— А могло быть еще лучше, если бы не некоторые… — Шэрон закусила губу. Ей было ужасно обидно, что она так опростоволосилась. Единственное, что примиряло ее с действительностью, было то, что Ральф оказался очень даже ничего… — Ладно, — вздохнула Шэрон, — придется тебя простить. Пока. А все, что ты говорил здесь…

— Шэрон, клянусь, это чистая правда, — заверил ее Ральф, но в глазах его плясали чертики.

— Я не верю ни одному твоему слову, — покачала головой Шэрон. — Но ты еще об этом пожалеешь, уверяю тебя.

Они могли бы до бесконечности перебрасываться колкостями, но Уильям взял их за руки и повел в дом, где уже был накрыт стол. Вечер прошел в несколько странной обстановке. Все делали вид, что непринужденно общаются, но в воздухе витала настороженность. Гости понимали, что существует тема, которая интересует всех, но о которой нельзя говорить открыто.

Когда сели за стол, Ральф опять оказался рядом с Элизабет. По другую сторону от нее расположился Хью. Он всем своим видом показывал, что единственный имеет право ухаживать за ней. Ральф не делал никаких попыток перехватить инициативу. И когда Элизабет вдруг поворачивала на него голову с вопрошающим взглядом, он просто отводил глаза и делал вид, что занят едой или внимательно слушает, о чем говорят другие.

Ему пока нечего было ей сказать, а обмениваться ничего не значащими замечаниями не хотелось. Ее немой вопрос имел отношение к ее предложению. А еще — теперь Ральф это понимал совершенно отчетливо — она искала у него поддержку. Чего бы он не отдал за такой призыв несколько лет назад! Тогда бы он воспринял его как право действовать. Но теперь он понимал, что Элизабет хватается за него как за единственную соломинку, что ей просто необходима мужская рука и крепкое плечо рядом. Он не мог предложить ни того ни другого. Он никогда не сможет относиться к ней как к другу, а стать ее возлюбленным после того, что узнал от Уильяма, он никогда бы не посмел. Она всю жизнь будет искать в нем черты отца и мучиться от несовершенства копии.

Элизабет еще молода. Вряд ли она сможет прожить одна долгую жизнь. Кто-нибудь обязательно появится. Ральф видел, что дядя делает отчаянные попытки стать преемником отца, но у него вряд ли получится. Элизабет не отвечает ему, хотя ее пассивность может быть истолкована как согласие.

Интересно, что она ему пообещала? И почему он так настаивает, чтобы это произошло немедленно?

Элизабет весь вечер молчала. Иногда она улыбалась краешком рта и кивала, а временами возникало ощущение, что она не здесь.

Говорили о всякой чепухе. Первый бокал Уильям поднял за свою дочь, сказав, что надеется, что с ее помощью местное телевидение обставит центральные каналы. Все засмеялись и зааплодировали. Ральф видел, что Шэрон внутренне взвилась на такое несерьезное заявление отца, но потом, взяв себя в руки, расслабилась и ответила. Она грациозно поклонилась и заявила, что постарается не просто обставить центральные каналы, но сделает все, чтобы Америка смотрела только ее репортажи. Самое удивительное, что в ее ответе была только доля шутки. Ральф видел, как она работает, и понимал, что ее желание и энергия могут действительно перевернуть существующий порядок вещей. Такие девушки ему еще не встречались. Он завидовал ее молодости и абсолютной уверенности, что мир вертится вокруг нее.

Шэрон сидела напротив него рядом с мистером Фертом. Они оживленно болтали о чем-то. Шэрон иногда откидывала голову и смеялась открыто, а иногда утыкалась в тарелку и у нее мелко подрагивали плечи от смеха. Интересно, что он ей рассказывает такое веселое? — с неудовольствием думал Ральф. После их перепалки у дверей дома у него возникло чувство, что они как-то связаны, и ему была неприятна ее веселость и отстраненность…

Ральф чувствовал себя страшно одиноким. Поддерживающие взгляды Уильяма мало помогали. План, который казался таким разумным, рушился на глазах. Как ни пытался Ральф следить за «подозреваемыми», он ничего не мог понять. С Элизабет он почти разобрался. Хью был и так понятен: ждет не дождется, когда Элизабет бросится от отчаяния в его объятия.

Оставался адвокат Ферт, который фактически не имел к семье никакого отношения, кроме того что мог знать, почему отец изменил завещание. Но этот вопрос можно было задать ему и в конторе.

Ферт Ральфа раздражал. Мало того что он мимоходом отобрал у него девушку, он еще и вел себя как хозяин жизни. Ральф терпеть не мог такой тип людей. Они ни на кого не обращают внимания, заняты исключительно собой и смотрят на всех только как на материал для собственных дел.

Они не перекинулись и парой слов, но Ральф понял, что общаться с ним будет очень проблематично. Он станет оперировать законами, правилами и смотреть на Ральфа как на пустое место. К тому же кто такой Ральф теперь? Какой-то преподаватель, сын, лишенный наследства, человек, ищущий правду… Он Ферту просто неинтересен. Не его клиент…

Но Ральф попытался побороть раздражение и проанализировать ситуацию еще раз. Уильям пригласил сюда только тех, кто мог иметь непосредственное отношение к делу. Значит, Уильям подозревает кого-то из троих. Называть имени он не хочет, однако совершенно очевидно дал понять, что это не Элизабет. Более того, он намекнул, что ее использовали. Или попытаются использовать…

Значит, это Хью или Ферт. Но у Хью есть прямой мотив и доступ к богатой вдове. А Ферт лишь исполнитель воли отца. Он не имеет к Элизабет никакого отношения. Судя по всему, они едва знакомы. Ферт даже не пытается быть к ней поближе. Сидит себе спокойно с Шэрон и получает удовольствие.

Но, с другой стороны, он здесь… Если бы его это совершенно не касалось, то вряд ли такой человек стал бы тратить время на светские приемы. С Шэрон он познакомился только что, значит, причина его визита не в ней.

А в ком? И тут Ральф понял, что Ферт мог прийти сюда для того, чтобы рассмотреть его, Ральфа. И если это предположение верное, то… То Ферт очень даже при чем.

Ральф потер переносицу. Все запутывалось еще больше, а он не знал, за что зацепиться.

Шэрон чувствовала, что она раздваивается. Мистер Ферт, который занял место рядом с ней, так резво стал навязывать ей свое общество, что в первую минуту она слегка растерялась. То впечатление, которое он на нее произвел, не предполагало бодрого и легкого общения. Однако через некоторое время она расслабилась и даже начала получать удовольствие от его непринужденной болтовни.

Он рассказывал какие-то комические случаи из своей практики, не называя имен, и она сначала тихонько хихикала, потом, уже не стесняясь, смеялась над его хлесткими шаржами. Надо отдать ему должное, он обладал способностью одним штрихом нарисовать портрет и выявить абсурдность ситуации. Потом они заговорили о ее знакомых в Нью-Йорке. Выяснилось, что он хорошо знает многих и дает общим знакомым едкие и абсолютно убийственные характеристики.

Ее шефа Ферт тоже знал. Как ни старалась Шэрон говорить о нем спокойно и отстраненно, умный собеседник понял те проблемы, которые заставили девушку поменять профессию. Ферт сочувственно покивал, а потом заметил, что ее красавец шеф всегда славился тем, что собирал вокруг себя не помощников, а слуг.

К концу ужина Ферт уже не казался Шэрон неприятным.

К тому же она видела мрачный взгляд Ральфа, обращенный на них, и получала неизъяснимое удовольствие. Ее месть удалась. Пусть не думает, что он единственный представляет интерес. Надо же, чуть ли не в любви признавался, а теперь даже не пытается помешать Ферту ухаживать за ней. Ей до ужаса хотелось показать Ральфу язык, и она пожалела, что уже не маленькая девочка и положение обязывает.

После ужина Уильям пригласил всех в картинную галерею, которую любовно собирал с тех самых пор, когда смог позволить себе это невинное развлечение. Здесь было что показать! Шэрон знала историю каждого приобретения и понимала гордость отца. Он собирал только современные полотна, но никогда не ошибался. Тот, у кого он покупал очередную картину, буквально через несколько месяцев становился знаменитым.