Оливия припомнила его мягкий голос, и по коже побежали мурашки. Он словно гладил ее своим голосом, и все тело откликалось на невесомую, но столь сексуальную ласку.

Все ясно, наконец-то на тридцать третьем году жизни выявилась моя истинная сущность, в отчаянии думала молодая женщина. Я сексуально озабоченная самка, и ничего больше. Стоит не только увидеть интересного мужчину, а даже услышать — и меня уже не остановить. Если бы я не ушла вовремя, то еще неизвестно, чем бы все кончилось. Может, снова кинулась бы ему на шею и начала расстегивать брюки, выпрашивая жаркого секса прямо на его огромном столе посреди деловых бумаг?

Она чувствовала себя, наверное, так же, как привязанная к позорному столбу продажная женщина, в которую гогочущая толпа швыряет камнями, — настолько горькими и болезненными были ее мысли.

Скорее бы уж пришел этот курьер… Ей не терпелось отправиться домой — теперь она могла называть ранчо домом с полным правом — и попытаться хоть на время забыть обо всех неприятностях, а главное, о нем, Дуэйне Картрайте. Потому что здесь, в этом городе, совсем рядом, сделать это невозможно. Ведь стоит только взять такси, и через четверть часа она окажется в центре, рядом с его офисом. Или еще проще, можно открыть телефонную книгу, найти букву К, разыскать фамилию Картрайт, набрать указанный номер и услышать его бархатистый баритон. О, как просто и как в то же время невообразимо сложно…

День медленно клонился к вечеру, и Оливия наконец-то очнулась от своих мучительных раздумий. Скоро, теперь уже скоро ей принесут документы, и она сможет уехать. Последний самолет сегодня отправляется в девять сорок, так что после ухода посыльного она вполне успеет еще раз принять душ, переодеться и приготовиться к отъезду. А сейчас надо заставить себя подняться и натянуть хоть бы брюки и футболку.

Уф… какая ужасная духота! Как это только люди живут в таком месте? — смутно подумала она. Впрочем, чего удивляться? Сама ведь всего два года назад жила так. Даже хуже. Нью-Йорк. — Большой человеческий муравейник. Брр… Люди непрестанно снуют туда-сюда, ни на секунду не замедляя темпа. Им некогда нормально, неторопливо поговорить друг с другом, некогда спокойно почитать длинный и нудный роман, некогда даже отправиться в Центральный парк и просто посидеть на скамейке, кроме как в уик-энд. Бегом, быстрее, еще быстрее, не задерживаться, не отставать! Ух, жутко! Оливия передернулась от отвращения.

Ее уныние сменилось нетерпеливым ожиданием. Ей хотелось поскорее вернуться домой и раствориться в благословенных просторах земли и неба, найти в них исцеление истязающей ее боли…

Негромкий, но уверенный стук в дверь сообщил ей, что ожидание подошло к концу.

Она кинула быстрый взгляд в зеркало, чтобы убедиться, что выглядит благопристойно, и крикнула «Войдите!». И оцепенела…

Потому что первым в дверях появился букет — огромный, но элегантный букет белых и темно-бордовых, почти черных роз. А следом за ним и он — тот самый рыжеволосый красавец со смеющимися зелеными глазами, что безраздельно владел ее мыслями и чувствами на протяжении всей последней недели.

— Что ты… вы здесь делаете? — с трудом переводя дыхание, выдавила Оливия не совсем вежливые слова приветствия.

— У курьера сегодня важное свидание. Он по секрету сообщил мне, что собирается сделать своей девушке предложение, поэтому я разрешил ему уйти пораньше. А второй… гмм… второго куда-то послал Миллер-старший. Поскольку больше отправить было некого, пришлось взять тяжкий труд на себя. «Все ради успеха дела» — девиз нашей фирмы. Интересы клиента в первую очередь. Вот так.

Оливия вспыхнула было от возмущения, но потом поняла, что он шутит, и попыталась улыбнуться. Сначала довольно-таки натянуто и как-то кривовато, но Дуэйн так смотрел на нее, что лицо ее невольно расслабилось, а улыбка потеплела.

— Это мне? — спросила Оливия, подходя ближе.

— Нет, я спешу на свидание к другой женщине и несу это ей. Хотел, чтобы ты оценила мой выбор, — иронически ответил Дуэйн, но увидел, как прелестные карие глаза мгновенно потемнели от обиды и боли, и немедленно поправился: — Конечно, тебе. В знак искреннего восхищения и уважения, — добавил он, прекрасно понимая, почему во время утреннего визита она ни разу не взглянула на него. — Думаю, нам надо поговорить. И к тому же, возможно, сегодняшний вечер у тебя не так занят. Как насчет твоего обещания отобедать со мной «как-нибудь в другой раз»? Я ведь не забыл. А ты?

— Значит… значит, ты обманул меня, когда говорил про курьера, про документы?

— Вот уж нет, — возмутился Дуэйн, показывая ей левую руку с темной папкой. — Бумаги здесь. И нам необходимо обсудить их. Но и не только их. Так что скажешь?

Она покраснела, побледнела, снова залилась краской и, наконец, просто ответила:

— Спасибо, Дуэйн, с удовольствием. Но, как, же насчет документов?

— Полагаю, я могу познакомить тебя с ними позднее, если не возражаешь. Ты что-нибудь ела сегодня? — Оливия молча, покачала головой. — Ну, вот видишь! Поехали? Я на машине.

— Хорошо, только мне надо переодеться, — сказала она и снова покраснела, поймав его взгляд. — Подожди меня, пожалуйста, внизу…

— Конечно, если тебя смущает мое присутствие. — Дуэйн повернулся, подошел к двери и уже взялся за ручку, но тут повернулся и значительно добавил: — Хотя, признаюсь, мне бы доставило несказанное наслаждение присутствовать при этом. И не только сегодня. — С этими словами он исчез, оставив Оливию в состоянии, близком к истерике.

Она не знала, то ли швырнуть ему вслед тяжелой вазой, в которую как раз намеревалась поставить цветы, то ли грязно выругаться, то ли расхохотаться и поторопиться со сменой наряда, пока он не передумал. К своему несказанному изумлению, Оливия выбрала последний вариант и, смеясь, открыла прихваченную с собой сумку.

Увы, собираясь в состоянии полного душевного расстройства, она не положила решительно ничего, что можно было бы надеть в ресторан. Да и зачем бы? Ей полагалось уж если и не быть дома, то хотя бы подлетать к Миссуле. Оливия вытряхнула содержимое сумки на кровать, с отвращением оглядела серый костюм, в котором утром приходила в офис, потом вытащила чистые светло-голубые джинсы и такую же рубашку с коротким рукавом. Это лучшее, что есть в ее распоряжении. Их она и наденет.

Спустившись вниз, она увидела перед подъездом отеля облокотившегося на серебристый капот «линкольна» Дуэйна, подошла и заявила:

— Боюсь, сегодня тоже не получится пообедать.

— Вот как? — Он удивленно вскинул брови. — Почему же?

— Потому что я не рассчитывала на такое. И ничего не взяла с собой. Это мой последний наряд.

— Ну и отлично! По крайней мере, тебе не будет в нем жарко. Что касается обеда, то, раз ресторан отпадает, остается два варианта. Во-первых, я знаю отличное кафе на берегу океана милях в двадцати от города. Во-вторых, у меня дома по счастливой случайности есть две бутылки приличного кьянти, а в холодильнике лежит великолепное мясо. Мы можем зажарить его во дворе на мангале и поужинать, сидя на террасе. Что выбираешь?

Оливия заколебалась. Приглашение домой казалось намного, более заманчивым, но стоит ли принимать его так сразу? Особенно после того, что он сказал, выходя из ее номера. К тому же им предстоит серьезный разговор. Лучше и безопаснее находиться на нейтральной территории.

— Я давно не видела океана, — ответила она, приняв решение.

— Что ж, прошу в машину.

К ее облегчению, Дуэйн и виду не подал, что разочарован. Возможно, он и не был разочарован. Почему она вообще решила, что он лелеял надежду на приятное завершение вечера после обеда? Из-за одной брошенной на ходу фривольно-легкомысленной фразы? Да разве не все мужчины говорят такие вещи?

В машине царила благословенная прохлада — кондиционер работал безупречно, справляясь с гнетущей духотой.

— Так вот, Оливия, что касается завещания твоего отца… Я связался с его адвокатом мистером Стивенсоном и выяснил, что тот вносил в текст самые последние исправления, когда твой отец скончался. У него есть несколько предварительных вариантов, на которых рукой мистера Брэдли сделаны важные поправки. Это дает основания оспаривать настоящее завещание. Если не возражаешь, мы начнем процесс. Я возьму на себя представление твоих интересов.