— Возможно, ты и права, Фидельма. Очень может быть, у меня это просто от волнения.

— Да, слишком уж многое зависит от того, как ты завтра откроешь диспут, — согласилась Фидельма.

— Есть и еще кое-что, хотя… — Этайн в нерешительности замолчала.

Фидельма терпеливо ждала, глядя в лицо настоятельницы. Казалось, Этайн никак не может найти нужные слова.

— Фидельма, — проговорила она, внезапно решившись. — Я склоняюсь к тому, чтобы взять себе мужа.

Фидельма широко раскрыла глаза, но ничего не сказала. Духовенство, даже епископы, брали жен; даже монахи из домов, смешанных или нет, могли иметь жен и детей по закону и обычаю брегонов. Но положение настоятелей и настоятельниц было особым — по обычаю они были обязаны соблюдать безбрачие. Таковым же был и устав Кильдара. В Ирландии так было принято: коарб, или преемник основателя монастыря, всегда избирался из родичей основателя. Поскольку настоятели и настоятельницы не могли иметь прямого потомства, преемника избирали из побочной ветви. Если же в побочной ветви нельзя было найти монаха, подходящего для такой должности, тогда из членов семьи коарбаизбирался мирянин — он становился настоятелем-мирянином или настоятельницей-мирянкой. Этайн притязала на родство с семьей Бригитты из Кильдара.

— Это значит отказаться от Кильдара и снова стать обычной монахиней, — сказала наконец Фидельма, поскольку Этайн ничего не добавила к сказанному.

Этайн кивнула.

— По дороге сюда я много и упорно думала об этом. Сосуществовать со сторонним человеком будет трудно, особенно после столь долгого жития в одиночестве. Но, приехав сюда, я вдруг поняла, что уже все решила. Я уже обручилась — по обычаю обменялась дарами. Дело уже сделано.

Фидельма порывисто схватила тонкую руку Этайн и сжала.

— Тогда я рада за тебя, Этайн; рада твоей уверенности. Кто это твой сторонний человек?

Этайн робко улыбнулась.

— Когда бы я полагала, что могу открыть это хотя бы одному человеку, этим человеком была бы ты, Фидельма. Но я полагаю, что это должно остаться тайной, моей и его, — до завершения предстоящего диспута. Когда сей великий собор закончится, тогда и ты узнаешь — ибо я объявлю о своем уходе из Кильдара.

Под окном кельи нарастал шум и крик, и это привлекло внимание обеих женщин.

— В чем дело? — спросила сестра Фидельма, нахмурившись и прислушиваясь к хриплым голосам.

Настоятельница Этайн вздохнула.

— С тех пор как я прибыла сюда, мне не раз уже приходилось быть свидетельницей стычек между нашими монахами и братьями из Рима. Очевидно, это очередная драка. Взрослые люди прибегают к личным оскорблениям и ударам только потому, что не согласны друг с другом в толковании Слова Божьего. Печально, что мужчины и женщины духовного звания превращаются в злых детей, когда не могут договориться.

Сестра Фидельма подошла к окну и выглянула.

Немного поодаль толпа, состоящая по большей части из крестьян, насколько она могла судить по одежде — но в ней были и люди в бурых монашеских рясах, — обступила какого-то нищего. Они насмехались и глумились над этим человеком в рубище, а он хрипло вопил, словно желая перекричать их.

Сестра Фидельма подняла бровь.

— Кажется, этот нищий — один из наших соотечественников, мать настоятельница, — сказала она.

Настоятельница Этайн подошла к ней.

— Нищий. Они многое претерпевают из-за надменности толпы.

— Но послушай, что он кричит.

Обе женщины напрягли слух, дабы расслышать хриплый голос нищего. Очень громкий голос.

— Говорю вам, завтра солнце померкнет в небе, и тогда, в тот самый час, камни сего монастыря окрасит кровь. Берегитесь! Берегитесь, говорю я вам! Я вижу кровь на этом доме.

Звон большого монастырского колокола объявил о приближении открытия синода. По крайней мере, подумала сестра Фидельма, хотя бы об одном обе стороны пришли к согласью — именовать сей съезд христианских сановников греческим словом «синод», сиречь — собор. Синод в Стренескальке обещал быть одним из самых важных соборов и для церкви Ионы, и для Рима.

Сестра Фидельма заняла свое место в храме — он, как самое обширное помещение в монастыре, был отведен для диспута. Гул множества голосов эхом отдавался от каменных стен и высоких сводов. Но и здесь было тесновато и душно — столько монахов сидело на скамьях из темного дуба. По левую руку заняли места те, кто поддерживал обряды Колумбы. По правую руку собрались сторонники Рима.

Фидельма впервые видела такое скопление христианских священноначальников. Наравне с монахами в их приметных одеяниях здесь было множество тех, чье богатое платье говорило о том, что это знатные люди из разных королевств.

Впечатляет, не так ли?

Фидельма подняла глаза и увидела, что на место рядом с ней скользнул брат Торон. Она тяжело вздохнула про себя. Как ей хотелось избежать соседства этого надменного человека. За долгое путешествие с Ионы его общество успело ее утомить.

И когда он спросил, что она думает об этом собрании, холодно ответила:

— Столь блистательного собрания я не видела с прошлого года, когда присутствовала на соборе в Таре. — И там тоже, добавила она про себя, как и здесь, нестерпимо воняло немытыми телами, несмотря на предусмотрительно расставленные курильницы с фимимамом, очищающим воздух. Печальное следствие того, как монахи Нортумбрии относятся к чистоте плоти, неодобрительно подумала она. Среди ирландских братьев каждодневное купанье было общепринято, и каждый девятый день каждый посещал общую баню, парильню с горящим торфом, чтобы как следует пропотеть, прежде чем броситься в холодную воду, а потом согреться растиранием.

Вдруг она поймала себя на мыслях о саксонском монахе, с которым столкнулась вчера вечером. От него пахло чистотой и немного травами. Этот, хотя и был саксом, знает, как блюсти чистоту. Она огляделась и неодобрительно наморщила нос, размышляя, сможет ли найти этого монаха на скамьях сторонников Рима.

Внезапно появилась сестра Гвид, как всегда раскрасневшаяся, как будто бежала, и скользнула на скамью по другую сторону от Фидельмы.

— Ты чуть не пропустила открытия синода, — улыбнулась Фидельма пыхтящей и неуклюжей монахине. — Но разве ты не должна сидеть с настоятельницей Этайн, на скамьях защитников в качестве секретаря?

Сестра Гвид скривилась.

— Она сказала, что позовет меня, если я сегодня понадоблюсь, — ответила она.

Фидельма снова оглядела храм. В одном конце был возведен помост, на котором стояло великолепное кресло. Оно пустовало, ожидая прибытия самого короля Освиу. По сторонам, немного позади, в креслах попроще уже сидели мужчины и женщины, чьи одежды и украшения говорили о богатстве и высоком положении.

Тут Фидельма подумала, что и от брата Торона, несмотря на все его недостатки, может быть кое-какая польза — пусть расскажет, кто есть кто, ведь он уже был в Нортумбрии и конечно же неплохо осведомлен.

— Все очень просто, — ответил пикт. — Это все члены семьи Освиу. Та, что сейчас усаживается на свое место, — королева.

Фидельма взглянула на женщину с суровым лицом, которая уселась рядом с троном. Это была Энфледа. Торон охотно сообщал подробности. Отец Энфледы был предыдущим королем Нортумбрии, но ее мать была кентской принцессой, и Энфледу привезли в Кент, чтобы воспитать в римских обычаях. Неподалеку от нее сидит ее духовник, Роман из Кента, и он безусловно поддерживает Рим. Лицо этого низенького, смуглого человека с черными вьющимися волосами показалось сестре Фидельме злым — глаза посажены слишком близко, а губы слишком тонки. Торон же добавил с видом знатока, что ходят слухи, будто именно Энфледа при поддержке Романа принудила Освиу устроить этот диспут.

Энфледа — третья жена Освиу, он женился на ней вскоре после того, как ему удалось занять трон лет двадцать тому назад. Первая его жена была из бриттов — Риенфельт, дочь короля Регеда, где народ следует обычаям и обрядам церкви Ионы. Но Риенфельт умерла. Вторым браком он женился на Фин, дочери Колмана Римида, верховного короля Ирландии.