— Дедли-Ган! Благословен Большой Дух, показавший сегодня апачу твое лицо; пусть он благословит твою руку, чтобы она убила своих врагов! Мой брат скакал на огненном коне?
— Да. Золото, которое он нашел благодаря апачам, он продал на востоке и теперь едет обратно, чтобы найти еще. Зачем мой мудрый" брат хотел уйти и потом вернуться?
— Душа ночи черна, а дух вечера темен и угрюм; Виннету не смог узнать брата, лежащего на земле. Однако он видел человека, который стоит там, на холме, и ждет, когда придет поезд. Апач уйдет, чтобы закрыть глаза огаллала, потом он вернется! — В следующее мгновение он исчез.
Несмотря на темноту ночи, на близлежащем холме можно было различить фигуру человека, которая даже для тренированного глаза зверобоя представлялась смутным и неясным пятном на фоне усыпанного звездами неба. Очевидно, огаллала выставили дозорного, чтобы он вовремя увидел свет приближающегося поезда. Белому человеку было бы весьма трудно, а скорее, даже невозможно подобраться к нему незамеченным; Дедли-Ган, однако, хорошо знал, как отлично апач умеет ползать, и поэтому он понимал, что огаллала скоро исчезнет.
Прижавшись к насыпи, он ни на мгновение не упускал его из вида. И в самом деле, прошло лишь несколько минут, как вдруг около дозорного мгновенно выросла какая-то фигура и оба, сцепившись, покатились по земле. Нож апача сделал свое дело.
Прошло довольно много времени, прежде чем он вернулся; никем не замеченный, прополз он вокруг всего лагеря индейцев и теперь мог доложить Дедли-Гану о результатах рекогносцировки.
Огаллала сняли с пути несколько рельсов и положили их вместе со шпалами и стволами деревьев поперек дороги. Поезд вместе с пассажирами ждала страшная судьба, налети он на преграду. Краснокожие, сохраняя полную тишину, лежали немного в стороне от сооруженного ими препятствия, поодаль стояли их лошади. Присутствие этих животных не позволяло незаметно приблизиться к индейцам, поскольку лошади прерий по своей чуткости ни в чем не уступают собакам и ржанием оповещают хозяина о приближении любого живого существа.
— Кто их ведет? — спросил Дедли-Ган.
— Матто-Си, Медвежья Лапа. Виннету имел с ним дело, в свое время он мог убить его.
— Матто-Си? Это храбрейший из сиу; он ничего не боится и может доставить нам много хлопот! Он силен как медведь и хитер как лис; наверняка он не взял всех своих людей с собой — я думаю, что изрядную долю он оставил в прериях. Умный воин иначе не поступит.
— Уфф! — Глубоким вздохом Виннету дал знать о своем согласии со сказанным.
— Мой красный брат мог бы взять половину моих людей и поискать резервы Матто-Си.
Виннету последовал указанию, в то время как Дедли-Ган, осторожно перебравшись через рельсы, подполз к Дику Хаммердалу и сказал ему:
— Еще триста ярдов, Дик, и вы прямехонько упретесь в индейцев. Я разделил моих людей и послал половину вместе с Виннету в прерии, чтобы…
— Послали вы их туда или нет — это все равно, — шепотом прервал его Дик, — однако для чего вы это сделали, Полковник?
— Огаллала ведет Матто-Си…
— Медвежья Лапа? О Боги! Это значит, что перед нами самая храбрая часть племени, и я думаю, что где-то не слишком далеко в прерии он держит свой резерв.
— Я того же мнения. Я послал Виннету, чтобы он отсек этот резерв, а с остальными попробую добраться до их лошадей. Если нам удастся их захватить или рассеять по прерии, тогда краснокожие пропали.
— Well, well, Полковник. Дик Хаммердал и его пушка тоже не останутся в стороне. Мы набьем поезд скальпами!
— Итак, вы со своими ждете, пока не раздастся первый выстрел, тогда индейцы поймут, что мы за их спинами, и бросятся к вам, и тут-то вы их и накроете. Однако ждите, Дик, пусть они подойдут к вам поближе, когда вы сможете хорошо их видеть, каждого человека, чтобы ни одна ваша пуля не пролетела мимо цели!
— Не беспокойтесь, Полковник! Дик Хаммердал хорошо знает, что он должен делать. Будьте только осторожны с лошадьми, мустанг индейца чует белого человека за десять миль!
Дедли-Ган исчез в темноте, а толстый траппер пополз вдоль цепи своих людей, чтобы объяснить им, как надо действовать.
Вернувшись, он занял место рядом с Питом Холберсом, который последние несколько часов вел себя весьма молчаливо. Дик тихо сказал ему:
— Пит Холберс, старый енот, очень скоро начнутся танцы!
— Раз ты так считаешь, то так оно и будет, Дик! Ты, конечно, рад этому?
Хаммердал хотел ему ответить, но в этот момент в стороне сверкнула короткая вспышка, за которой последовал громкий хлопок — прежде, чем Дедли-Ган отдал приказ, один из следовавших за ним рабочих пальнул из ружья. Огаллала моментально вскочили на ноги и помчались к своим лошадям. Однако всегда сохраняющий присутствие духа Дедли-Ган, едва услышав предательский выстрел, поспешил исправить последствия небрежности.
— Вперед, парни, к мустангам! — крикнул он, бросился огромными прыжками к привязанным лошадям и достиг их вместе со своими людьми раньше, чем это сделали индейцы. В мгновение ока были срезаны ремни, и испуганные животные начали разбегаться по прерии.
Плотный прицельный огонь остановил наступающих дикарей. Потрясенные потерей лошадей, не имея возможности в темноте оценить численность противника, они на какое-то время застыли на месте, подставив себя пулям. Но вот прозвучал громкий призыв вождя; индейцы развернулись и стали отходить, имея намерение залечь с другой стороны насыпи и под ее прикрытием подготовиться к ответным действиям.
Но едва они оказались на гребне насыпи, как вдруг всего в нескольких шагах перед ними, будто из-под земли выросла темная шеренга; ослепительный залп более чем из пятнадцати ружей на мгновение осветил темноту ночи, и отчаянный вой раненых засвидетельствовал, что отделение Дика Хаммердал а целилось неплохо.
— Пули вон и за мной! — заорал Дик, выстрелил из второго ствола и, бросив бесполезное теперь ружье, выхватил из-под длинной охотничьей куртки томагавк, страшный боевой топор Запада, и в сопровождении Пита Холберса и храбрейших из рабочих устремился на смешавшиеся ряды дикарей.
Казалось, индейцы, ошеломленные внезапным ударом, полностью потеряли рассудок — спереди и сзади враг, и спасение можно найти только в бегстве. Но снова прозвучала резкая команда Матто-Си и все дикари мгновенно пропали. Они бросились наземь и предприняли попытку ползком прорваться в прерию сквозь ряды нападавших.
— На землю, парни, и ножи в руки! — громовым голосом крикнул Дедли-Ган и бросился в оставленный лагерь индейцев.
Он думал, что там наверняка есть достаточное количество горючего материала, — ведь индейцам, на случай если бы их план удался, потребовалось бы освещение. Он не ошибся. В лагере было сложено несколько больших куч хвороста. С помощью пороха он зажег их; стало светло, и в свете пламени он увидел множество оставленных копий и одеял. Это был отличный горючий материал.
Дедли-Ган поручил заботу об огне одному из подбежавших рабочих, а сам поспешил к месту, где ночное сражение уже распалось на множество кровавых единоборств.
Среди дорожных рабочих в основном были люди, видавшие в жизни всякое и умеющие постоять за себя, однако манера ведения рукопашного боя индейцами, которые теперь, при свете костров, смогли оценить свое положение и поняли, что числом они значительно превосходят противника, не оставляла им никаких шансов для успешного противостояния. Там, где они дрались один на один, индеец, как правило, одерживал верх, и все большее число белых бойцов падали на землю под мощными ударами томагавков.
Из числа нападавших только трое владели этим оружием — Верная Рука, Дик Хаммердал и Пит Холберс, показавшие на деле, что при равном оружии тренированный и обладающий более высокой духовной организацией белый имеет преимущество в схватке.
Дедли-Ган находился в середине толпы дикарей; его спокойное, освещенное колеблющимся светом пламени лицо выражало решимость и силу воли. Молниеносными ударами своего боевого топора он искусно сдерживал напиравших на него краснокожих. Некоторые из них уже корчились у его ног с раскроенными черепами. В стороне от него находилась забавная пара знакомых нам героев, стоявших, несмотря на разницу в росте, спина к спине — способ, которым эти своеобразные, но опытные охотники защищали друг другу тыл. Это были Дик Хаммердал и Пит Холберс. Низкорослый Дик, который в своем костюме мог производить впечатление беспомощного, демонстрировал кошачью ловкость: держа длинный, обоюдоострый нож в левой руке, правой размахивая тяжелым боевым топором, он давал достойный отпор любому противнику. Его длинная куртка, похожая на черепичную крышу, отражала подобно кольчуге направленные на него удары ножей. Длинный Пит водил руками в воздухе как осьминог, распластавший свои щупальца в ожидании добычи. Его тело, состоявшее, казалось, из одних только костей и жил, демонстрировало теперь необыкновенную силу и выносливость; его топор падал на врагов с удвоенной высоты, он доставал им дальше, чем любой другой, при том что ноги его ни на дюйм не сдвигались с места, и тот, кто подходил на расстояние равное размаху его топора, неминуемо погибал. За эту манеру сражаться их прозвали «вращающийся тост». Как известно, тост представляет собой два куска хлеба, сложенных маслом друг к другу и слегка поджаренных. Хаммердал и Холберс во время боя поворачивались друг к другу спиной и образовывали единое целое, и, хотя из двух кусков хлеба столь разной длины тост было бы сделать весьма трудно, прозвище это за ними закрепилось. Среди белых выделялись еще двое — это были оба немца. Они подобрали где-то томагавки убитых индейцев и теперь орудовали ими с такой легкостью и уверенностью, как будто давно упражнялись в этом роде фехтования.