми он всем досаждал в последующие дни, ему никто не верил, считая, что его просто мучают угрызения совести. Но утром 17 апреля Грея обнаружили мёртвым в спальном мешке. Все настолько ослабли, что не смогли зарыть его в землю глубже чем на метр.

Оставшиеся в живых трое мужчин к вечеру 21 апреля при свете луны дотащились до лагеря на Купере-Крике, мечтая досыта наесться, надеть целые ботинки и сменить рваные пропотевшие лохмотья на новую одежду.

Но лагерь был пуст.

На стволе одного из деревьев было вырезано ножом: «Копай в трёх шагах на северо-запад». Бёрк был настолько измучен и потрясён, что лишился чувств. Уилле и Кинг принялись рыть в указанном месте и вытащили ящик с продовольствием и бутылку, в которой лежал исписанный карандашом листок. Из записки они узнали, что Браге покинул лагерь сегодня, девять часов назад, и с 12 лошадьми, шестью верблюдами и всеми припасами двинулся в сторону Менинди. Заканчивалась она словами: «Если не считать одного человека, которого брыкнула лошадь, все остальные члены экспедиции и животные здоровы».

Было ли это злосчастной случайностью или коварством судьбы, что Браге, который четыре месяца терпеливо дожидался своих товарищей, всё время надеясь на их возвращение, ушёл буквально за несколько часов до того, как они, измученные и обессиленные, дотащились до лагеря? Этого никто не может сказать. Ведь Браге мог уйти и раньше, сославшись на распоряжение Бёрка ждать только три месяца. Тем не менее он пробыл па Купере-Крике ещё четыре недели. Но когда отряд Бёрка не вернулся спустя и этот срок, Браге решил, что те четверо либо погибли, либо спаслись, повернув в восточном направлении и выйдя к Квинсленду. Задерживаться дольше он не мог, у него не хватило бы продовольствия. Однако позже он никак не мог объяснить, зачем написал в записке, что вся его группа находится в добром здоровье. На самом же деле тяжелобольной Паттен умер уже через несколько дней после выхода из лагеря, а остальные трое сильно страдали от цинги. Это хвастливое сообщение и сбило с толку Бёрка, решившего, что им, измученным и обессилевшим, не догнать группу бодрых и здоровых людей. На самом же деле Браге пришлось устроить привал вечером того же дня всего в 23 километрах от Купере-Крика.