— В каком смысле?

— Ты ведь только что сказала «что сделать, чтобы ты не увольнял Кончиту». Ну, жестокость мы обсуждать не будем, сам я считаю, что мое решение справедливо, тем более что Кончита взрослый человек и не могла не осознавать последствий своих действий. А ты, насколько я понял, ждешь, чтобы я назвал тебе способ, который помог бы убедить меня изменить решение в пользу Кончиты, верно? — С губ Сида слетел смешок, явившийся для Джини полной неожиданностью — не та сейчас была ситуация. — Хм… а что бы ты сама мне предложила?

Она понуро пожала плечами.

— Пожалуй, кроме благодарности, предложить мне нечего.

Надежда у Джини почти иссякла. Сид потешается, вся эта история для него развлечение, и ничего тут, видно, не поделаешь…

— Благодарность? — насмешливо протянул он. — Всего-то? А существенного ничего нет?

Джини промолчала. Существенное, в понимании Сида, означало деньги, но такими суммами, о которых он упоминал, она не располагала.

— Судя по всему, на ум тебе ничего не приходит.

— Нет.

— Ясно. Но подобные сделки, знаешь ли, не в моих правилах. Я позволю Кончите работать дальше, закрою глаза на ее провинность — то есть сделаю конкретную вещь, — а взамен услышу лишь «спасибо»? По-моему, этого мало.

С губ Джини слетел вздох. Что тут скажешь?

Немного помолчав, но так ничего и не дождавшись, Сид произнес:

— С другой стороны, есть нечто такое, на чем мы могли бы сойтись. Не догадываешься, о чем я?

Джини задумалась, но на ум ей ничего не пришло.

— Нет.

Закатив глаза к потолку, Сид со вздохом заметил:

— А ведь все лежит на поверхности. Просто как дважды два.

К чему он клонит? — с беспокойством подумала Джини.

— Не мог бы ты выразиться конкретнее? Если существует нечто такое, что могло бы спасти Кончиту от увольнения и что я в состоянии обеспечить, то тебе остается только назвать это.

У Сида вырвался странный звук, будто он поперхнулся, хотя кофе в настоящий момент не пил.

— О да, я могу назвать то, что ты в состоянии обеспечить.

— Говори, — коротко произнесла Джини.

Но прежде чем что-либо сказать, Сид скользнул взглядом по ее стройному телу. Глаза его слегка потемнели.

— Секс.

Слово слетело с уст Сида так тихо, что Джини показалось, будто она ослышалась. Но в следующее мгновение он добавил:

— Да, это единственное, что я действительно хотел бы получить от тебя.

Секс?

Джини изумленно заморгала, затем у нее вырвалось довольно глупое «хи-хи-хи», наконец, во все глаза глядя на Сида, она пробормотала:

— Что за чушь? Какой еще секс? Чтобы мы с тобой… Да нет, ты, наверное, шутишь!

Он прищурился.

— Наоборот, серьезен как никогда. Не понимаю, почему идея секса со мной кажется тебе странной. Ведь у нас все к тому шло и рано или поздно мы оказались бы в постели, но… — Он умолк, словно у него на миг перехватило от волнения горло, что было странно, так как ему-то что волноваться? Впрочем, подобное впечатление могло быть ошибочным, потому что в следующую минуту Сид спокойно продолжил: — Но вместо меня ты предпочла пять тысяч долларов и моего отца. Ну и еще, разумеется, те деньги, которые тебе выплатили наши конкуренты за шпионаж в принадлежащей нам компании.

Помрачнев, Джини опустила глаза. Снова он за свое! Видно, ничего хорошего из этой беседы не получится.

— Ну, как ты смотришь на подобную сделку?

Ресницы Джини взметнулись.

— Послушай, даже в шутках нужно знать меру!

— Тише-тише, поумерь пыл! Надо же, как всполошилась…

— Что же мне, сидеть и спокойно выслушивать подобные предложения?

Невозмутимый тон Сида действовал на Джини хуже всякой нервозности. Сама она сидела как на иголках, поэтому флегматичность Сида являлась своеобразным контрастом ее собственного состояния.

— Не понимаю, что такого ты усмотрела в моем предложении, — с прохладцей произнес он.

— Что такого?! — воскликнула Джини. — Оно… ни в какие ворота не лезет! И вообще… аморально!

Воцарилась минута тишины, затем Сид усмехнулся.

— Кто бы говорил о морали! После всего, что ты натворила, рассуждать о высоких принципах… Смешно! Думаю, вопросы морали — это не то, что могло бы помешать тебе спокойно спать по ночам. — Он пошевелился в кресле, закинув ногу на ногу. — Что же касается моего предложения, то ни о каких шутках здесь нет даже речи. На мой взгляд, я предлагаю тебе очень выгодную сделку. Вот послушай: ты бросаешь работу, переезжаешь ко мне на все готовое — и прямехонько в мои объятия, — за что я обязуюсь предать забвению провинность Кончиты. Думаю, подобному предложению могла бы позавидовать любая женщина.

Последняя фраза не просто удивила Джини — возмутила до глубины души.

— Хорошо же ты о нас, женщинах, думаешь! — процедила она сквозь зубы.

Однако Сид остался спокоен.

— У меня есть для этого основания.

В упор глядя на него, Джини с горечью произнесла:

— А по-моему, тебе просто нравится меня унижать. С тех пор как ты… как я перестала тебе нравиться, ты только тем и занимаешься.

Сид слегка нахмурился.

— Я не понимаю. Ты говоришь загадками. Когда это я тебя унижал?

— Да твое предложение само по себе уже есть унижение!

— Вот это да! Как ты Странно рассуждаешь. По мне, так это благородный поступок. Ведь в нашей сделке теряю лишь я один, ты же только приобретаешь.

— Интересно, что же такого я, по-твоему, извлекаю из твоего предложения?

Он ухмыльнулся.

— Деньги, роскошную жизнь, отсутствие необходимости учить уму-разуму малолетних мамаш-одиночек, но главное — ты приобретаешь замечательный, ни с чем не сравнимый секс!

— С тобой? — буркнула Джини.

— Именно! — произнес Сид с многозначительностью, которая стала понятна в следующую минуту, когда он добавил: — Я даю тебе возможность сравнить моего отца и меня. Мой отец был твоим любовником, теперь ты узнаешь в подобном качестве меня. По-моему, это благородно с моей стороны — дать тебе такую возможность!

Ироничная торжественность тона Сида покоробила Джини.

— Понимаю, ты находишься в плену фантазий, навеянных рассказами твоего отца, — с дрожью в голосе произнесла она. — Оправдываться не стану, скажу лишь, что не заслуживаю подобного… неуважения.

Сид так и покатился со смеху.

— Ох, не могу! — восклицал он в перерывах между приступами хохота. — Уморила! Жаль, что этого никто не слышал!

Джини хмуро наблюдала за ним, спрашивая себя, что она такого смешного сказала. Через минуту она получила объяснение.

— Золотце, мне ведь незачем тебя уважать! Напротив, уважение будет только помехой тому, что я собираюсь делать с тобой в постели! Так что в этом смысле ты заблуждаешься.

Она вспыхнула, заалела как маков цвет, но все-таки заставила себя сохранить хотя бы внешнее спокойствие.

— Ты циничен.

К ее удивлению, Сид кивнул.

— Верно, я циничен. Советую тебе учитывать это при общении со мной. Так ты избегнешь ненужных иллюзий. И не станешь ждать от меня нежных слов в дополнение к просьбе раздвинуть ноги.

Это был уже не цинизм, а откровенная грубость. Джини не выдержала.

— Кто тебе дал право так разговаривать со мной?! — срывающимся голосом воскликнула она, вскакивая с кресла.

На Сида ее порыв не произвел ни малейшего впечатления.

— Тише, дорогая. Не спугни удачу. Ведь это твой последний шанс уладить дело миром. Почему бы тебе не заключить со мной сделку? Ты красива, так используй это!

Он неспешно оглядел рассыпанные по плечам волосы Джини, грудь, тонкую талию, стройные бедра и красивые длинные ноги. А она стояла красная как вареный омар, всем своим естеством ощущая натиск охватившего Сида желания. Оно словно растекалось по ее коже, обжигая даже сквозь одежду.

Хуже всего было то, что к Джини вернулись все те чувства, которые она так старательно изживала. А она-то думала, что больше никогда не испытает чего-либо подобного! Но нет, знакомые по прежним временам ощущения были тут как тут — чувственный трепет и все такое.