громадный, раскинувшийся почти так же широко, как небосвод, живой, пульсирующий

организм, посылающий волны на белые пески пляжей, изогнутых словно запятые.

Живя в Нью-Йорке, я видела океан – такой, с пляжем, – всего несколько раз, да и то

мельком. Я не смогла сдержать восклицания, когда увидела настоящий Тихий океан.

Услышав мой вскрик, все замолчали… кроме Сони, который, разумеется, спал.

- Что? – испуганно спросила мама. – Что случилось?

- Ничего, - ответила я. Мне стало стыдно. Эти люди, ясное дело, привыкли к виду

океана. Они, наверное, подумают, что я дурочка какая-то, раз так разволновалась по этому

поводу. – Просто океан.

- О, - успокоившись, сказала мамуля. – Да. Правда же, он чудесный?

- Высокие сегодня волны, - заметил Балбес. – Наверное, можно будет сбегать на пляж

перед обедом.

- Нельзя, - возразил его отец, - пока не закончишь курсовую работу.

- Ну пап!

Это заставило маму разразиться длинным и подробным отчетом о школе, в которую

меня отдали. Школа носила имя какого-то испанского парня Хуниперо Серра4, появившегося

здесь в восемнадцатом веке и заставившего коренных американцев, живших на этих землях,

исповедовать христианство вместо их собственной религии. Соня, Балбес и Док занимались

там же. Учебное заведение располагалось в громадном глинобитном здании миссии,

привлекавшем около двадцати тысяч туристов в год.

Я не прислушивалась к маминым словам. Мой интерес к школе всегда был близок к

нулю. Переехать сюда до Рождества мне не позволило единственное обстоятельство – в

школе при миссии для меня не нашлось свободного места, и пришлось ждать начала второго

семестра, пока оно не появилось. Я не возражала: несколько месяцев, проведенных у

бабушки, были не так уж и плохи. Помимо того, что она блестяще справляется с

обязанностями адвоката по уголовным делам, бабуля к тому же замечательно готовит.

Мое внимание по-прежнему было поглощено океаном, скрывшимся за какими-то

холмами. Я вытянула шею, надеясь взглянуть на него еще хоть разочек, когда до меня вдруг

дошло…

- Минуточку, - опомнилась я. – Когда, говоришь, была построена эта школа?

- В восемнадцатом веке, - отозвался Док. – Идея миссии, воплощенная в жизнь

францисканцами под эгидой католической церкви и испанского правительства, была

направлена не только на то, чтобы обратить в христианство коренных американцев, но еще и

на то, чтобы научить их, как стать успешными торговцами в новом испанском обществе.

Первоначально миссия служила…

- В восемнадцатом веке? – повторила я, наклонившись вперед. Меня крепко зажало

между Соней, – чья голова качалась взад-вперед до тех пор, пока не устроилась у меня на

плече, благодаря чему я поняла, что он пользуется шампунем «Финесс»5, – и Балбесом.

Знаете, Джина никогда не упоминала о том, сколько места занимают ребята. Так вот, два

4 Хуниперо Серра – францисканский миссионер, прозванный Калифорнийским апостолом; вошел в историю

как основатель католических миссий в Калифорнии. Долгое время активно занимался миссионерской

деятельностью среди индейцев Мексики. В 1769 г. сопровождал военную экспедицию испанцев по

Калифорнии, где создавались испанские форпосты, призванные воспрепятствовать проникновению русских в

этот район. Основал в Калифорнии девять католических миссий вдоль побережья Тихого океана от Сан-Диего

до Сан-Франциско. Серра следил за работой миссий, постоянно посещал их, лично обратил в христианство

более 6 тысяч индейцев. Уже в наше время вокруг его имени возникли споры, когда в 1988 г. Папа Римский

Иоанн Павел II, несмотря на протесты индейцев, отождествляющих Серра с колонизаторами, решил

причислить его к лику святых.

5 «Финесс» (англ. «Finesse») – известная в США торговая марка средств по уходу за волосами.

парня под метр восемьдесят пять ростом и весом не меньше девяноста килограмм каждый

занимают довольно многоместа. – В восемнадцатом веке?

Должно быть, мама услышала в моем голосе панику, поскольку обернулась и

попыталась меня успокоить:

- Ну же, Сьюз, мы с тобой это обсуждали. Я рассказывала, что места в школе Роберта

Льюиса Стивенсона можно ждать годами, а ты говорила, что не хочешь учиться там, где

будут одни девочки, так что школа Пресвятого сердца Иисуса отпадает, а Энди слышал

ужасные истории о злоупотреблении наркотиками и засилье банд в муниципальных…

- В восемнадцатом веке? – Я чувствовала, как мое сердце выскакивает из груди, как

будто я только что намотала несколько кругов. – То есть зданию не меньше трехсот лет?!

- Не понимаю… - удивился мой отчим.

Мы проезжали через городок Кармел мимо живописных коттеджей, – у некоторых

даже были крытые соломой крыши, – красивых маленьких ресторанчиков и художественных

галерей, и Энди теперь приходилось вести очень осторожно, поскольку на дорогах

появилось полно машин с номерными знаками других штатов, а на перекрестках не было

светофоров, чем местные жители, непонятно почему, очень гордились.

- Что такого плохого, - попытался выяснить он, - в восемнадцатом веке?

Мама абсолютно монотонным и безучастным голосом, – я называю его «голос для

плохих новостей», им она зачитывает на телевидении новости об авиакатастрофах и детских

смертях, – пояснила:

- Сьюз никогда не была в восторге от старых зданий.

- О, - усмехнулся Энди. – Тогда, боюсь, ей не понравится наш дом.

Я вцепилась в подголовник его кресла и сдавленно спросила:

- Почему? Почему мне может не понравиться наш дом?

Разумеется, я поняла причину, как только мы к нему подъехали. Дом был огромным и

невероятно красивым, со всякими разными башенками в викторианском стиле и «вдовьей

площадкой»6. Он стоял в окружении высоких, дарящих тень сосен и пышных цветущих

кустарников. Мамуля выбрала для него расцветку в белых, голубых и кремовых тонах.

Высотой в три этажа, полностью сколоченное из древесины и не похожее на ужасные

окружающие его образчики архитектуры из стекла и стали или оранжевого кирпича, это

было самое восхитительное и утонченное здание в округе.

И я не испытывала никакого желания переступать его порог.

Соглашаясь переехать с мамой в Калифорнию, я знала, что меня ждет множество

перемен. Артишоки вдоль дороги, лимонные рощи, океан… на самом деле, это все мелочи.

Главное – мне теперь приходилось делить мамино внимание с другими людьми. Последние

десять лет, с тех пор, как умер мой отец, мы жили вдвоем. И, должна признаться, мне, вроде

как, нравилось такое положение вещей. В действительности, если бы Энди не сделал

мамочку невероятно счастливой, – а это было видно невооруженным взглядом, – я бы

уперлась руками и ногами и изо всех сил воспротивилась бы всей этой затее с переездом.

Но достаточно взглянуть на них, когда они вместе, – Энди и мамуля, – чтобы в ту же

секунду стало понятно, что эти двое без ума друг от друга. И какой бы я была дочерью, если

бы воспротивилась этому? Поэтому я смирилась с Энди, смирилась с тремя его сыновьями и

смирилась с тем, что мне придется покинуть все, что я знала и любила в своей жизни –

6 «Вдовья площадка» (англ. «widow's walk») – огороженная площадка на крыше дома моряка в Новой Англии в

XVII-XVIII вв. С такой площадки хорошо просматривалось море, и можно было издалека разглядеть

возвращающееся судно, которое часто везло скорбную весть жене моряка о его гибели (отсюда название).

лучшую подругу, бабушку, рогалики, Сохо7, – чтобы подарить мамочке то счастье, которого

она заслуживала.

Но я как-то не подумала, что мне впервые в жизни придется жить в доме.

И не просто в доме, а, как с гордостью сообщил Энди, доставая мои сумки из машины