Но не следует отметать и чисто человеческий инстинкт мести, особенно проявляющийся во время войн. Желание о возмездии может представлять собой неразумные, абсурдные эмоции, но такие события, как битва при Хаттине и осада Акры, использовались для маскировки этих эмоций под «покровом» логики. Конечно, очень часто акты возмездия совершались открыто, чтобы их таковыми и считали; ведь неспособность по-настоящему отомстить рассматривалась бы как проявление слабости. Когда Ричард написал аббату Клэрво о своей победе, тон его письма был совершенно спокойным и деловым. О пленниках и условиях перемирия с Саладином он написал так: « Но сроки истекли, и поскольку соглашение, к которому мы с ним пришли, утратило силу, мы, как полагается, сарацин, которых держали в темнице — всего около 2600, — предали смерти». Всякий анализ стратегии и более глубокомысленные объяснения были оставлены для летописцев. И у арабских, и у латинских хронистов неизменно присутствует аспект мести. Автор « Путей пилигримов и деяний короля Ричарда» пишет, что крестоносцы испытывали большое желание привести смертный приговор в исполнение: « Воины сразу бросились и выполнили его [Ричарда] приказ незамедлительно. Сделали они это с легким сердцем и с Божьего одобрения, чтобы отомстить за христиан, убитых турками из луков и арбалетов».
Бахаеддин ибн Шеддад также признает такую возможность: «Говорил, что они убили их в отместку за своих погибших». (Здесь, возможно, автор ссылается на убитых во время осады шестерых знатных крестоносцев.) Осада длилась почти два года и принесла крестоносцам большие потери. Здесь сложили головы многие выдающиеся фигуры западного христианского мира, и вполне вероятно, что не только простые воины и рыцари желали, чтобы мусульмане дорого заплатили им за погибших. Не стоит также забывать и о том, что в сердцах многих крестоносцев зияла рана от горького поражения при Хаттине. Видимо, крестоносцы хотели отомстить за то побоище, и особенно громкий призыв исходил от тамплиеров: во время осады Ричард особенно взаимодействовал именно с ними. Кроме того, в стычке с мусульманами под Акрой они потеряли еще одного своего великого магистра.
При сравнении битва при Хаттине и осада Акры, а главное, сопутствующие им события, показывают, насколько просто было поддержать и сохранить череду возмездий противников по отношению друг к другу. И в самом деле, спустя некоторое время после падения Акры Саладин регулярно отдавал распоряжения о казни пленников. Иногда их даже разрубали на части, чтобы удовлетворить чувство мести своих воинов. Каждая такая резня не наносила особого вреда рыцарским репутациям ни Ричарда, ни Саладина, что хорошо прослеживается в откровениях их современников-летописцев. Многое просто не замечалось на фоне достигнутых военных успехов: после Хаттина Саладин взял Иерусалим; после Акры Ричард вернул под контроль христиан многие важные территории, что в значительной мере позволило латинским королевствам в Святой Земле продержаться еще почти столетие. Но и при поражениях эти вожди редко получали от современников сколько-нибудь резкое осуждение. Все понимали, что идет война, и на многое закрывали глаза. А что касается личной дружбы между Ричардом Львиное Сердце и Саладином, то после падения Акры она даже окрепла…
Азенкур, 1415
Битва при Азенкуре в какой-то мере соперничает с битвой при Гастингсе и считается в англоязычном мире одним из наиболее знаменитых сражений. Несмотря на то, что кроме чисто военной составляющей эта битва оказала минимальное историческое воздействие, в анналах английской истории ей отведено одно из самых видных мест. Несомненно, что столь высокая рейтинговая позиция объясняется выдающейся победой: безнадежно уступающий врагу по численности отряд отважных англичан под командованием храброго короля нанес сокрушительное поражение армии отборного французского рыцарского войска, совершив выдающийся подвиг, проявив доблесть и доказав полное и несомненное превосходство английского джентри. Неудивительно, что образ Генриха V из одноименного произведения Шекспира был положен в основу художественного фильма (1944 г.), который публика восприняла с нескрываемым энтузиазмом на фоне тяжелых боев в Европе во время Второй мировой войны.
Реальность, как водится, была несколько иной. Англичане не настолько уступали французам в численности, как считалось буквально до недавних пор. Рыцарский облик Генриха V все же остался целым и невредимым, несмотря на жуткую резню части пленников, захваченных в день сражения. Этот эпизод, неразрывно связанный с самой битвой, привлекает к себе самое пристальное внимание. Несомненно, всеобщая известность такой выдающейся победы означает, что этот куда менее славный завершающий эпизод не может быть так уж легко упущен из виду. Среди историков (особенно англоязычных) бытует мнение о том, что устроенная резня хотя и заслуживает сожаления, но вполне объяснима и понятна с учетом событий той эпохи. Однако лишь несколько источников соединяют воедино все факторы, которые целиком и полностью объясняют, почему Генрих V принял свое роковое решение в день памяти святых Криспина и Криспиниана — 25 октября 1415 года.
Путь к Азенкуру пролегал через длительную историю англо-французского конфликта, разгоревшегося с новой силой, когда Эдуард III в середине XIV века предъявил претензии на французский трон. Это, собственно, и послужило началом Столетней войны. При Генрихе V война возобновилась с новой силой. Нерешительные притязания Генриха относительно французской короны были лишь предлогом; другим поводом стало его требование о соблюдении условий мирного договора, подписанного в Бретиньи в 1360 году. Он вовремя воспользовался внутренними противоречиями во Франции, что серьезно ослабляло французов в военном отношении, и попытался в то же время укрепить собственные позиции внутри своего королевства. В Англии многие продолжали раздражаться по поводу того, что отец Генриха, Генрих IV, узурпировал трон у Ричарда II в 1399 году. Это пятно неизбежно падало и на его сына. Отдавая дань освященной веками традиции, которая сохранилась со времен Древнего Египта до наших дней, Генрих V уповал на то, что победоносная война за границей сможет несколько смягчить волнения в собственной стране. Если требовалось какое-нибудь дополнительное оправдание для такого циничного шага, то оно появилось в день отплытия Генриха во Францию из Саутгемптона, когда была разоблачена попытка государственного переворота, после чего всех зачинщиков обезглавили. Этим Генрих стремился не только укрепить свой режим, но и утвердиться в роли главного воинствующего монарха христианского мира. И здесь Генрих добился впечатляющего успеха. История благоволит победителям и, следовательно, относится терпимо — либо совершенно игнорирует — к средствам, которыми достигается победа. Один английский историк фактически характеризует устроенную Генрихом резню сотен пленных как «мелкий грешок».
Поиск личной славы зачастую считается основным мотивационным фактором средневекового рыцаря. Естественно, при Азенкуре это внесло значительный вклад в разгром французов. Король являлся самым главным рыцарем и, как ожидалось, должен был обрести наивысшую славу и тем самым укрепить свой авторитет и власть. В этом отношении Генрих сразу же получил непреодолимое преимущество над своим французским визави, Карлом VI по прозвищу «Возлюбленный». Однако более точным является другое его прозвище — «Безумный». Первый приступ умопомешательства случился с Карлом, когда ему было чуть больше двадцати лет: в 1392 году он в припадке убил нескольких своих спутников, сопровождавших его на охоте. С тех пор он все чаще страдал приступами безумия. Результатом стала гражданская война во Франции и привлекательная возможность для Генриха продемонстрировать свое превосходство на континенте по отношению к, казалось бы, лишенному лидерских качеств врагу.
Облик Генриха представлял собой разительный контраст в сравнении с внешностью немощного французского короля. Современники изображали Генриха в выгодном для него свете: энергичным, внимательным, справедливым, решительным, благочестивым и бесстрашным полководцем. Генрих, как и Ричард Львиное Сердце, всегда был готов повести за собой войско — что, должно быть, производило впечатление на французов, поскольку их собственный король был явно не способен на это. Воинская доблесть считалась важным элементом средневековой монархии, и Генрих собирался еще более укрепить — а потом и выгодно использовать — свою военную репутацию, чего бы это ему ни стоило. Франции была уготована роль арены для представлений и ведущей темы его царствования.