Добродетельная служанка. Французская гравюра. 1805

Искусство и в данном случае разоблачает эту сокровенную мечту мужчины. Все изображения женщины проникнуты этими тенденциями. Классическим литературным примером может служить гениально-остроумная «Песня песен» Гейне, этот гимн в честь женского тела. Женщина только лакомый кусочек для чувственности, олицетворение наслаждения. Она только красивое тело. Ум и душа ее не играют никакой роли для мужчины, который ищет и находит у нее нечто совсем другое.

Впервые появилась и восторжествовала эта эротическая нотка в новом идеале женской красоты в эпоху Директории, стало быть, в конце XVIII в. В этот пери¬од античные богини получили явно выраженный пикантный оттенок древних жриц любви. Такие женщины считались и в жизни наиболее прекрасными.

После падения наполеоновской империи наступила реакция в том смысле, что теперь совершенно исчезают величественные фигуры. Место их заняла мещаночка. После мучительных родов, произведших на свет новое буржуазное общество, люди жаждали покоя. Последующая эпоха провозгласила поэтому идеалом женщину, рядом с которой надеялись найти уют, тихое семейное счастье, рядом с которой мужчина не испытывал ни вечного беспокойства, ни великой страсти. Необходимо принять во внимание и то обстоятельство, что благоразумное и степенное мещанство стало тогда надолго — по крайней мере во Франции и Германии — задававшим тон классом. Но то был лишь переходный момент, да кроме того, эпоха подготовительная, эпоха, подготовлявшая почву для собственно современной жизни, когда капитализм достиг своего полного развития и когда соответственно с этим был рожден новый идеал женской красоты.

Отныне можно было наслаждаться полными глотками, ибо теперь были налицо средства, позволявшие доставлять себе какие угодно изыски. И люди в самом деле наслаждались с жадностью и упоением изголодавшихся, а эти люди были вместе с тем, как мы знаем, пышущие силой parvenus. Пышность и роскошь — таков их вкус. Эта историческая ситуация породила пресловутый идеал женской красоты Второй империи во Франции. Женщина представляла собой тогда не только красивое тело, перед которым преклонялись и романтики, но и, кроме того, цветущее и пышное тело, в котором так приятно было потонуть. Эпоха, любящая внешнюю помпу, всегда отдает предпочтение пышному телу, так как последнее назойливо бросается в глаза. Новым идеалом красоты стала женщина с крупными формами, женщина с могучим туловищем, крепкой, скорее слишком большой, чем слишком маленькой грудью, грудью, грозящей разорвать корсет, с ослепительными, величественными плечами, с выступающими бедрами и выпуклыми ляжками. То женщина, всюду распространяющая аромат своего тела, приводящая мужчину в возбужденное состояние, женщина, которой он подчиняется, которой он приносит в дар огромные состояния, — словом, женщина-кокотка. В образе Нана Золя нарисовал наиболее верный и точный портрет этого женского типа. В эту эпоху у женщины ищут и от нее требуют тех же наслаждений, как в публичном доме, и потому со всех картин на нас смотрят красавицы из публичного дома. Идеал салонной кокотки господствовал в продолжение многих десятилетий во всех странах — в Англии и Германии, во Франции и Австрии. Его родиной был Париж, и отсюда он покорил весь мир. И это очень характерно для истинных причин, определяющих идеал красоты всех эпох. Это не расовые признаки. Ибо если пышное женское тело с полными соблазнительными формами и отвечает вполне расовому венскому типу, то с парижским оно не имеет ничего общего. Парижанка, как известный расовый тип, хотя и отличается чувственными округлыми формами, но все же стройна. Никогда величественная или помпезная пышность не была ее специфической расовой чертой. И несмотря на это, именно в Париже возник этот идеал, и здесь особенно громко раздавалась хвала ему в красках и словах.

И это вполне логично. То был естественно родившийся идеал внезапно разбогатевшей буржуазии, для которой любовь была равносильна наслаждению, которая хотела наслаждаться, не боясь никаких эксцессов.

А Париж эпохи Второй империи представлял для этих тенденций не только очень благоприятную, но до известной степени даже единственную в своем роде историческую почву. Начавшийся во Франции при короле-мещанине экономический расцвет доставил французской буржуазии огромные состояния. В эпоху Второй империи этот процесс достиг еще более грандиозных размеров. Так возникли не только необходимые экономические предпосылки, но и самый стимул к роскошной жизни буржуазии. А что эти предпосылки осуществились здесь в таком смелом масштабе, как ни в одной другой стране, объясняется, в свою очередь, особыми условиями наполеоновского владычества.

В мечтах. Венская гравюра

Наполеоновский режим был правительством незаконным. Пусть он выстраивался на коалиции рясы и сабли, против него была вся роялистская аристократия. Наполеону III приходилось поэтому опираться на разбогатевшую, лишенную всяких политических идеалов буржуазию. При таких условиях он должен был стать покровителем роскоши. Ибо это была единственная форма, в которой он мог подействовать на сердца буржуазных делателей денег, равнодушных ко всему прочему. Характерная для эпохи роскошь должна была достигать своих крайних пределов при дворе Наполеона и отсюда сиять над Парижем, а также и оплодотворять его. Париж должен был стать для всего мира магнитной горой наслаждения и удовольствий. Так оно и случилось, и притом в самом широком масштабе.

Париж Второй империи сделался для всех, кто хотел до дна испить чашу наслаждения, своего рода Меккой. Этой жажде наслаждения и роскоши вполне соответствует вышеописанный по существу грубый и вульгарный идеал красоты. Разврат был для женщины этой эпохи физической потребностью и вместе средством доставлять себе роскошь, без которой она не могла обойтись. Так как в других странах и городах имущие классы не находили тех же благоприятных для удовольствий условий, то там, например в Германии, тип женщины-кокотки и не получил такого же развития.

Этот идеал не исчез вместе со Второй империей, так как аналогичные условия вскоре определились и установились и в других странах. Он продолжал господствовать в слегка смягченном виде до 80-х гг. Только эпоха так называемого fin de siecle'a внесла в этот идеал новый и яркий корректив. Чувственные удовольствия все более утончались, и потому место крепкого и здорового заняло все рафинированное, так как только в нем находили новое возбуждение люди сытые и пресытившиеся. Формы женщины должны были, естественно, стать менее полными и крупными. Тип женщины, обнаруживающей здоровый любовный аппетит, производил теперь отталкивающее впечатление. Предпочтение и премия даются теперь артистке любви, умеющей, как волшебница, из ничего создавать целое меню изысканных блюд.

Истинная артистка любви должна иметь очень тонкие нервы. Она поэтому состоит из одних только нервов. Линии тела становились в силу этого не только все деликатнее и капризнее, но и все стройнее. Высшей точкой этого развития становится декадентский вкус, считающий красивой женщину с мало развитыми бедрами и грудью. В настоящее время мы находимся как раз под знаком этого вкуса. Светская дама, отличающаяся не только «вкусом», но и «полными формами», отдается ежедневно в руки массажистки, умеющей смягчить естественную полноту ее бедер, талии и т. д. Или она систематически морит себя голодом, или принимает пилюли, будто бы освобождающие женщину от излишней с точки зрения господствующего вкуса телесной полноты.

Здесь необходимо упомянуть, что в недрах нашей эпохи заложены, однако, и другие тенденции. Уже несколько десятилетий как человечество инстинктивно стремится к новому возрождению. Грядущие поколения должны быть здоровыми, сильными, способными к творчеству, так как их ожидают новые, великие задачи. Если нужно указать на художественное воплощение этого стремления ввысь, то достаточно вспомнить типы великого Курбе и бессмертного Родена. Так называемая светскость в них уже совершенно отсутствует. Женщины Курбе похожи на здоровую, жизнь творящую и жизнь поддерживающую природу. А «Мыслитель» Родена уже не только воплощение духа, не только счетная машина, но и великолепнейшее соединение тела, духа и энергии.