Нет, пожалуй, сегодня Стив перед ним не появится. Если не привести в порядок хоть часть этой писанины, счета ранчо сплетутся в такой клубок, что его потом никогда не распутать — даже осенью, когда ничего больше не будет, кроме работы в доме. Нахмурившись, Стив прогнал мысли о конце лета. На Лугу, рядом с Моникой, он никогда не думал, что чему-то может прийти конец. Там не существовало времени. Моника была там всегда и всегда будет. Потому что в ней самой есть нечто извечное, вневременное, завораживающее и неодолимо захватывающее. Может, ее способность радоваться? А может, просто умение жить всецело настоящим, полностью отдаваясь каждому мгновению? Время в его понимании было для нее бессмыслицей. Не было вчера, не было завтра, не было ничего, кроме бесконечного сияющего настоящего.

И все же конец лета придет, и Моника уедет. Он это знал, хотя возле девушки отказывался в это верить. Там, на Лугу, все выглядело иначе. А здесь его постоянно грызла совесть за обман и сокрытие того, что он владелец Луга Диксона, а никакой не бедный ковбой без прошлого и будущего. Но кем бы он ни был у себя на ранчо, там, в высоте горного Луга, все тускнело под ослепительно ярким солнцем по имени Моника. И что бы он ни делал — беседовал ли, положив голову ей на колени, о коровах и пастухах, или глубоко погружался в нее, окрыленный ее страстными вскриками, с ней он обретал особенный мир, не укладывавшийся в обычные границы времени и пространства.

Вот почему всякий раз, когда он собирался назвать ей свое полное имя, слова застревали в глотке. С каждой встречей то, что они разделяли вместе, приобретало для него все большую и большую ценность, стало настолько дорого, что теперь даже от одной мысли, что это можно потерять, было невыносимо. Скажи он правду — она взглянет на него и увидит чужого Гордона Стивена Диксона-третьего вместо ставшего близким ковбоя по имени Стив. И время тут же остановится, повернет вспять. А это и так будет достаточно скоро, в конце лета, когда она уедет и на Лугу снова станет пусто. Как и в его сердце.

Нет, ничего он не станет ей говорить. Так и так проиграет. Каждый день украден им у времени, пока он молчит. Лето, увы, кончится, но пусть кончится в положенный срок. Ни секундой раньше…

Зазвонил телефон, прервав его размышления. Потянувшись к трубке, Стив спохватился, что уже полчаса, не видя лежащих перед ним бумаг, думает о женщине. И вдруг шевельнулось страстное, острое как нож желание оказаться с Моникой. К чертовой бабушке все счета! Я должен быть с ней. Осталось так мало времени…

Телефон не умолкал.

— Алло, — крикнул Стив.

— Господи, ну и рык! Ты еще там не кусаешься?

— Привет, сестрица! — Он улыбнулся. Сандра — единственный член семьи, звонку которой он был всегда рад. — Как там с твоим последним ухажером?

— Забавно. Забавней некуда.

— Уже? Так быстро?

— Даже еще быстрей. Мы и обеда заказать не успели, а он уже завел разговор о моей семье. А я назвалась маминой девичьей фамилией. И вот сижу я себе, Синдерелла Райан, внимая ухаживаниям…

— Синдерелла? Золушка? Это ты-то? — перебил, рассмеявшись, Стив.

— А то нет! Такое имечко должно что-то значить. Правда?

— Ну, еще бы!

— Так я его ж к доске пришпилила вместе с другими букашками моей коллекции, — мрачно сказала она. — Они все умнеют, но честнее не становятся.

Стив понял — сестра говорила об охотниках за состоянием. Он презирал их всех, мужских особей — особенно.

— Приезжай жить со мной, Золушка! Я буду их для тебя препарировать. Я таких за десять миль чую.

— Вот хорошо бы папе так.

— А что, он опять вляпался?

— По уши.

— Не говори, попробую догадаться, — сказал Стив. — Высокая брюнетка, классический бюст, осиная талия, крутые бедра. Одета как топ-модель.

— Когда ты ее видел? — удивилась Сандра.

— Я ее не видел.

Сестра помолчала, потом грустно рассмеялась.

— Да, он предсказуем. Правда?

— Ничего удивительного! Мама была высокая, темноволосая, красивая. Он все еще ищет ее копию.

— Кто с ней сравнится? У этой мозгов не больше, чем горчицы в гамбургере!

Стивен улыбнулся. Сандра была вылитая мать — высокая брюнетка с пышной фигурой и ясным умом.

— Кстати о женщинах… — продолжила сестра.

Засмеявшись, Стив отодвинулся с креслом от стола и водрузил на бумаги ноги в ковбойских сапогах. Ему вдруг пришло в голову, что Сандра и Моника понравились бы друг другу. От этой мысли улыбка тут же сошла с его лица, потому что сестра никогда не получит возможности познакомиться с Моникой.

— …моя соседка по комнате в колледже. Ты ведь помнишь ее? Милда Эванс?

— А? — вновь включился он в разговор.

— Стиви, братик мой дорогой, страшилище моих детских дней, мой звонок тебя-таки разбудит. Проснись! У тебя там через неделю прощальное гулянье, проводы лета, или как это называется? Бал. Правильно?

— Правильно, — сказал он с улыбкой.

— Ну вот. Через неделю я приезжаю к тебе на ранчо, — продолжила Сандра, четко выговаривая слова, словно ее брат с трудом понимал английский. — Привожу с собой Милду Эванс. Между прочим, после колледжа она заработала жуткую кучу денег. Стала фотомоделью. Ты еще слушаешь?

Внутренняя система защиты четко оповестила Стива о тревоге.

— Красивая и богатая, да?

— Да.

— Нет! Добро пожаловать в любое время, Золушка, но свои замашки свахи оставь дома.

— Хочешь сказать, что мои подруги — нежеланные гостьи на твоем ранчо?

Он открыл рот, чтобы возразить, но остановился, побежденный.

— Сандра, ты моя любимая сестра и…

— Единственная, к тому же, — вставила она.

— Может, хватит меня уговаривать?

— Ну, раз ты так вежливо просишь, буду рада…

— Я тебе должен сказать…

— Заткнись! — оборвала сестра, удачно выбрав момент.

Стивен вздохнул.

— Сандра, пожалуйста. Никакого сватовства. О'кей?

Последовала короткая пауза, потом вопрос:

— Ты что, серьезно?

— Да.

— Нашел в конце концов себе кого-то?

У него сжалось сердце.

— Стиви? Ты меня слышишь?

— Добро пожаловать на бал, сестренка, — ответил он серьезным тоном. — Привози свою, как там ее, если это доставит тебе удовольствие. Я даже буду с ней вежлив. Обещаю.

— Стиви, какая она?

— Черт, Сандра, это же твоя подруга, не моя. Почем мне знать?

— Нет. Не Милда. Та, которую ты нашел.

Он закрыл глаза и вспомнил, как выглядела спящая на Лугу Моника, укрытая сияющими серебристыми волосами.

— Имя ей Женщина… И она не существует, — тихо произнес Стив, — в нашей реальности. Она живет вне времени.

После долгой паузы Сандра сказала:

— Не понимаю. Не знаю, радоваться за тебя или нет. Ты так печально говоришь.

— Радуйся. Хоть на время я узнал, что это такое, когда тебя любят просто за то, что ты — это ты. Она думает, что я всего лишь ковбой в заплатанных джинсах и рубахе с потертыми манжетами, и ей наплевать. Обращается со мной так, словно я ее осыпал бриллиантами, а я ей не дал вообще ничего.

— Кроме себя самого.

Стив закрыл глаза.

— Другим женщинам этого всегда было мало.

— И мужчинам, — тихо добавила сестра, вспомнив собственное болезненное открытие, что не столько она сама, сколько ее деньги влекли к ней человека, которого она любила. — Я рада за тебя, Стиви. Сколько бы это ни продлилось, я за тебя рада. Мне не терпится ее увидеть.

— Прости, сестренка. Расписанием это не предусмотрено.

— Ее не будет на балу? Ах, да! Конечно. Она же не знает, кто ты. Черт!

Он улыбнулся, несмотря на шевельнувшуюся в нем боль.

— Она не придет, даже, если я ее приглашу. У нее нет денег, чтоб купить приличный складной ножик, не говоря уж о вечернем платье. Мне-то все равно, в старых джинсах она или в шелках, но я скорей дам руку на отсечение, чем заставлю ее почувствовать себя неловко.

— Так купи ей платье. Скажи, что выиграл деньги в покер.

— А она скажет, чтоб я лучше купил себе новую рубаху. Причем абсолютно искренне.