Эти рассуждения Николая Игнатовича вызвали в зале сначала глухой ропот, а потом кое‑кто пытался даже захлопать и засвистать его слова. Но в этот момент на сцену пригласили меня и Владлена Давыдова.

Было объявлено, что администрация края, законодательное собрание и совет старейшин Всекубанского казачьего войска решили наградить нас в честь юбилея любимого народом фильма. С этими словами Николай Игнатович вручил нам по комплекту ключей от новеньких автомобилей «Волга» и добавил, что машины стоят у подъезда, а опытные кубанские шоферы доставят с комфортом награжденных прямо в Москву. Еще он добавил, что не забыта кубанцами и исполнительница главной роли Марина Ладынина. Но она, в силу преклонного возраста, приехать на фестиваль не смогла, денежная премия ей вручена в Москве. И тут же появился на сцене Кубанский казачий хор под руководством Захарченко. На фоне кадров из знаменитого фильма их песни и пляски были особенно впечатляющими.

За последние годы мне не раз пришлось побывать на Кубани по приглашению нынешнего губернатора Краснодарского края Александра Николаевича Ткачева, с которым мы подружились. Ябыла участницей многих краевых празднований и торжеств и, кстати, стала почетным гражданином города Гулькевичи, где когда‑то, так же как в станице Курганной, ныне преобразованной в город, снимался фильм «Кубанские казаки». А у меня дома на почетном месте висит настоящая шашка, врученная мне как свидетельство принадлежности к казачьему войску.

Меняются времена, меняются вожди, судьи и критики, а «Кубанские казаки» живут и будут жить!

Жизнь киноактера соткана из славы и одиночества. Ты выходишь на улицу, с тобой все здороваются; «леваки» — шоферы часто подбрасывают бесплатно, разве что за автограф; продавцы за прилавками магазинов пытаются обслужить получше; чиновники мгновенно откликаются на просьбу о приеме и быстро решают вопросы. Не буду лукавить — по — человечески это приятно.

Но и ты должна соответствовать градусу популярности — быть всегда подтянутой, хорошо одетой, улыбаться, даже если чувствуешь себя неважно, вести себя скромно, но с достоинством. Многие думают, что у актера нет особых проблем и все хорошо, как и положено тем, кто знаменит. Актеры же, как и все, — люди, может быть, только более ранимые. Проблем у каждого хватает. Но есть главное — работа, творчество. И вот ты возвращаешься домой и… ждешь звонка.

Зазвонил телефон… Корреспондент…

Опять зазвонил телефон… Некая общественная организация желает, чтобы ты немедленно включилась в решение ее проблем…

Вновь звонит телефон — приглашают выступить перед ветеранами…

Но ты ждешь того звонка, который будет вестью о новой работе, о новой роли…

Пока актер снимается — всё к его услугам. Пришлют автомобиль, закажут билет, встретят и проводят. Но как только заканчивается работа на съемочной площадке, ты остаешься один на один со своими проблемами, и тебе порой кажется, что ты никому не нужен. Кроме зрителей…

Вот почему тот желанный звонок, когда тебя приглашают на роль, всегда воспринимается как подарок судьбы.

Так было и в тот день, когда мне позвонили из Ленинграда со студии «Ленфильм» и предложили приехать на пробы к Иосифу Ефимовичу Хейфицу, который начинал работу над картиной «Большая семья» по мотивам романа Всеволода Кочетова «Дни Журбиных».

До этого я никогда не снималась на «Ленфильме», да и в Ленинграде бывать не приходилось. А тут — сам Хейфиц, талантливейший режиссер, классик. Голова пошла кругом. Я схватила роман «Журбины», залпом его прочитала, думала только о предстоящей работе.

А пробоваться я должна была на роль Лиды, невестки Журбиных. Роль мне понравилась — такая бытовая характерная роль.

Тут же выяснилось, что вместе со мной приглашения приехать на «Ленфильм» к Хейфицу получили Евгений Ташков, он тогда еще был актером, Катя Савинова и Клава Хабарова.

И вот мы в Ленинграде. По — моему, все попали туда впервые. Нас встретила ассистент режиссера. Сказала, что повезет нас в гостиницу, но машины у нее нет, а придется прокатиться на трамвае. На трамвае так на трамвае. А он в ту пору еще ходил по Невскому проспекту. Мы прилипли к окнам, за которыми был Ленинград. Вечерний Ленинград, залитый огнями.

Привезли нас в одну из лучших гостиниц города — «Асторию». Правда, оказалось, что нам могут предоставить только один двухкомнатный «люкс». У нас мужчина один и нас — трое. Мы посмеялись, но делать нечего: Ташков в одной комнате, а мы втроем в другой. Настроение было приподнятое, и мы отправились гулять по Невскому проспекту.

Утром поехали на «Ленфильм» — легендарную студию, давшую миру столько выдающихся кинолент.

И вот меня пригласили в кабинет к Хейфицу. Он сидел за столом, что‑то писал, слегка приподнялся, отвечая на мое «Здравствуйте!», взглянул на меня несколько удивленно… И в его глазах я заметила безразличие.

— А роман вы прочитали? — спросил он.

— Конечно, — ответила я, чувствуя, что волнуюсь. — Да, я читала роман, мне роль нравится.

— Хорошо. Если роль нравится, пойдите в гримерную, поищите грим, оденьтесь, потом придете ко мне и мы почитаем сцену.

Мне показалось, что Хейфицу я не понравилась. «В жизни мы с ним не встречались, — подумала я, — видел он меня только на экране, и ему показалось, что я могу сыграть роль Лиды. А при встрече… сразу отказать неудобно, я приехала по его приглашению. Поэтому сейчас он со мной порепетирует, потом я уеду, и на этом все будет кончено». Я это уже проходила, знала, что наша профессия — бесконечные экзамены. Каждый раз — как первый раз, и так на каждую роль. Я уже бывала в подобных ситуациях, когда что‑то мешало режиссеру найти со мной общий язык, что‑то его не устраивало. Мы вежливо беседовали, обсуждали роль, а потом я уезжала. Никто мне больше не звонил, ничего не объяснял, как будто даже не было того разговора. Конечно, это унизительно, потому что каждый актер имеет право знать, почему он не подходит: плохо ли он репетировал, внешние его данные не подошли или в ансамбль не вписывается…

Я вышла из кабинета Хейфица и подумала: может, мне сейчас же собраться и уехать? Ну что я буду мучиться, унижаться, если я почувствовала, что он меня не возьмет? И тут ко мне подошел второй режиссер, Деревенский (никогда не забуду его фамилию).

— Не расстраивайся. Тебе показалось, что не понравилась ему?

— Не показалось, — отвечаю, — я увидела это по выражению его лица.

— Клара, — успокоил меня Деревенский, — я знаю Иосифа Ефимовича, он человек творческий и тонкий… Давай‑ка мы с тобой пойдем в архив и поищем фотографии, которые соответствовали бы образу твоей героини. У нас там много фотографий женщин, которые снимаются в массовке. Думаю, что мы найдем что‑нибудь подходящее.

Мы пришли в архив, перерыли кипы фотографий и наконец нашли. Даже, как мне показалось, похожую на меня женщину в странной шляпке, с завитыми волосами, как бы с претензией на моду.

— Точно. Вот это тебе подойдет, — сказал Деревенский. — Бери эту фотографию — и в гримерную. А потом в костюмерной найдем такое платье, шляпку и посмотрим, что нам скажет Хейфиц.

В гримерной я как‑то сразу оживилась. Очень хороший был гример, очень известный, он делал портретные гримы многих исторических лиц. Вижу, и он как‑то воодушевился, и мы начали с ним колдовать, пробовать так — сяк, подходит — не подходит.

Потом я пошла в костюмерную, нашла нелепую зеленую шляпу, платье, нацепила клипсы, бусы, тоже, в общем, нелепые. Деревенский был доволен:

— Клара, ты преобразилась.

А я и сама чувствую, что в этом наряде у меня и глаза стали другими, мне стало интересно.

Пошли к Хейфицу. Он повернулся, посмотрел, и в его глазах я заметила любопытство.

— Давайте порепетируем.

Иосиф Ефимович Хейфиц — удивительный режиссер. Я принадлежу к школе Герасимова. Эта школа оправдала себя. Несколько поколений учеников Сергея Аполлинариейича заняли в кинематографе огромный плацдарм. И это не просто актеры и режиссеры, это — личности. Это целое поколение, каста такая — герасимовцы.