У края толпы со скрежетом остановился старый коричневый седан. На нем вполне могла красоваться надпись «Правительство США», сделанная яркой розовой краской на двери водителя. Из машины вышел высокий чернокожий человек и подошел к нам.

— Утро доброе.

— Привет, Энди, — сдержанно ответил я.

— Это уже становится традицией, а? — сказал чернокожий, указывая на властную фигуру перед микрофонами.

— Хороший человек, — сдержанно ответил я. Энди кивнул в сторону высокого худого мужчины, стоявшего рядом с ним. — Это Силван Уилсон из Вашингтона.

По словам Энди, эту шишку прислали, чтобы тот взял на себя руководство.

— Силван, это капитан Пол Лоренцо, Майами, отдел убийств. Пол и кардинал — старые знакомые.

— Да, мы это слышали. Приятно познакомиться, Пол.

Улыбка человека из Вашингтона была натянутой, как змеиная кожа. Сразу к делу, очень по-вашингтонски.

— Послушай, дружище, на этот раз мы хотели бы сами присмотреть за этим большим парнем. Прошел слух, ему грозит опасность, и мы решили, что лучше спрятать его где-нибудь, пока он не соберется домой.

— И даже не допросите его, чтобы узнать какими источниками он пользуется, а? — я пытался говорить с улыбкой, но оба мы чувствовали натянутость. — Целая сеть осведомителей благодаря одному католическому священнику. Какая удача! В вашингтонской конторе твое начальство в этом толк знает.

— Да ладно, приятель. Этот парень ходит по краю пропасти. Ему грозит опасность.

— Извини, не продается. Опасность была всегда. И мы всегда с этим справлялись. Справимся и на этот раз. Аминь.

Что еще я мог ответить? В напряженном молчании мы некоторое время наблюдали, как молодой священник передает гипсовую статую высокому кардиналу.

Напряжение разрядил Бенес:

— Рекламная пауза, — усмехнулся он.

Кардинал продемонстрировал статую.

— Это Nuestra Senora de la Montana, [8]ей молятся жители Перу, Эквадора и Колумбии. Ее очень любят. Но, — для большего эффекта он сделал паузу, — она была самым подлым образом осквернена.

Перочинным ножом кардинал проделал дыру в основании статуи. Белый порошок посыпался на газетный лист, который держал священник. Включились камеры.

— Я не скажу, на каком острове была обнаружена эта статуя, но лишь добавлю, что вместе с ней были найдены еще два десятка. Все они уничтожены, — сказал кардинал.

Когда струйка кокаина иссякла, вашингтонец припугнул:

— Боюсь, что об этом вас поставит в известность ваше начальство, капитан.

Мой друг Энди пытался скрыть презрительное выражение.

— У начальства есть мой номер телефона, вашингтонец. Кардинал — наша забота.

Сначала площадку покинули камеры, затем репортеры и следом под усиленной охраной — фургоны DEA. Появились две местные патрульные машины и два-три мотоцикла.

Когда я подошел, кардинал оживленно разговаривал со священниками.

— С возвращением, Рико, — сказал я. Мы обнялись по-латиноамерикански.

Познакомились мы более десяти лет тому назад, в пору, когда я был еще молодым полицейским, которому неожиданно поручили сопровождать фотогеничного и смелого епископа, уже наделавшего шуму на Карибах.

— Это еще почему? — спросил я тогда в участке, наблюдая за бурлившей автомагистралью Майами. Впрочем, я знал ответ. Я был молодой и самоуверенный, совсем зеленый сержант, зато сообразительный и к тому же отличный полицейский с хорошими перспективами.

— Ты ведь говоришь по-испански? — ответил начальник полиции.

— Все говорят.

— Католик?

— Не так чтоб очень.

— Тогда можешь с ним не молиться. Просто следи, чтобы он не попадал в передряги.

— Да тут вечно слоняются какие-нибудь важные шишки. Что в этом парне такого особенного? Он всего лишь епископ.

— Ты, видно, газет не читаешь. Правительства всех карибских стран считают его смутьяном и подстрекателем. Полагаю, они назвали бы его коммунякой, если бы это значило теперь хоть что-нибудь. Лично мне глубоко плевать на то, что он думает о бедности, или социальной справедливости, или правах человека, или цене на рыбу. Но он большой политик и не нравится очень многим, включая психованных «правых» латиноамериканских придурков. И мне все равно, будь он хоть Ганди или Второе пришествие, я просто не хочу, чтобы его грохнули на моей территории. Делай что потребуется.

А требовалось от меня убедить этого епископа — «разгребателя грязи», что нам обоим будет легче, если он станет перемещаться в качестве пассажира в замаскированной под такси полицейской машине. С годами мы подружились. Епископ стал кардиналом, а молодой детектив продвинулся вверх по служебной лестнице. Но заведенный порядок нарушался редко.

— Как Лиза и дети? — спросил Рико в аэропорту.

— Отлично. Поужинаем сегодня?

— Конечно. Я должен освободиться к восьми. Может, посмотрим пару матчей «Марлинсов». [9]

Кардинал кивнул в сторону сопровождающих пустых полицейских машин:

— К чему вся эта кавалерия?

— Сейчас ты не особенно популярен у людей, выращивающих урожай, которого так жаждет Америка.

— Разве это новость?

— Осведомитель сообщил, что они могут что-нибудь предпринять. Может, это и вранье, но…

— Что-нибудь из серии «Прибей бродягу» или нечто особенное?

— Мы слышали, что это люди Кабальеро, — сказал я. Это был третий по величине кокаиновый картель.

Рико довольно долго молчал.

— Понятно, — наконец произнес он. — Тогда передай мое братское «добро пожаловать» всей этой кавалерии.

— Они будут рядом по крайней мере до окончания публичной части дня. Мы следуем сзади.

— Хорошо. Сделай мне одолжение и положи это в багажник своей машины.

Рико кивком указал на два потертых чемодана, которые пилот выгрузил из носового отсека самолета.

— Здесь бутылка рома и кое-что для детишек. Я заберу это у тебя сегодня вечером.

— Нет проблем.

Большую часть времени до ужина Рико провел с Сарой. Это была любимая крестница Рико, светловолосая, голубоглазая, как ее мать. Девочке было семь лет, и она страдала аутизмом. Сара требовала постоянного внимания. Ее матери пришлось из-за нее оставить карьеру журналистки, и она чуть было не стоила нам нашего брака. Сестра Сары, Нэнси, дулась: тяжело, когда тебе девять лет, а на тебя не обращают внимания.

Но затем Рико схватил Нэнси, посадил к себе на плечи и, провезя на себе через двор, усадил в гамак, после чего рассказал девочке старинную карибскую историю о морском чудовище, жившем в одиночестве в пещере на берегу лазурного моря. Когда они садились ужинать, в глазах Нэнси и Рико играли искры смеха. Лиза поджарила желтохвоста, и мы ели его с зеленым салатом, запивая сухим чилийским белым вином, однако нашу милую беседу и спокойную трапезу прервал крик Сары из ее комнаты. Лиза, ни слова не говоря, бросилась из-за стола с такой мукой на лице, словно ее ошпарили кипятком.

— Иногда она бьется головой о предметы, — сказал я, не пытаясь скрыть родительской боли.

— Сочувствую. Это должно быть очень тяжело.

— И становится все тяжелее. Я хотя бы днем могу удрать из дома. А Лизе деться некуда.

— Понимаю.

— Думаю, мне тоже нужно постараться понять, но большую часть времени я просто с ума схожу. Почему? Почему? Я знаю, ты скажешь, что так захотел Господь. Но что это за Бог, который сотворил такое с маленькой девочкой? Если этого хочет Бог, тогда Бог…

Рико молчал.

— Извини, я не хотел… это все пьяный бред.

Рико улыбнулся:

— Мы обычно говорим так: иногда деяния Господа выше нашего понимания.

— Что же тогда остается? Молиться?

— Много молиться.

— Извини, приятель, но я не смогу себя заставить.

— Ничего страшного, chiko. [10]Я буду молиться за нас обоих.