Увидев ее, юноша одобрительно кивнул и сделал шаг вперед.

— Прежде чем мы отправимся, я должен официально осведомиться у вас, вы ли Фидельма из Кильдара, что в королевстве Ирландия?

— Это я, — ответила Фидельма, чуть склонив голову.

— Я Лициний, тессерарий дворцовой стражи, выполняю приказ superista— это комендант Латеранского дворца. Мне приказано немедленно сопроводить вас к нему.

— Понимаю, — ответила Фидельма, хотя на самом деле она ничего не понимала. — Меня обвиняют в каком-то преступлении?

Молодой офицер дворцовой стражи нахмурился, поднял плечо и опустил, показывая, что знать ничего не знает.

— Еще раз говорю вам, сестра, я всего лишь исполняю приказ.

— Я готова идти, — вздохнула Фидельма; ничего другого ей не оставалось.

Диакониса, бледная и с дрожащими губами, открыла ворота. Сначала вышли Фидельма и офицер, за ними двое стражников. Один из них зажег факел, чтобы освещать путь по темным улицам ночного города.

Если не считать далекого лая собак, город был удивительно тих. В неподвижном воздухе была прохлада, какой Фидельма еще не замечала в Риме. Было холодно — не так леденяще холодно, как бывает по утрам у нее на родине, но достаточно, чтобы она могла оценить преимущества шерстяной одежды. Оставался еще час до того, как первые лучи рассвета начнут ощупывать небо над холмами вдали. В тишине слышалось только ритмичное шлепанье ее кожаных сандалий и тяжелый стук солдатских сапог-калиг.

Они молча прошли по широкой Виа Мерулана, потом южнее, туда, где возвышался купол базилики Святого Иоанна, рядом с которой Латеранский дворец казался совсем низким. До него было недалеко, не более двух тысяч шагов, как вычислила Фидельма в своих ежедневных прогулках во дворец и обратно. Ворота дворца были освещены дрожащим пламенем факелов, и застывшие стражники стояли с обнаженными мечами у груди.

Тессерарий провел ее вверх по ступеням, и они оказались в атриуме, где Фидельме недавно пришлось так долго ожидать аудиенции Его Святейшества. Они быстро пересекли зал, вышли в боковую дверь и пошли по выложенному камнем коридору, мрачность которого контрастировала с роскошным убранством зала. Затем свернули в маленький внутренний двор, посреди которого бил нарядный фонтан, и наконец приблизились к двери, у которой стояли еще двое стражников. Тессерарий остановился и негромко постучал в дверь. Услышав ответ, распахнул ее перед монахиней.

— Фидельма из Кильдара, — объявил он, шагнул назад и закрыл дверь за собою.

Фидельма остановилась на пороге и огляделась.

Она находилась в просторной комнате с гобеленами, но не такой роскошной, как те покои, где она говорила с епископом Геласием. Мебели было не больше, чем необходимо, и все здесь говорило о стремлении скорее к удобству, нежели к кичливой роскоши. Было ясно, что эта комната используется только для работы. Оффициум был хорошо освещен. Навстречу Фидельме вышел коренастый человек с выдающимся подбородком и коротко стриженными волосами цвета стали. Хотя при нем не было ни доспехов, ни оружия, было видно, что это человек военный.

— Фидельма из Кильдара? — В его голосе не было враждебности; более того, он был явно обеспокоен. Фидельма кивнула, все еще с подозрением, и он продолжил: — Меня зовут Марин, я занимаю должность superista, то есть военного коменданта Латеранского дворца.

Жестом он пригласил ее к большому очагу, в котором потрескивал огонь, согревая холодный предрассветный воздух. Перед очагом стояли два стула. Он указал ей на один из них, а сам занял другой.

— Вам, должно быть, интересно, зачем вас вызвали? — Это было утверждение в форме вопроса, и Фидельма ответила с полуулыбкой:

— Супериста, мне, как и любому человеческому существу, не чуждо естественное любопытство. Но я не сомневаюсь, что вы сообщите мне эту причину тогда, когда сами сочтете это нужным.

Марин взглянул на нее, удивленный и позабавленный ее ответом, но тут же его лицо вновь приняло суровое, даже тревожное выражение.

— Вы правы. Произошло событие, которое непосредственно затрагивает Латеранский дворец и Святейший престол Рима.

Фидельма ждала, откинувшись на спинку стула.

— Это происшествие очень многое ставит на карту. Оно угрожает достоинству папского престола и спокойствию в землях саксов, а также грозит войной между вашим королевством Ирландия, саксами и бриттами.

Фидельма глядела на военного коменданта в изумлении и замешательстве.

Марин сделал жест рукой, словно пытался найти объяснение в воздухе.

— Прежде чем продолжить, мне нужно сперва кое о чем у вас спросить…

Он не закончил, и повисла пауза.

— О чем же? — через некоторое время спросила Фидельма.

— Вы не могли бы ответить, где вы находились в полночь?

— Конечно, — тут же ответила Фидельма, не выдавая своего удивления. — Я в сопровождении брата Эадульфа, скриптора при архиепископе-дезигнате Кентерберийском Вигхарде, была на торжественной службе по жизни и деяниям блаженного Айдана из Линдисфарна. Вчера была годовщина его смерти. Служба проходила в церкви Девы Марии Снежной на Эсквилине.

Марин кивнул, как будто все это было ему уже известно.

— Вы отвечаете с большой точностью, Фидельма из Кильдара.

— У себя на родине я защитник в суде закона. Точность входит в мои обязанности.

Марин снова рассеянно кивнул, как если бы знал заранее, что именно таков будет ответ на его подразумеваемый вопрос.

— Скажите, сестра, а почему вдруг ирландка и сакс решили посетить службу по блаженному Айдану?

— Потому что Айдан из Линдисфарна был ирландский монах, который обратил в веру Христа королевство Нортумбрию, и по этой причине его равно чтут и саксы, и ирландцы.

— В каком часу началась служба?

— Ровно в полночь.

— А перед этим, сестра, где были вы и брат Эадульф? — Марин внезапно подался вперед, неотрывно глядя на нее в упор, словно пытаясь прочитать что-то в ее лице.

Фидельма моргнула и ответила:

— Мы с братом Эадульфом и еще несколькими паломниками ходили смотреть Колизей — место мученической кончины многих христиан во времена языческих императоров. Мы осмотрели несколько святых усыпальниц, а потом пошли в церковь, где начиналась служба. Всего нас было двенадцать человек. Трое монахов из Нортумбрии, включая брата Эадульфа, две сестры и еще четверо братьев из Колумбанского монастыря в Боббио. Еще с нами было двое провожатых с постоялого двора при капелле Святой Евпраксии, где я живу.

Марин нетерпеливо кивал.

— И все это время до полуночи вы были с братом Эадульфом?

— Я об этом уже сказала, супериста.

— Знакомы ли вы с ирландским монахом по имени Ронан Рагаллах?

Фидельма покачала головой.

— Это имя мне не знакомо. А почему вы спрашиваете? Теперь, может быть, вы все же расскажете мне, что же случилось и почему меня привели сюда?

Марин глубоко вздохнул и помолчал, собираясь с мыслями.

— Вигхард, архиепископ-дезигнат Кентерберийский, которому предстояло получить власть надо всеми настоятелями и епископами саксонских королевств, был обнаружен мертвым сегодня в полночь декурионом королевской стражи. Кроме того, из его покоев были украдены бесценные сокровища, которые он собирался принести в дар Его Святейшеству на официальной аудиенции, назначенной на сегодня.

— Вы подозреваете, что я имею какое-то отношение к убийству Вигхарда Кентерберийского? — холодно осведомилась Фидельма, когда наконец осознала всю серьезность случившегося.

Марин был явно расстроен и развел руками, словно хотел извиниться.

— Я должен был допросить вас. Многие могли желать смерти Вигхарда. Особенно те, кто был против решения Кентербери подчинить земли саксов уставу Рима.

— Но тогда мы говорим о тысячах людей. Очень многие остались недовольны тем, что мнение Кентербери победило на соборе в Витби, — ледяным голосом отозвалась Фидельма.

— Но только немногие из них сейчас в Риме и имели возможность осуществить свое желание, — многозначительно сказал Марин.