Не верю, чтобы человек мог в одночасье перестроить свое мировоззрение, и меня не слишком убеждают заявления артистов в том, что нечто подобное вдруг случалось с ними. Но я знаю, как погружение в прекрасную литературу обогащает актера. Только происходит это не с наскока, а после глубокого изучения, потому что, работая над произведением, актер штудирует его неизбежно, а поскольку возможно — глубоко и всесторонне. Так вот работа над образом Тевье-молочника помимо актерских находок заставила меня посмотреть на мир иначе, увидеть в нем больше добра.

Еще работа над спектаклем или фильмом похожа на плавание корабля, который долго движется к намеченным, нафантазированным берегам. В пути бывают штили, тормозящие плавание, и бури, когда кажется, что корабль погибнет, не доплыв до суши. А бывает, что, приблизившись к суше, видишь перед собой скалистый, холодный берег, совсем непохожий на ту бухту радости, о которой мечталось и грезилось. Правда, случается также, что против ожидания берег оказывается ярким, зеленым и приветливым, и это награда путнику за все труды и тяготы дороги, и счастлив он, достигнув своей цели. Только актер, как неуго- монный путешественник, не может усидеть даже на месте, каким бы уютным оно ни казалось. Его снова тянет куда-то. И опять Предстоит ему путь к неизвестным землям, которые и загадочны, и неожиданны. Я ходил матросом на многих «кораблях» — спектаклях и фильмах, и все они мне по-своему дороги.

Неожиданным стал для меня генерал Чарнота из кинофильма «Бег» — эта роскошнейшая фантасмагорическая роль, какую только актер может представить себе. Долго ходили режиссеры вокруг меня, пока решились доверить эту работу. Колоритнейшая фигура белого генерала, который бродит по Парижу в одних кальсонах, а потом выигрывает целое состояние, требовала совсем нового подхода и новых актерских приспособлений.

Как соединить в одной роли трагедию человека, дошедшего «а чужбине до нищеты и потери человеческого достоинства, с гротесковыми и почти буффонными поступками неуемного картежного ифока и гусарского кутилы? Для меня этот персонаж, которого проще всего назвать отрицательным, небезразличен, как небезразлична любая человеческая трагедия. Как передать фантастический реализм Михаила Булгакова, где свободно и логично соединяются, казалось бы, несоединимые сцены — тараканьи бега в Стамбуле и несчастья чуть не погибшей на панели женщины? Все сдвинулось в призрачном мире потерявших родную землю людей. Все возможно в этом тараканьем, бредовом мире. Но иг- рать-то нужно живых, реальных людей, а не призраки и символы.

В том-то и заключено поразительное своеобразие таланта Булгакова, что он своих персонажей ставит в удивительные, фантастические условия, сохраняя при этом полнейшую «зем- ность» и жизненность их. Вот и герои его «Бега» — реальные, земные, житейски горькие и фантастически неожиданные люди. А среди них одна из самых грешных и трагических фигур — Григорий Лукьянович Чарнота, запорожец по происхождению.

И не поднять бы мне эту пышно-необъятную роль, не работай я под началом у таких талантливых, тонких и умеющих создать актеру чувство свободы и раскованности режиссеров, как Александр Александрович Алов и Владимир Наумович Наумов. Не имей я таких партнеров, как Евгений Евстигнеев и Алексей Баталов.

Съемки фильма проходили главным образом в Болгарии: в Пловдиве есть район прямо-таки турецкий. Финал картины снимали в Севастополе, а парижские сцены — в самом Париже.

Русские за границей, тем более в Европе, да еще в советское время, — тема особая, не могу на ней не остановиться, ведь у каждого актера, у каждого театра есть свои приключения и случаи, связанные с закордонным пребыванием. Но как бы ни отличались друг от друга эти приключения и случаи, в них есть чхо-то общее, потому что все мы проживали примерно в одних условиях. В частности, при поездке на берега Сены ввиду строжайшей экономии валюты нам в качестве командировочных полагалось в сутки долларов десять. Поэтому мы старались привезти с собой все: консервы, копченую колбасу, сыр, чай, кофе и, естественно, электрокипятильники. Ведь как-то надо существовать.

В Париже нас вместе с Алексеем Баталовым определили в отель «Бонапарт». Название роскошное, на самом же деле гостиничка представляла собой старое четырехэтажное здание в одной из улочек Латинского квартала. Скорее всего то были «меб- лирашки» для кратковременных рандеву — в номерах были широкие кровати, биде и больше ничего, а окна упирались в глухую стену соседнего дома.

Я приехал на съемки позже Баталова, и у меня с собой были домашние пирожки, шанежки, другие вкусности. Ну, думаю, сейчас вскипятим чай, попируем! Включаем чайничек — и на всем этаже вырубается свет. Баталов говорит: давай пойдем ко мне, — он жил этажом ниже. Спускаемся, включаем — та же история. Пошли к хозяевам. А хозяева — древние старик со старухой и их незамужняя дочь, некрасивая, изможденная. Мы принялись объяснять ей жестами, иностранных языков-то не знали, что нам нужен кипяток — чай заварить. А она выслушала нас и, кивнув, мол, поняла, принесла нам кувшинчик с теплой водой и тазик… Словом, попили мы чайку.

Подобное случалось со мной в Цюрихе, где наш театр был на гастролях с «Варшавской мелодией». Бывало, возвратишься поздно вечером в отель, войдешь в номер — и через несколько минут тускнеет свет, падает напряжение в сети: это наши люди включали кипятильники. Я тоже не дремал и впервые испробовал там хитроумное изобретение доморощенных умельцев: разбитую лампочку, в цоколе которой сделаны два отверстия. Изделие ввинчивается в торшер — и получается розетка — это для того, чтобы нашу электровилку подогнать под зарубежный стандарт. Со мной в номере обитал Леонид Генрихович Зорин. Посмотрел он на мои ухищрения и говорит: «Теперь я верю в непобедимость русского народа».

…Фильм «Бег» не просто удался, его ждали успех и большая любовь отечественной публики. Но далеко не все экранизации произведений Михаила Булгакова ожидала такая счастливая судьба. Мне также довелось исполнять роль Понтия Пилата в картине Юрия Кары «Мастер и Маргарита», а она так и не дошла до массового зрителя.

Тема Понтия Пилата — вечная тема предательства, которое отнюдь не однолико. Как я понимаю, Пилат совершил его неожиданно для самого себя. Он был между Римом и синедрионом, как в ловушке. Согретый философией Иешуа — философией любви, Пилат оказался в мучительной раздвоенности. И голова болит у него не только от физического недомогания, но и от зримой людской пошлости, от злобной людской мелочности. А Иешуа излечивает прокуратора, давая ему возможность увидеть иную жизнь, с другими ценностями, чем те, к которым он привык. Однако, задумываясь над природой человеческих отношений, Пилат не в состоянии отыскать выхода из противоречия между своими обязанностями и своими устремлениями. Лишь на секунду, благодаря странному целителю, луч света освещает прокуратору путь к гармонии. Но тут же оказывается, что путь загорожен ненавистниками светлого сына человеческого, и Пилат не пытается расчистить его, тем самым становится невольным орудием зла.

Мы снимали фильм в Иерусалиме, в окрестностях Хайфы, на Мертвом море. И сам по себе Израиль, и все эти места настраивают на особый лад: здесь творился мир Библии. Потрясающее впечатление производит песчаное дно Мертвого моря. Бесконечной тоской веет от него, усеянного каменными обломками.

В этой картине режиссер Юрий Кара собрал созвездие замечательных артистов — это Филиппенко, Павлов, Стеклов, Бурляев, Вертинская, Гафт, Куравлев. И я еще не всех перечислил. У нас было одно желание: соприкоснуться вновь с творчеством Булгакова, с его фантастическим миром, чтобы наиболее полно воплотить наше ощущение романа и его героев. Но до сих пор я не знаю, каким получился фильм. В готовом виде мы его так и не увидели. Скандал вокруг картины тянется поныне. Продюсерам не нравится, как смонтирован фильм, и они не тиражируют его, даже режиссеру не дают копию. Ах, как жаль, что интересы отдельных лиц возобладали над интересами зрителей! Как жаль…