На площадке напротив входной двери стояли три автомобиля: суперсовременный «сааб-9000», темно-синяя БМВ с мягким верхом и «мерседес», на который лениво облокотились двое мужчин — в них без труда можно было угадать шофера и телохранителя.

Хазлам взял с заднего сиденья свой портфель и пошел к дверям вслед за Сантори. Вход был оснащен замком и переговорным устройством. Их пустили внутрь только после того, как юрист назвал себя и сопровождающего, а портье убедился в том, что они приглашены. Вестибюль был мраморным, украшенным бюстами и статуями, а в лифте, плавно и быстро вознесшем их на шестой этаж, пахло лавандой. Сантори позвонил в дверь справа; спустя несколько секунд она открылась, и экономка впустила их в квартиру.

Даже в холле картины на стенах — в основном натюрморты с цветами, написанные маслом, — были развешены со знанием дела и чуть подсвечены. Экономка провела пришедших в гостиную. Пол комнаты был выстелен на разных уровнях; ее стены украшали пейзажи, в основном кисти Фаттори и Розе. Жена Паоло, Франческа, была дизайнером по интерьерам, вспомнил Хазлам прочитанную справку; уж если такова их городская квартира, то каким же должен быть фамильный дом в Эмилии.

Овальный стол красного дерева занимал середину той части комнаты, что находилась на нижнем уровне; вокруг него сидели трое мужчин и одна женщина. Когда Хазлам и Сантори вошли, сидящие поднялись.

— Синьор Бенини, мистер Хазлам, — начал представления Сантори.

Умберто Бенини, видимо, отец жертвы: немного за шестьдесят, живой и высокий, с чуть крючковатым носом и в безупречном костюме.

Бизнесмен с обычными для таких людей политическими связями. Впрочем, напомнил себе Хазлам, опасно делать выводы, полагаясь лишь на первое впечатление, — они запросто могут оказаться ошибочными.

Умберто Бенини перенял эстафету у Сантори.

— Синьон Росси, представитель БКИ. — Едва за сорок, элегантен, но одет как банкир, очки с тонированными стеклами.

— Марко, мой сын. — Лет тридцать пять, в менее консервативном костюме. Брат жертвы.

— Синьора Бенини. — Супруга жертвы. Под сорок лет — значит, моложе мужа, рост пять футов четыре дюйма, хорошая фигура, несмотря на двух дочерей. Глаза красные — наверное, плакала перед самым их приходом, но затем попыталась замести следы с помощью косметики. Одета изысканно, с великолепным вкусом.

Сантори убедился, что ни у кого больше нет к нему вопросов, пожал всем руки — начав с Умберто Бенини — и ушел.

Интересный порядок представлений, подумал Хазлам: банкир, его сын и лишь затем жена похищенного. Сколько раз сидел он в подобных комнатах, смотрел на подобных людей и на их испуганные лица?

Места вокруг стола были уже распределены: отец во главе, банкир справа от него, сын слева, жена жертвы слева от сына, а пустой стул для Хазлама — напротив отца, на другом конце стола. Курили только отец семейства и банкир, а жена отодвинула от себя пепельницу, словно та ей мешала.

Экономка налила им кофе, оставила сливки с сахаром на серебряном подносе в центре стола и затворила за собой дверь.

— Прежде чем мы продолжим, мне, пожалуй, следует представиться более развернуто и обрисовать, в чем состоит моя роль. Но сначала попрошу вас запомнить: все, что будет сказано в этой комнате — все равно, вами или мной, — должно остаться в тайне. — Он подождал, пока они выскажут свое согласие. — Итак, меня зовут Дэвид Хазлам. Я консультант по кризисным ситуациям, в данном случае — по киднеппингу.

Он всегда начинал так первое совещание — отчасти чтобы сразу расставить все по местам, отчасти потому, что некоторые вещи нужно было прояснить поскорее, так как похитители могли позвонить уже во время разговора.

— Прежде чем вы начнете, позвольте мне сказать несколько слов. — Английский язык Умберто Бенини был безупречен, его тон непоколебим. — Потому что я отец Паоло, но еще важнее то, что я отец семейства и главный в этой компании. Поэтому мне решать, кто и когда будет говорить. — Паоло работал в «Банка дель Коммерчио Интернационале». Его главный офис в Милане, но он постоянно находился в разъездах. Синьор Росси — его коллега. — Жест рукой в сторону Росси, приглашающий того разъяснить детали.

— Паоло был в Цюрихе. Там у нас свое отделение. — Банкир поглядел на него сквозь сигаретный дым. — В тот день он вернулся из Лондона, где у нас тоже есть отделение, и наутро ему предстояло провести несколько встреч в Цюрихе.

Они уже начали неправильно, подумал Хазлам. Если похитители позвонят сейчас, они будут не готовы. А раз он сюда приехал, они должны быть готовы, ибо в этом и состоит его работа.

— Вечером того дня его отвезли в гостиницу, где он обычно останавливался. Он приехал туда около семи, пообедал в восемь тридцать и поднялся к себе в номер в десять. Последний раз его видели в одиннадцать. Наутро он не спустился к завтраку, и телохранители взломали дверь. Постель была не смята, все вещи остались нетронутыми.

— Сколько было телохранителей? — спросил Хазлам.

— Один с ним все время плюс его личный шофер; в Италии к ним обычно присоединялись еще двое.

Но ведь Бенини схватили не в Италии, тем не менее при нем также была целая армия охранников.

— Как похитители проникли к нему в номер?

— Мы не знаем.

— Говорите, последний раз его видели в одиннадцать?

— Примерно тогда в гостиницу прислали для него факс. Дежурный сказал ему об этом, и он попросил принести бумагу наверху. Посыльный помнит, что он передал ее в одиннадцать, плюс-минус пара минут.

Хазлам понял, что сделали похитители и как они это сделали. Захвату предшествовали месяцы расчетов и планирования. Что было плохо, поскольку они наверняка обезопасили себя на все сто процентов, но и хорошо, ибо они знали правила игры.

— Вы проверили факс?

— Сейчас проверяют.

Хазлам кивнул.

— Как я уже говорил, мое имя Дэвид Хазлам. Я регулярно работаю на компании вроде той, чьи услуги предусматриваются в страховых полисах, которые выдает банк и которые покрывают киднеппинг. Я британский подданный, но живу в Вашингтоне. До этого я состоял в Специальной воздушно-десантной службе Британской армии.

Он чувствовал, что Умберто вот-вот вмешается опять; поэтому он должен был перейти к следующей части поскорее и вне плана, ибо тогда все будет в порядке, тогда даже Умберто начнет понимать, как именно должна вестись игра.

— Похитители уже дали о себе знать?

Отец побарабанил пальцами по столешнице из красного дерева.

— Нет.

— В таком случае первое, что нам следует сделать, — это подготовиться к их звонку. — Почему — этот вопрос был в их взглядах. — Потому что они могут позвонить даже во время нашей беседы.

Его портфель стоял на полу; он открыл его и вынул небольшой блокнот.

— Куда скорее всего будут звонить? — Вопрос был адресован Умберто Бенини.

— Думаю, что сюда.

— Кто в таком случае возьмет трубку?

— Я. — Это была жена.

Хазлам повернулся к ней.

— Человек, который позвонит вам, будет связным. Он не будет знать, где держат Паоло, не будет знать о нем вообще ничего. Не в его власти и принимать решения. Его дело передавать содержание разговоров главарю. Но связной важен — не только потому, что контакт происходит именно с ним, но и потому, что с его слов главарь будет представлять себе положение дел. Главное для первого звонка — это ни к чему себя не обязывать. Связной станет говорить вам определенные вещи. Он у нас. Если хотите получить его обратно, вам придется заплатить.От вашей реакции будет зависеть дальнейший ход переговоров. Поэтому важно, очень важно, — повторил он, — чтобы вы не сказали ничего такого, о чем впоследствии придется пожалеть. Мы составим для вас памятку.

Он взглянул на нее.

— Можно мне называть вас Франческой?

Она кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

Он написал на бумаге несколько фраз и передал ее через стол. Жена прочла записку и, в свою очередь, передала ее свекру.