Горячие слезы обожгли Линде глаза. Она уткнула голову в подушку и зарыдала. Сьюзен тихонько подошла к ней и нежно погладила по голове.

— Понимаю, ты не желаешь сейчас об этом говорить, — сказала она негромко. — Хочешь обдумать, что делать дальше?

— Что делать? — переспросила Линда слабым голосом и вздохнула. — Я не знаю, Сью. Не знаю…

Сьюзен посидела с Линдой еще немного, пытаясь утешить ее, но при всем желании не могла найти слов, которые бы сейчас были к месту, и обе знали это. Линде предстояло сделать тяжелый выбор, и она испытала облегчение, когда соседка на цыпочках вышла из комнаты.

Девушка откинулась на подушки и закрыла глаза. Голова все еще болела, но эта боль теперь казалась пустяком по сравнению с тяжестью, камнем лежавшей на сердце. Шок от того, что она беременна, прошел, но настроение было хуже некуда.

Линда даже не подозревала, что возможно такое отчаяние. Оно было страшнее воспоминаний о том дне, когда она, девчонка, взбунтовалась против постоянных оскорблений и унижений и сбежала из дому, страшнее того отчаяния, которое испытала, уйдя из «Безопасного дома» и поставив крест на своей карьере.

И все-таки ее уход был правильным решением, подумала она. Все складывалось нелепо и плохо. Конечно, придется сказать Джеральду правду. Линда представила себе, как стоит перед ним и, не глядя ему в глаза, говорит: «Помнишь ту ночь, когда ты остался у меня? Ну так вот, отгадай, что случилось?»

Он, конечно, не догадываясь, о чем речь, попробует отделаться шуткой, пока не услышит главного. А услышав…

Слава Богу, она сказала Кристоферу, что больна гриппом. Теперь у нее хотя бы есть время подумать, как поступить дальше.

Линда рассеянно помешивала ложкой томатный соус, который принесла Сьюзен, чтобы заправить макароны с сыром. Разговор, естественно, зашел о будущем ребенке. Линда высказала мысль, что, если бы она решила сделать аборт, ей не пришлось бы ничего говорить Джеральду.

Однако Сьюзен пришла в ужас.

— Ты шутишь, должно быть? Да ты знаешь, что тысячи людей отдали бы все, лишь бы иметь ребенка?

— Конечно, единственный выход — рожать, — вздохнула Линда. — Тогда придется отдать ребенка приемным родителям. Сью, у меня нет другого выхода. Я сейчас не могу свести концы с концами, а что будет, когда появится ребенок?

— А твоя прежняя работа? Разве мужчина, который привез тебя сегодня, не сказал, что ты можешь вернуться на работу?

— Только не при данных обстоятельствах, поверь мне.

— Извини, Линда. — Сьюзен сухо улыбнулась. — Мне не хотелось бы выглядеть чересчур любопытной или назойливой. Но я знаю, что такое быть матерью-одиночкой. Это не всегда легко, но не так уж и плохо. И мне не хотелось бы, чтобы ты сделала поспешный выбор, не обдумав все возможные пути. Я очень беспокоюсь о тебе, дорогая…

Линда постаралась сдержать набежавшие на глаза слезы.

— Ты, наверное, первый человек почти за всю мою жизнь, кто сказал мне такое. Мне в это даже трудно поверить.

— Во что? В то, что ты достойна, чтобы о тебе беспокоились? — Сьюзен обняла ее. — Тогда нам придется поработать над этим.

Конечно, кому, как не Сьюзен, знать, какие трудности могут поджидать мать-одиночку. Глухонемой ребенок был бы непростой проблемой и в полной семье, а если все заботы о нем падают только на одни плечи — и вовсе трудно. Линда содрогнулась при мысли, что такое может случиться и с ней. Но намного ли все проще, если ребенок здоров физически?

Линда с улыбкой наблюдала, как Милли с аппетитом управляется с макаронами, умудряясь при этом жестикулировать с вилкой в руке, очевидно совсем ей не мешающей. Сьюзен, наверное, сделала бы дочери замечание, что за едой себя так не ведут, но Линда просто не знала, как быть. Ведь не скажешь глухонемой; не разговаривай с полным ртом. Когда девочка на минуту сделала паузу, Линда положила свою вилку на стол и медленно провела пальцами правой руки по левой. Это был первый знак, которому ее выучила Сьюзен: пожалуйста, помедленнее.

Милли нахмурилась и тяжело вздохнула. На какое-то время ее жестикуляция замедлилась, но очень скоро снова набрала темп.

Линда уже не пыталась понять что-либо из ее знаков. Сьюзен воспитала прекрасную дочь — живую, добрую, не капризную. Смогла бы я воспитать такую дочь? — спросила себя Линда.

— Что? — переспросила жестом Милли. — Повторите.

— Не имеет значения. Хочешь мороженого? — Должно быть, ей удалось правильно выразить жестами слова.

Милли с удовольствием закивала и, отнеся грязную тарелку в мойку, терпеливо ожидала лакомства, стоя с ложкой у холодильника. Девочка обняла Линду, словно желая утешить и сказать, что, хотя тетя не такая способная и не может жестикулировать так же хорошо, как сама Милли, она ее все равно любит.

Этот жест тронул Линду до глубины души. В первый раз она подумала о ребенке, который теперь жил в ней, как о будущем человеке. Кто же будет у нее — мальчик или девочка? С темными глазами Джеральда или с ореховыми, как у нее? Но более важно — будет ли ее ребенок так же жизнерадостен, как Милли, или его ждет трудная судьба, как у самой Линды?

Она прошла в гостиную и взяла рамку с портретом отца. Всматриваясь в нечеткие черты человека на фотографии, Линда подумала, что, может быть, ее ребенок будет похож на него и она увидит их сходство в маленьком личике… Если, конечно, сможет это сделать. По фотографии было трудно судить о внешности ее отца. Маленький снимок, с которого делали увеличенный портрет, был настолько выцветшим и поврежденным, что даже то, что получилось, хотя и было настоящим чудом, не давало представления о человеке.

Линда никогда не знала, разорвала ли мать снимок в гневе и потом пожалела об этом или это было делом рук ее отчима. Так или иначе, это не имело значения. Ребенок не повторит ее судьбу. Она сделает все возможное, чтобы этого не случилось. Девушка долго сидела, наблюдая, как Милли играет с куклой, и размышляла, что же ей делать. Она настолько погрузилась в свои мысли, что подпрыгнула от неожиданности, когда зазвонил телефон.

— Линда? — раздался грубоватый голос Кристофера. — Ты как, держишься?

Она прижала трубку плечом и вытерла неожиданно вспотевшие ладони о джинсы.

— Конечно. Спасибо, что позвонили.

— Ну, я рад, что тебе лучше. Послушай. Я буду завтра разговаривать с Джеральдом. Если хочешь, спрошу его о твоей работе…

— Нет, пожалуйста! — проговорила она поспешно. Слишком поспешно, так что человеку на другом конце провода это могло показаться подозрительным. — Крис, пожалуйста, не говорите ему ничего обо мне.

— Линда, не будь дурочкой.

— Стараюсь. Но лучше, если я сама поговорю с ним. Я скоро позвоню ему, Крис. Обещаю.

На другом конце ненадолго замолчали.

— Ты уверена, что тебе лучше?

— Абсолютно. У меня все прекрасно, Крис.

По крайней мере когда-нибудь так и будет. Она как-нибудь выкарабкается. Ничего другого ей не оставалось.

Запасшись крекерами, которые ей порекомендовала Сьюзен, Линда смогла проработать до конца недели, хотя в агентстве по трудоустройству сказали, что ей не следует возвращаться в офис мистера Уинстона.

В субботу она сделала необходимые покупки в супермаркете, отнесла белье в прачечную и сходила в аптеку. Удивительно, что, куда бы она ни шла, везде встречала детишек — в колясках и рядом с мамашами — одного, двух, трех. Почему же раньше она этого не замечала?

После обеда Линда купила в магазине мороженое и, перейдя улицу, спустилась в парк. Не в первый раз за эту неделю она приходила сюда и, сев на скамейку, наблюдала за играющими детьми.

Что, если бы она была мамой вот этого карапуза в песочнице, который только что стукнул игрушечным грузовичком по голове своего товарища по играм? Как бы она поступила? А если бы ее ребенком был тот, которого этот карапуз ударил? Смогла бы она нормально отреагировать? Поцеловала бы место ушиба или, схватив ребенка, бросилась в больницу? Если она не готова взять на себя ответственность за жизнь маленького человечка, если чувствует, что не сможет справиться с воспитанием ребенка одна, лучше признать это сейчас, пока еще есть время. Но мысль об отказе от ребенка вызвала у нее холодный пот. Значит, она уже приняла решение, даже не подозревая этого?