— Семь миллиардов, Франческа, — повторил Муссолини. — Иначе ты никогда больше его не увидишь.

Думать ни к чему, успокаивал ее голос Хазлама, надо всего только прочесть памятку. Свободный телефон — она будто слышала англичанина, — обязательно назовите номер и время. Она назвала номер, почти выкрикнула его. Семь тридцать вечера, сказала она ему. Если Паоло жив, сообщите мне, как он. Дайте мне поговорить с ним. Она лихорадочно нашаривала рядом памятку, все повторяя номер и время.

— Семь миллиардов, Франческа. — Голос Муссолини был спокоен, но тверд. — Тебе надо заплатить их, если хочешь увидеть его снова.

Начав повторять номер, она уже не могла остановиться. Как много, вертелось у нее в голове. Семь миллиардов. Господи Боже. Такое даже банку не под силу, начала говорить она. Она все повторяла номер, говоря тому человеку, что она постарается, но банк не сможет выплатить столько. Потом осознала, что похититель повесил трубку.

Она дрожала всем телом. Целых две минуты простояла она с телефоном в правой руке, держа на рычаге пальцы левой, и по всему ее телу пробегали судороги. Потом она велела себе дышать глубже и набрала номер свекра.

— Они позвонили, — вот все, что она смогла вытворить.

Пейджер Хазлама запищал, когда он переходил пьяцца Дуомо. Хазлам подошел к одному из телефонов на краю площади и проверил, откуда вызов, затем позвонил Умберто Бенини.

— Встречаемся через час на квартире синьоры Бенини, — сказал Умберто, потом повесил трубку.

Никаких объяснений, подумал Хазлам; впрочем, у такого позднего звонка Умберто может быть лишь одна причина. Он не сказал «на квартире у Франчески», не сказал даже «у моего сына» или «у моей невестки». У этого человека похитили сына, напомнил себе он; так дай же ему время примириться с этим и с тем, что надо делать. По крайней мере, Умберто не сказал ничего такого, что могло бы выдать их, если линия прослушивалась.

Когда он явился, автомобили уже стояли у входа, а родственники сидели за столом. Франческа с побелевшим лицом, крепко сжимает в руке рюмку коньяку; Умберто во главе, Марко молчит; Росси явно вызван с какой-то деловой встречи, в безупречном вечернем костюме и с белым шелковым шарфом на шее.

В центре стола находился магнитофон; памятка, которую он написал для Франчески, лежала перед Умберто Бенини. Он сел на свое место напротив отца.

— Синьоре Бенини позвонили в девять часов. — Умберто открыл совещание. — Похитители хотят семь миллиардов. — Не пять или десять, как предсказывали вы, — говорил его взгляд. — Синьора передала номер свободного телефона и назначила время переговоров.

— Хорошо, — Хазлам кивнул, затем посмотрел на Франческу. — Первый звонок всегда самый трудный. Вы были здесь одна?

Она кивнула.

— Тогда вы превысили всякие ожидания.

Он снова повернулся к Умберто.

— Вы прослушали запись?

Конечно, та прослушал ее — это первое, что ты сделал после разговора с Франческой, хотя потом, возможно, перемотал пленку обратно, чтобы скрыть этот факт от меня. Ведь позаботился же ты о том, чтобы другие пришли сюда раньше, чем я; стало быть, мне ты позвонил в последнюю очередь.

Отец нажал кнопку воспроизведения.

«— Джизелла. Молодец, что позвонила. Как покаталась?

— Синьора Бенини».

Хазлам услышал, как изменился голос Франчески; он видел, как напряглась она теперь, слушая запись, как постарело ее лицо — сразу на много сотен лет.

«— Да».

Они слушали молча. Когда разговор закончился, они прослушали его снова, затем Хазлам обернулся к Франческе.

— Вы действительно сделали все хорошо, много лучше, чем можно было ожидать.

Однако на языке у него вертелось другое: да, ты провела разговор неплохо, но все было бы лучше, если бы ты не получила дополнительных инструкций, противоречащих первым.

— Франческе удалось назвать похитителям номер свободного телефона и время, когда она будет находиться около него. Первое, что мы должны решить, — это вопрос, кто будет сопровождать ее. Марко — курьер, поэтому его присутствие окажется кстати, если возникнет нужда забрать передачу…

К тому же…

— Если похитители провели необходимые расследования, а это наверняка так, то они уже знают, что Марко — брат Паоло, и могут даже сами избрать его посредником.

Итак, Марко, решили они.

— Главное, что нужно сделать завтра, когда они позвонят, — это потребовать у них доказательство того, что Паоло жив. Нам все равно надо убедиться в этом, и вдобавок Франческа получает возможность не отвечать на требование выкупа. Памятку составим позже. А пока Франческе нужен вопрос, который похитители зададут Паоло.

— Что-нибудь еще? — спросил Умберто.

— Только одно. Машины. Я понимаю, что сегодня экстренный случай, но «мерседес» опять стоит снаружи.

Витали позвонил Муссолини ровно в девять тридцать; разговор шел через шифратор и записывался на магнитофон.

— Как прошло?

— Хорошо. Она ожидала звонка от кого-то другого, возможно, от дочери, и потому растерялась. Хотите послушать?

Конечно, хочу, подумал Витали.

— Почему бы и нет.

Женщина была растеряна и испугана, чего следовало ожидать, однако сумела взять себя в руки и передать номер свободного телефона и время, когда она будет там. Значит, консультант уже вступил в игру.

— Звучит неплохо. Звони завтра. Я свяжусь с тобой в восемь.

Тридцать минут спустя он позвонил Анджело Паскале, переписав сообщенные наблюдателем марки и номера машин.

«Сааб» принадлежал отцу Бенини, а БМВ его брату — это было выяснено еще в период подготовки к похищению. «Мерседес» появился в отчете впервые, однако наличие в нем телохранителя и тот факт, что владелец машины покинул квартиру вместе с Умберто Бенини, позволяли сделать вывод, что это служащий БКИ. Странно, что банк так открыто демонстрирует свое участие в переговорах.

Тьма сгущалась вокруг нее, душила ее. Франческа лежала неподвижно, объятая страхом, и пыталась разглядеть свет, но видела только тусклую желтизну ночника и тени, мерцающие на стене алькова. Слава Богу, что я не поддалась панике во время телефонного разговора, думала она; слава Богу, что я не погубила Паоло. Лицо Паоло встало перед ее мысленным взором, его глаза искали ее, голос повторял ее имя. Держись, хотела сказать она, мы не забыли о тебе, скоро ты вновь обретешь свободу. В алькове было прохладно, но жаркая ночь подступала к ее убежищу со всех сторон. Она попыталась вернуть себе утраченное самообладание, разорвать пелену страха. Было два часа пополуночи, рядом с кроватью тикал будильник. Она села и взяла с тумбочки стакан воды, отпила немного, потом легла опять.

В темноте послышались голоса, замерцал фонарь, и вскоре молчаливые стражники поставили перед ним поднос с едой. Паоло Бенини подождал, пока они уйдут, затем начал есть, не обращая внимания на то, что суп иногда проливается на рубашку, а крошки хлеба падают на пол. Закончив, он понюхал ведра, пытаясь угадать, в какое из них он мочился, затем попил из другого, надеясь, что ошибки не произошло.

Когда-то это должно кончиться. Банк оплачивает страховку в случае киднеппинга, поэтому они обязательно раскошелятся.

Каждому клиенту нужно качественное обслуживание, и никто не хочет быть скованным дополнительными запретами, так что банкирам приходится на многое закрывать глаза. Это закон банковской системы. Арабские деньги или еврейские — все равно. Деньги с Ближнего или Дальнего Востока, из России или из Америки — неважно. Бывали и особые случаи, приносившие банку дополнительные комиссионные. Однако чтобы получить эти комиссионные, банк должен был держать на службе человека вроде Паоло Бенини — в его функции входили контроль за особыми операциями и разрешение проблем, которые могли здесь возникнуть. А чем больше было довольных клиентов, тем больше денег доставалось банку. К тому же за особые услуги клиенты платили столько, сколько с них спрашивали, поэтому правление ценило Бенини.