План наступления
Ходят слухи, что планы наступления в Аламейне и последующих операций в Африке готовились Александером и штабом ближневосточной группировки, а я их просто выполнял. Это неправда. Наступление в Аламейне и последующие операции разрабатывались штабом 8-й армии. Я постоянно держал Александера в курсе всех наших дел. Он не вдавался в подробности наших планов, не предлагал собственных, абсолютно доверял мне и моему штабу. Узнав, что мы хотим, всячески нас поддерживал, никогда не отказывал ни в каких просьбах, без этой щедрой и постоянной поддержки мы бы не смогли выполнить поставленных перед нами задач. С моей точки зрения, он был идеальным командующим ближневосточной группировкой. Мне он доверял.
Первоначальный план операции был подготовлен в первые дни сентября, сразу же по окончании битвы у Алам-Хальфы. По этому плану предполагалось одновременно атаковать противника на обоих флангах. Главный удар наносился силами 30-го корпуса (Лиз) на северном фланге. Я планировал пробить два коридора сквозь минные поля и оборонительные рубежи противника. 10-му корпусу (Ламсден) надлежало пройти по этим коридорам и, выйдя в тыл немецкой армии, перерезать пути [127] снабжения. Бронетехнике Роммеля пришлось бы атаковать, и я надеялся, что при этом она будет уничтожена. Коридор пришлось бы пробивать через линию обороны, глубина которой, с учетом минных полей, составляла пять миль.
На юге 13-му корпусу (Хоррокс) поручалось прорывать оборону противника в тесном контакте с 7-й бронетанковой дивизией, с тем чтобы не дать противнику снять свою бронетехнику с этого направления и таким образом облегчить 10-му корпусу выход на оперативный простор на севере.
13-й корпус не должен был понести тяжелых потерь, а 7-я бронетанковая дивизия сохранила бы большую часть своих танков и смогла бы участвовать в мобильных операциях после прорыва вражеской обороны. Как еще будет отмечено, мой план отличался от традиционной тактики войны в пустыне, когда главное наступление организовывалось на южном фланге или том, что находился в глубине материка, с последующим разворотом прорвавшейся группировки и выходом к морю. Я исходил из того, что при атаке на южном фланге войскам остается только одно направление движения — на север. Тот факт, что именно эта тактика выбиралась всеми предыдущими командующими, убедил меня в необходимости найти другой вариант. Я планировал нанести удар не на левом, не на правом флангах, а чуть правее центра. В этом случае после прорыва я мог направить войска как вправо, так и влево, в зависимости от складывающейся ситуации. Это решение не вызвало энтузиазма в штабе ближневосточной группировки, и на моего начальника штаба оказывалось немалое давление с тем, чтобы он переубедил меня. Александер в этом споре не участвовал. Он понимал смысл моих предложений и полностью их поддерживал.
Я внимательно наблюдал за боевой подготовкой войск, и мне становилось все очевиднее, что 8-я армия не обучена воевать. Собственно, на обучении никто никогда и не настаивал. Большинство командиров продвигались по служебной лестнице благодаря личным заслугам или потому, что более подходящих просто не было. Многие из них уже занимали должности, которым не соответствовали, и лишь единицы могли обучать подчиненных. К концу сентября у меня возникли серьезные сомнения [128] в том, что эти войска способны решить поставленную задачу. План я предлагал простой, но, возможно, слишком честолюбивый. Мне стало понятно, что, если я не проявлю предусмотрительности, дивизии и другие части получат задачи, которые не смогут выполнить в силу своей необученности. С момента своего формирования 8-я армия потеряла убитыми и ранеными 80 000 человек, а на подготовку пополнения выделялось слишком мало времени.
Осознав это, я принял быстрое решение. 6 октября, когда до начала сражения оставалось чуть больше двух недель, я изменил план операции. Мой первоначальный план основывался на уничтожении бронетанковых соединений Роммеля; предполагалось, что оставшуюся часть его армии можно будет взять голыми руками. План этот лежал в русле общепринятой в то время военной стратегии. Я решил действовать в обратном порядке, радикально изменив концепцию сражения. Модифицированным планом предлагалось сдерживать танки противника и параллельно методично уничтожать его пехотные дивизии, которые, собственно, и держали оборонительные рубежи. После того как пехота будет «раздавлена», выходом наших войск во фланги и тыл бронетехника противника будет отрезана от баз снабжения. Эти операции можно было организовать, опираясь на ряд надежных баз, и их реализация не выходила за пределы возможностей 8-й армии. Я, разумеется, не рассчитывал, что танки противника будут бездействовать, наблюдая на разгромом пехотных дивизий: наверняка не обошлось бы без мощных контратак. Но меня этот вариант как раз и устраивал, поскольку лучший способ уничтожить танки противника — заставить их атаковать хорошо укрепленные позиции. Я намеревался расположить свои танки вне зоны активных боевых действий по уничтожению пехоты противника. Тем самым я обращал наличие минных полей противника в свою пользу, поскольку они препятствовали движению танков. Оставалось только закрыть своей закопанной в землю бронетехникой проходы в минных полях, и тогда танки Роммеля не смогли бы помешать уничтожению его пехоты. Успех всей операции зависел главным образом от того, сумеет ли 30-й корпус пробить коридоры в оборонительных порядках противника и обеспечить тем самым [129] выход бронетанковых дивизий 10-го корпуса на оперативный простор. Я не сомневался: если удастся без особой задержки провести через созданные коридоры бронетехнику, сражение будет выиграно. Сможем ли мы это сделать? Чтобы гарантировать успех, я намеревался бросить в коридоры бронированные дивизии 10-го корпуса непосредственно на плечах пехотных дивизий 30-го корпуса, до того как знал бы наверняка, что коридоры свободны. Более того, я приказал: если через день после начала наступления, 24 октября, коридоры не будут свободны, бронетанковым дивизиям придется самим пробиваться за западную границу минных полей. Этот приказ не вызвал энтузиазма в танковых частях, но я собирался проследить, чтобы он был в точности выполнен.
Ниже будет показано, как из-за нерешительности некоторых старших командиров в выполнении этого приказа мы едва не проиграли сражение.
В главе восьмой я упоминал о майоре Уильямсе из разведотдела, который поразил меня своими исключительными способностями. Все, кто прослужил со мной до конца войны, знали его как Билла Уильямса. В одной из наших бесед в те дни он обратил мое внимание, что позиции, которые занимали противостоящие нам немецкие и итальянские войска, напоминали корсет. Если итальянские войска стояли на передовой, то немецкая пехота и десантники располагались между ними, а иногда и сзади, поскольку, если доходило до серьезного боя, надежность итальянских солдат оставляла желать лучшего. Идея Билла Уильямса состояла в том, чтобы четко определить участки фронта, которые занимают немцы, и прорываться на чисто итальянских участках. Этот блестящий анализ и великолепная идея стали основой общего плана по уничтожению пехоты противника и проложили дорогу к победе при Аламейне.
Дезинформационный план
Разрабатывая и вводя в действие дезинформационный план, мы ставили перед собой две цели:
а) как можно дольше скрывать от противника наше намерение начать наступление; [130]
б) когда скрыть намерение станет невозможным, не позволить противнику определить место, время и направление нашего главного удара.
Для того чтобы скрыть наши истинные намерения и передвижения войск на севере, мы создавали видимость активной подготовки наступления на юге.
Дезинформационный план претворялся в жизнь в масштабе армии. Огромное внимание придавалось мельчайшим деталям, потому что любая неточность могла сорвать весь замысел. Чтобы проделать всю эту гигантскую работу в очень сжатые сроки, потребовалось тщательное планирование плюс использование значительных людских и транспортных ресурсов. Было налажено массовое производство муляжей, подготовлены специалисты, в операции участвовали многие сотни автомобилей. Благодаря всем этим компонентам план полностью удался, за что соответствующие службы заслуживают огромной благодарности.