Однако, несмотря на это предохранительное средство, женщины часто бывали беременны. В тех случаях, когда это было нежелательно — а это случалось чаще всего, — прибегали без зазрения совести к опасному средству — аборту. Аборт был тогда в полном смысле слова обычным явлением. В каждом более или менее крупном городе имелось немало врачей, специально занимавшихся этим промыслом: в их приемных всегда толпилась масса пациенток. Все акушерки торговали средствами делать аборт и часто сами прибегали к хирургическому вмешательству. Кроме того, и среди девушек и женщин знание таких средств было чрезвычайно распространено, по-видимому более, чем во все предыдущие времена. Воспитание девушки тогда считалось незаконченным, если она не была посвящена в эту тайну.

«Как глупо со стороны вашей матушки, что она ничего вам об этом не сказала!» — воскликнула однажды одна светская дама, когда подруга призналась ей в своем критическом положении, которое ее очень тяготило.

Множество женщин этой эпохи устраивали из года в год аборт. Так как, однако, здесь речь шла о науке весьма опасной — и тогда, несомненно, еще более опасной, чем теперь, — то немудрено, что эта «наука» имела массу жертв. Современники часто сообщают нам о смерти молодых девушек или женщин, погибших вследствие аборта.

Если это средство не приводило к желанной цели, то дамы старались по крайней мере рожать тайно. Случай к этому представлялся на каждом шагу. Более всего данных о тайных родильных приютах, о том, в каком крупном масштабе они велись и как они прекрасно функционировали, имеется у нас относительно Англии. В своей появившейся в 1801 г. в Готе «Картине лондонских нравов» Гюттнер говорит: «У нас имеется здесь очень много частных домов, где молодые дамы могут тайком разрешиться от бремени и оставить своих незаконных детей. В любой почти газете вы можете прочесть объявления об одном или нескольких таких заведениях, и говорят, что их содержатели много наживают на этом почтенном ремесле».

Известный французский обычай, доступный, впрочем, только имущим, состоял в том, что ребенка тотчас же после рождения отсылали в деревню, к «кормилице», очень часто даже не знавшей имени матери. Так как такая «кормилица» получала лишь единовременное пособие, а большинство матерей совершенно не заботились о своем нежеланном потомстве, то этот выход представлял, собственно, только более «гуманную» форму детоубийства — явления, тогда, впрочем, весьма распространенного. Эти честные женщины занимались вовсю профессией делать ангелов. Вероятно, три четверти всех отданных таким «нянькам» детей погибло, что, впрочем, и совпадало в большинстве случаев с желанием самих родителей.

В качестве последнего и важнейшего корректива всегда оставалось еще одно средство — искусственное воссоздание физической девственности.

Именно потому, что девственность «стала дешева», ее ценили так высоко. И потому каждая хотела быть всеми искомым и всеми желаемым исключением, то есть каждая хотела быть и остаться девушкой, несмотря на все бури галантной жизни. Один врач сообщает: «Желание прослыть целомудренной девушкой так велико, что не боятся испытать самую сильную боль, так как есть очень много влюбленных женщин, подвергшихся болезненной операции, лишь бы сойти за девушек и вступить в законный брак».

И в самом деле, большинство девушек считалось в эту эпоху «девственницами» вопреки пословице: «Все можно купить за деньги, только не девственность». Ибо как раз ничто так легко нельзя было купить за деньги, как именно девственность. Если большинство женщин знало, как предохранить себя от беременности и как освободиться от ее последствий, то не меньшее их число имело также понятие о том средстве, которое, по словам одного сатирика, «может превратить последнюю падшую женщину в ангела». К домашним средствам, известным уже Средним векам и Ренессансу, передававшимся из поколения в поколение, опыт и рафинированность прибавили еще бесчисленное множество других: капли и втирания. Современные врачи перечисляют целый ряд подобных стягивающих средств: отвар желудей, мирры, кипарисовых орехов и т. д.

Были в ходу, однако, и гораздо более утонченные средства симулировать девственность. Если доверчивого кандидата в супруги и нетрудно было обмануть, то это было не так легко сделать с Дон Жуаном... Поэтому пускались в ход сшивания. Подобные операции делали отчасти врачи, еще чаще опытные в своем ремесле сводни. Что этот возмутительный обычай, существовавший, впрочем, издавна, был чрезвычайно распространен, видно хотя бы из того, что эти приемы даже нашли отражение в драматургии. Укажем на комедию Сервантеса «Мнимая тетка», подтверждающую все нами сказанное.

Однако опытных жуиров и это средство не могло ввести в заблуждение. Так как они знали все обманные приемы, то требовали от своих поставщиков вместе с товаром и удостоверения в том, что он соответствует предъявленным к нему требованиям. Немаловажным доказательством огромных размеров практиковавшихся тогда добрачных половых сношений служит поэтому обстоятельство, что только те девушки считались «на рынке» девственницами, девственность которых была удостоверена врачебным свидетельством. Врачи, выдававшие подобные свидетельства, были или доверенными лицами жуиров, или же присяжными ассистентами профессиональных своден: в последнем случае они, правда, очень часто находились на службе у сводни и были обязаны замаскировать инсценированный ею обман.

В среде мелкого мещанства также ни один мужчина не хотел «купить кошку в мешке», однако здесь пользовались обыкновенно старинными «верными» симпатическими средствами. Наиболее распространенным таким средством был опыт: «Дуть, пока снова не зажжется только что погашенная свеча». Если этот опыт удавался девушке, ее жених заключал отсюда, что у его милой безупречная репутация. У нас есть сведения, говорящие, что большинство девушек подвергалось — иногда в шутку, иногда всерьез — такому испытанию своими кавалерами. Подобные фокусы, однако, едва ли служили к успокоению сомневающихся, так как они, вероятно, часто не удавались, хотя все молодые девицы и упражнялись усердно тайком в этом и тому подобных искусствах. Благоразумные люди называли поэтому такие приемы «вредным суеверием, без нужды подтачивающим доверие», и предостерегали от него.

Женское лоно в пластических искусствах символизировалось в виде розы. Символом девственности служил нераспустившийся розовый бутон. Девушка или гордо держит его в руке, или защищается им против дерзкого похитителя. В Голландии невеста, сохранившая до свадьбы свою физическую невинность, надевала фартучек с затканным в определенном месте бутоном розы. Утерянная невинность символизировалась разным образом. Самыми обычными символами были разбитый кувшин и разбитое зеркало. Девушка, плачущая над разбитым кувшином или зеркалом, оплакивает на самом деле потерянную невинность.

Было бы непростительно игнорировать движущие причины раннего полового общения. На заре абсолютизма вся Германия представляла страну не только бедную, но и безлюдную, так как здесь победа абсолютизма покоилась на последствиях Тридцатилетней войны. В XVII столетии поэтому не существовало здесь более важной проблемы, чем интенсивное увеличение народонаселения. Производить на свет как можно больше детей было теперь высшей обязанностью мужчин, быть беременной и рожать потомство - постоянной обязанностью женщины. Само собой понятно, что это должно происходить в рамках брака, но не менее понятно и то, что такая эпоха относится более снисходительно и к внебрачным половым сношениям, тем более что тогда, под гнетом необходимости, подвергались пересмотру даже законы единобрачия. Лучше всего подтверждается это указом, изданным франконским окружным съездом в Нюрнберге 14 февраля 1650 г.: им разрешалось «в продолжение следующих десяти лет каждому мужчине иметь двух жен». Чтобы создать должное количество человеческого материала, была, таким образом, временно упразднена основа брака, моногамный его характер, и санкционирована полигамия. А политика народонаселения, которую был вынужден вести в своей безлюдной стране Фридрих II, чтобы иметь солдат и налогоплательщиков, приводила его еще сто лет спустя к подобным же последствиям в области уголовного права.