— М-м… — Все, что сказала Парки, продолжая возиться с заварным чайником и другими принадлежностями чаепития. Но через несколько секунд она одарила меня теплой улыбкой и, подойдя ближе, сказала:

Я приготовила пирог к чаю — любимый кекс мистера Эндрю. И маленькие бутербродики. Он обожал их, когда был маленьким. Четырех сортов: с помидорами, с огурцами, с кресс-салатом и яичным салатом. Домашние булочки с домашним клубничным джемом и корнуэльским кремом.

— Бог ты мой, мы не захотим обедать! — невольно воскликнула я и осеклась. — Так много еды, Парки.

— Но я так всегда подаю, миссис Эндрю, и я это делаю вот уже тридцать лет, — объявила она, отступая на шаг, при этом выглядела слегка обиженной.

Поняв, что невольно могла задеть ее, я быстро исправилась:

— Все, что будет к чаю, просто восхитительно. Я уверена, что мистеру Эндрю все понравится, и мне тоже. Господин, у меня уже слюнки потекли.

Смягчившись, она широко улыбнулась:

— Во всяком случае, обед сегодня очень простой, миссис Эндрю. Просто консервированные креветки, запеканка из мяса с картофелем и зеленый салат.

— И без десерта? — поддразнила я ее.

Приняв все всерьез, она воскликнула:

— Ну нет! Я всегда готовлю десерт для мистера Эндрю. Вы знаете, как он его любит. Но я еще окончательно не решила — английский бисквит или открытый пирог с заварным кремом.

— И то, и другое одинаково замечательно, — пробормотала я и поспешила к двери. — Пойду составлю компанию мисс Рисс-Джонс. Кстати, Парки, миссис Кесуик сказала, когда она вернется?

— Она никогда не приезжает позже четверти пятого, чтобы успеть к чаю. Никогда.

— Как только она приедет, вы, наверно, можете подавать, — предложила я.

— Хорошо. И я полагаю, что мистеру Эндрю потребуется к тому времени подкрепиться: он все время работал, бедняжка. И в субботу тоже.

— Да, — согласилась я и выскользнула из кухни.

Когда я вернулась к гостиную, Гвенни была погружена в чтение журнала.

— Эндрю присоединится к нам через минуту, — сказала я ей, закрывая за собой дверь. — А Диану ожидают с минуту на минуту; так что, я надеюсь, вы составите нам компанию за чаем, мисс Рисс-Джонс?

— Как любезно! Очень хотела бы.

— Хорошо.

Как будто полагая, что она должна объяснить свой неожиданный приезд, она откашлялась и сказала:

— Работаю в Лидсе. Делаю «Сон в летнюю ночь» в королевском театре — оформляю постановку.

— Диана сказала мне, что вы театральный художник.

Она опасливо взглянула на меня.

— Отправилась сегодня в Килбурн. Знаете это место?

— По-моему, да. Это не там, где огромных размеров лошадь высечена в склоне холма?

— Совершенно верно. Со стороны Роулстон-Скар. Хотела заказать обеденный стол в мастерской Роберта Темпсона. Великий йоркширский мебельщик и резчик по дереву, ныне покойный. Мастерской управляют его внуки — продолжают его дело. Думала, неплохая мысль заглянуть на обратном пути в Лидс, чтобы повидаться с Дианой.

— Я рада, что вы заехали. Кстати сказать, мне только вчера Диана говорила о вас.

— Говорила?

Я глубоко вздохнула и решилась:

— Она сказала мне, что вы знаете моего отца, Эдварда Джордана, что вы его друг, очень хороший друг.

Гвенни вздрогнула и посмотрела на меня. Ее лицо и даже шея залились ярким румянцем.

— Хороший друг, да, — согласилась она, быстро отвернувшись и уставившись на огонь.

У меня было ужасное чувство, что я ее смутила, — я вовсе не собиралась этого делать. Я просто хотела, чтобы все было в открытую. Я сказала поспешно:

— Рада, что вы с папой — друзья. Я беспокоюсь о нем, о том, что он одинок. Мне приятно будет знать, что здесь, в Лондоне, у него есть возможность дружеского общения, мисс Рисс-Джонс.

— Зовите меня Гвенни, — сказала она и одарила меня широкой улыбкой.

Мне показалось, на ее лице отразилось чувство облегчения, когда я улыбнулась ей в ответ.

В этот момент открылась дверь и вошел Эндрю.

— Здравствуйте, мисс Рисс-Джонс, вы меня помните? — сказал он, улыбаясь во весь рот. — Вам приходилось держать меня на коленях, когда я был маленьким мальчиком.

Он подошел к ней и пожал ей руку.

— Я вас и не забывала, — улыбнулась она, глядя на него с нежностью. — Озорник. — Она взглянула на меня: — Озорной мальчик.

Прежде чем я смогла что-либо на это ответить, дверь снова распахнулась, и вошла Диана, по всей видимости, вовсе не удивленная при виде Гвендолин Рисс-Джонс, сидящей в ее гостиной. Без сомнения, она заметила ее машину у входа.

— Привет, Гвенни, дорогая, — сказала Диана, подходя к камину.

Гвенни вскочила, чтобы обняться с Дианой.

— Очень бесцеремонно — свалиться на голову вот так. Хотела тебя повидать.

— Пожалуйста, не извиняйся, очень рада тебя видеть. — Голос Дианы звучал тепло. — Ты должна остаться на чай. Я только загляну в кухню и скажу Парки, чтобы она приносила чай. Извини, я на минуту.

— Я пойду с вами! — воскликнула я, направляясь к двери. — Помогу.

Диана с любопытством на меня посмотрела, но ничего не сказала, и мы вместе вышли из гостиной.

Разумеется, позже, вечером, после отъезда в Лидс Гвендолин Рисс-Джонс, мы произвели ее подробное обсуждение. Я полагаю, это было только естественно, учитывая обстоятельства.

— У нее такая странная манера говорить, — сказала я Диане, покачивая головой. — Что-то похожее на стаккато.

— Да, она говорит маленькими вспышками и предпочитает предложения из одного слова. Но она очень славная, ужасно добрая и тактичная, дурного слова ни о ком не скажет и совершенно незлопамятна, — ответила Диана.

— Она мне очень понравилась, — призналась я.

— А ты ей, — ответила Диана. — Кроме того, она почувствовала большое облегчение, что ты знаешь о ее отношениях с твоим отцом.

— Надеюсь, я ее не смутила, я просто хотела быть с ней откровенной, дать ей понять, что я знаю. — Я изучающе посмотрела на Диану. — Она что-нибудь вам сказала, когда вы провожали ее к машине?

— Только то, что ты ее удивила, когда упомянула об Эдварде, а еще о том, какая ты милая молодая женщина, такая хорошенькая. Она любовалась твоими красивыми рыжими волосами.

— Я считаю, что она тоже очень привлекательна, и я могу представить себе их вдвоем с папой. Я одобряю его вкус: она очень мила.

— Но и чертовски эксцентрична! — воскликнул Эндрю. — Настоящая оригиналка. И всегда, когда я слышу имя Гвендолин, я вспоминаю о шарфах. Она всегда носила массу шарфов, в любую погоду, и, насколько я припоминаю, они были из всех возможных видов ткани. Гвенни — это современная Айседора Дункан, так мне кажется. — Он засмеялся и встал. — Хочешь еще бокал вина, мама?

— Пока не надо, дорогой, — сказала Диана. — У меня еще половина осталась.

— А я хочу, — сказал он и подошел к столику в углу гостиной, куда Парки поставила поднос с бутылкой белого вина в ведерке со льдом и сифон с газировкой. — А ты, Мэл?

— Превосходно, Эндрю, и пока мы не пошли обедать, я хочу вам показать свои находки.

— Находки? Что ты имеешь в виду? — Эндрю повернулся и с любовью улыбнулся мне.

— Сегодня днем я рылась в библиотеке и нашла дневник жены вашего предка, Летиции Кесуик, который она вела в семнадцатом веке. На самом деле, то, что я нашла, была копия с оригинала, заполненная прекраснейшим каллиграфическим почерком. Это было сделано Клариссой Кесуик в 1893 году, чтобы сохранить его.

— Боже правый! Вот что, оказывается, ты делала все это время — копалась в этих допотопных старых книгах. Лучше уж ты, чем я, моя любовь. — Эндрю сжал мое плечо, нагнулся и поцеловал меня в макушку. — Уверен, что ты натолкнешься на что-нибудь необычное.

Вмешалась Диана.

— Но ты сказала «находки», Мэл, во множественном числе. Что еще ты там нарыла? — У нее было удивленное лицо, когда она посмотрела на меня из дальнего конца комнаты.

— В действительности, я нашла подлинный дневник и его копию, сделанную Клариссой, — сказала я и принялась рассказывать о своих занятиях перед обедом.