– Да вроде нет, – отвечаю, копаясь в воспоминаниях с момента выема. Вчера днем я проводил Костю с Юлькой в аэропорт, вечером была стычка в ночном клубе с сынком первого зама мэра, а сегодня – экстренное утреннее совещание в офисе, улучшение внешности и встреча выпускников. Разве что… – Слушай, ночью мне снились динозавры. Но это точно не причем.

– Динозавры? Вымершие ископаемые рептилии? Хм… – Илинди совсем по-человечески трет нос. – Их разумный подвид сто миллионов лет назад не сумел пройти Диагностику. Но вряд ли это имеет какое-то отношение к Испытанию… Ладно. В общем, постоянно проговаривай эти имена. Возможно, когда тот Фил встретит кого-то из них, он поймет.

– Поймет что именно? Как он это поймет, если это даже я не понимаю? Можешь, наконец, нормально всё объяснить? Ты говорила, что на Пибеллау полная жопа. Что за Пибеллау? Какие там проблемы?

Илинди откидывается назад и закидывает длинные стройные ноги на столик.

– Можно я так посижу? Спасибо. Итак, как ты уже знаешь, некоторым испытуемым мы с Ником Виницким ставили другую версию интерфейса, в том числе и тебе. Версия Старших рас дрессирует бойцов и эгоистов, стимулируя соответствующее развитие. Наша – развивает ответственность и социальную значимость, поощряя поступки на благо общества. В текущей волне Испытания, таких как ты, социально значимых – девять человек. Всего девять из ста шестидесяти девяти испытуемых. И только один из них, человек по имени Джон Картер, стартовал относительно неплохо и в настоящий момент входит в текущую десятку лидеров. Все остальные социально значимые развиваются крайне медленно, а хуже всех – ты.

– Я? Все так плохо? – кровь приливает к лицу, горло пересыхает так, что слова приходится выталкивать задеревеневшим языком.

– Очень, Фил, очень! Твоя копия, пусть будет Фил-2, уже потеряла две жизни и осталась с последней. Если в течение суток он не захватит себе новую базу, его развоплотят, а ты лишишься всего, чего достиг. Поэтому крайне важно, чтобы вы там объединились и держались сообща. Только так у вас останутся хоть какие-то шансы.

Долгое время я молчу, не зная, что сказать. Вроде бы и не зависит ничего от меня, и вины моей в ошибках того Фила нет, но отвечать-то в итоге мне! Опустошение, накатившее на меня, не остается незамеченным. Илинди что-то шепчет, и по телу проносится целительная волна, снимающая усталость как тела, так и разума. Еще ничего не кончено! Шансы есть!

– Настя! – немного взбодрившись, я по привычке зову девушку земным именем. – Ты же могла передать эти восемь имен как угодно, обязательно было ехать именно ко мне домой?

– В прошлый раз я посадила резервы духа в ноль, чтобы организовать в твоем доме сферу безмолвия. Поверь, это не так просто, и каждый раз откат снижает мои способности на несколько суток.

– Сферу безмолвия? О чем ты? – из контекста примерно понятно, о чем, но лучше прояснить.

– Именно здесь, где мы с тобой сидим, – пространство, защищенное сферой, – она обводит вокруг нас руками, очерчивая примерные границы сферы. – Отсюда в инфополе не поступает никаких сигналов, и мы можем спокойно общаться, не привлекая внимания созерцателей. Узнай они о наших с Ником попытках вмешательства в ход Испытания, последствия будут необратимыми. Вплоть до полной дисквалификации рас.

– Так, дай-ка подумать… А созерцатели – это кто-то типа Хфора?

– Это высший арбитраж. Судьи Испытания. Они только из Старших рас, и именно они, оценивая действия испытуемых, решают, чем награждать или как наказать участников.

– А как выглядит само Испытание? Что они там делают?

Из терпеливого объяснения Илинди мне представляется картина всей той задницы Галактики, куда я – моя копия – угодил.

Некая заброшенная планетка Пибеллау в сегменте Киль-Стрельца, преобразованная Старшими как раз для Испытаний. Два солнца – большое и маленькое, причем маленькое – искусственное, установленное одной из вымерших цивилизаций планеты. Естественных спутников нет, ночной свет обеспечивается мириадами звезд. Небо днем фиолетовое с переходом в грязно-коричневый. Растительность там похожа на земную, но только похожа. Существуют хищные плотоядные виды флоры. Фауна очень агрессивна, выведена искусственно, так как растительноядных видов нет. Ночью дневные виды куда-то исчезают, и появляются огромные монстры, укрыться от которых можно только в убежище.

Все поле Испытания разбито на шестиугольники, так называемые гексагоны, каждая сторона которых приблизительно равна нашим трем километрам. «Родной» гексагон каждого испытуемого обязательно окружен шестью нейтральными. Каждый шестиугольник окружает непроходимая для животных пелена энергетического поля. Доступ в каждый следующий гексагон возможен только при условии захвата текущего нейтрального. Если же текущий, тот, на котором находится испытуемый, захвачен другим игроком, возможность пересечь границу существует. Всё поле Испытания окружает непроницаемая пелена, сквозь которую никак не проникнуть никому из испытуемых.

Каждый испытуемый имеет три жизни. Погибнув от рук агрессивной фауны, испытуемый возрождается в «родном». Погибнув от рук другого испытуемого, погибший теряет все вещи и ресурсы, бывшие при нем, а также все свои гексагоны, которые переходят в собственность убившего его. При этом испытуемый возрождается в любом ближайшем, но не обязательно, нейтральном гексагоне. Если все зоны захвачены, возрождение происходит на границе любого гексагона поля Испытания, выбранного случайным образом.

Сутки на Пибеллау длиннее наших, но в них всего тринадцать часов – хотя, это условно и идет от времяисчисления ваалфоров. Но самое странное, что время на Пибеллау бежит быстрее, чем на Земле. И если у меня здесь прошли всего сутки, то там уже не одни.

– Вообще, все это напоминает какую-то компьютерную игру, – резюмирую я рассказ Илинди. – Захваты и развитие баз, несколько жизней, и даже мобы есть! Может там с них и лут падает? – предполагаю и сам смеюсь этой нелепости.

– Лут? – недоуменно переспрашивает Илинди и пожимает плечами. – Не поняла, о чем ты. Вообще, правила Испытания не менялись сотни миллионов ваших лет. Это война… А война никогда не меняется, даже если в ней каждый за себя, а воюют в другом секторе галактики…

– Ты тоже в нем участвовала?

– Глупый вопрос, Фил. Конечно! Участвовала и одержала победу! А потом слилась с копией и все «вспомнила». Так, все, прости, но мне пора. Надеюсь, из всего это будет толк, – последние слова она говорит, скорее, самой себе.

– Куда ты сейчас?

– У меня самолет. Лечу сначала в США, оттуда в Колумбию. Буду общаться с Картером, Эдди и Ману на ту же тему. Ник, как раз, в этот самый момент летит через Казахстан в Камерун общаться с Кеном и Оло. К сожалению, по телефону такое не обсудишь.

Выхожу ее проводить, и она, мимолетно поцеловав меня в губы, выходит на лестничную площадку. Вызвав лифт, Илинди требует:

– Повтори имена!

Произношу имена потенциальных соратников второго Фила, и Настя-Илинди исчезает в недрах лифта.

Идея осеняет меня, когда я запираю входную дверь. Устроившись на диване, активирую Марту, обмениваюсь с ней приветствиями и перехожу к делу:

– В Испытании участвует моя точная копия. Так?

– Верно.

– А если на момент вхождения в портал копия абсолютная, то, значит, и твоя копия при втором Филе! Так?

– Возможно, – невозмутимо отвечает помощница. Сейчас она сидит на том же месте, где сидела Илинди, и точно так же закидывает такие же длинные ноги, не скрытые короткими шортиками, на журнальный столик.

– Возможно или точно? Ты можешь установить связь с ней?

– Даже если смогу, а я пробую и не получаю отклика, то что это даст? Так… – чувствую легкое прикосновение незримой руки к своему разуму. – Ага, сняла данные. Задача ясна.

– Ну-ка, озвучь.

– Ола, Эдди, Йована, Ману, Картер, Лети, Зак, Кен. Твоя копия должна понять, что это потенциальные союзники. С этой минуты я транслирую закодированный сигнал во вселенское инфополе. Но даже если Марта-2 сможет его принять, то как она передаст информацию Филу-2? У твоей копии интерфейс не деинсталлирован, но, однозначно, блокирован. Иначе возникнет конфликт версий – та, что используется в Испытании, работает совсем по другим принципам. По сути, та версия меняет локальные пласты реальности…