— Но я не могу. Я обещала папе. — Флоренс торопливо посмотрела на часы: — Господи, ты только посмотри на время! Уже одиннадцать. Мама с папой сейчас вернутся из гольф-клуба, а мы еще не приступили к украшению стола! Ты начинай, а я пойду принесу свежих цветов из сада.
Кэрол озадаченно смотрела ей вслед. Что они так тщательно скрывают от нее?
— Иногда браки оказываются неудачными, особенно если они сочетают людей, родившихся в июне и декабре, как мы со Стефанией, — признался однажды Джеффри. Но это было все, чего ей удалось добиться. — Конечно, мне было горько — мы разошлись, и я лишился права участвовать в жизни моего ребенка. Это было не самое мудрое решение, но в тот момент казалось, что другого придумать нельзя. Дорогая моя Кэрол, я всю жизнь прожил с чувством вины и стыда за то решение и всегда мечтал о возможности все изменить. Поэтому давай забудем о прошлом. И начнем заново с сегодняшнего дня.
Легко ему говорить, когда он знает о прошлом все. А каково ей? Иногда ей казалось, что для нее лучше было бы никогда не знать, что Уильям ей не родной отец. После смерти родителей ее жизнь завертелась в каком-то странном водовороте, и с тех пор она потеряла покой.
Ну ладно. Хватит об этом. Но сегодня она непременно должна узнать правду, чтобы вырваться из гнетущей неизвестности.
Вскоре вернулась Флоренс с великолепными розами.
— Я понимаю тебя, Флоренс, и не прошу сказать то, что ты знаешь о моей матери, но не должна говорить. Однако никто не запрещал мне говорить то, что я знаю о ней.
— Мне бы этого не хотелось. Давай вообще забудем, что я упомянула ее имя.
— Я не могу. Она не заслуживает такого отношения. — Кэрол просительно прикоснулась к руке сестры. — Она была прекрасной матерью и прекрасной женой. Я никогда не возвращалась из школы в пустой дом, как некоторые дети. Она всегда ждала меня, с интересом расспрашивала обо всех событиях, обожала принимать моих друзей. Она превратила наш дом в оазис любви, тепла и веселья. Мне больно, что никто здесь не думает о ней хорошо.
Флоренс оборвала нижние листья с ветвей роз.
— Люди не всегда таковы, какими кажутся, Кэрол.
— Я знаю. Почему, ты думаешь, я разыскала Джеффри в мае этого года? Потому что есть важная часть жизни моей матери, о которой я ничего не знаю. Я должна все выяснить до конца.
— Разве ты не видишь, что уже здесь есть проблема. Почему, если твои родители умерли в сентябре прошлого года, ты прождала восемь месяцев, прежде чем решила найти отца? Почему, если это так важно для тебя, ты не начала действовать раньше?
Кэрол даже затаила дыхание при воспоминании о том утре.
— Я не ожидала, что будет так трудно возвращаться к прошлому, когда решила заглянуть в мамину шкатулку, — начала Кэрол, и голос ее задрожал.
— Не продолжай, если тебе трудно, — сказала Флоренс.
— Нет-нет. Я должна объяснить тебе, почему все это так важно для меня.
Кэрол, с трудом сдерживая слезы, рассказала о том, что она нашла в шкатулке.
— Так я узнала, что Уильям мне не родной отец и что у мамы до него был муж. Я почувствовала себя преданной. Преданной самыми дорогими и родными людьми.
— Это было письмо тебе? — В сочувствующем голосе Флоренс звучала симпатия.
Кэрол попыталась улыбнуться.
— Если бы так, вряд ли я разговаривала бы с тобой сейчас на эту тему. Но нет. Я нашла фото, где мама была снята совсем молодой, но я сразу узнала ее. На ней был свадебный наряд — сатин, кружева, фата на голове. Ее нес на руках мужчина гораздо старше ее. Теперь я понимаю, что это был Джеффри. На обороте была надпись: «мистер и миссис Джеффри Вудстоун, Блэкфорд, Мичиган», и дата — за два года до моего рождения.
— И это все, что ты нашла?
— Нет. Там еще была копия свидетельства о моем рождении, в котором указывалось, что моим отцом является Джеффри Вудстоун. Там же было свидетельство о разводе моей матери с Уильямом Стэнли. Оно датировано днем, когда мне уже исполнилось одиннадцать месяцев. И свидетельство о моем удочерении Уильямом Стэнли.
Она снова посмотрела в лицо Флоренс.
— Теперь ты понимаешь, почему я приехала сюда за информацией о своем прошлом, вернее о прошлом моих родителей. Я знаю, что произошло, но не знаю почему…
— Не могу помочь тебе. Даже если бы и хотела, — сказала Флоренс. — Я не знаю полной картины, только обрывочные сведения, которые доходили до меня в разное время. Боюсь, если отец не желает рассказать тебе то, что ты хочешь знать, единственный человек, способный помочь тебе разобраться, это Эдвин. Он знает всю правду целиком.
— И, конечно, не захочет мне рассказать. — Она устало опустилась в кресло у стола. — Прямо не знаю, что и делать.
Флоренс села напротив нее.
— А что, если я уговорю Эдвина поговорить с тобой?
— Вряд ли он тебя послушает, — покачала головой Кэрол.
— Это трудно, но надо постараться. — Флоренс немного подумала, задумчиво покусывая губу, потом решительно хлопнула ладонью по столу.
— Я сделаю это сегодня же!
— Неужели ты надеешься, что у тебя получится?!
— Эдвин порядочный и справедливый человек. Мне кажется, я смогу объяснить ему, как важно для тебя узнать правду об этой истории. А ты будь готова. Как только я поговорю с ним, не давай ему времени передумать. И еще, — она низко наклонилась к Кэрол, — пожалуйста, постарайся не воевать с ним, как вы обычно делаете. Вряд ли это приведет нас к цели. Ты очень облегчишь мне задачу, если будешь миролюбиво настроена.
За окном террасы мелькнула чья-то тень, и в комнату вошел Эдвин.
— О чем это вы тут шепчетесь? — требовательно спросил он. — Вы что, собираетесь возиться с этими розами до ночи?
По лицу Флоренс скользнула тень смущения.
— Мы только немного… поболтали.
Он подозрительно оглядел сестру и перевел взгляд на Кэрол.
— Ты, я вижу, не даешь прохода моей сестре. То-то она стала вести себя как-то странно.
Флоренс стала на защиту Кэрол:
— Перестань дергать ее, Эдвин! Кэрол всего лишь рассказывала мне, как ты был внимателен к ней по пути сюда, когда дороги оказались размытыми и вы вынуждены были заночевать в том ужасном мотеле.
На мгновение он потерял дар речи. Редкий случай для мужчины, подумала крайне смущенная Кэрол. Ведь она ничего никому не рассказывала о том вечере.
Но в следующий момент она поймала умоляющий взгляд Флоренс, делающей отчаянные знаки из-за спины брата, и взяла себя в руки.
— Да, именно так, — с трудом выдавила она.
Сомнение отразилось на его красивом мужественном лице. Но, прежде чем он успел что-либо сказать, за окном раздался звук подъезжающей машины и они услышали голоса Джеффри и Амелии, вернувшихся из клуба.
— Выброси этот вздор из головы. Лучше давайте поскорее закончим с цветами. — Эдвин решительно подошел к охапке белых гладиолусов. — Кэрол, куда их лучше поставить?
Хоть бы ты куда-нибудь провалился, Эдвин Трейси! — подумала Кэрол. Ей захотелось стукнуть его побольнее и сказать, что никогда не встречала более нудного и вредного типа и что она ненавидит его всей душой. Да, ненавидит! Но разве это будет полной правдой?
Глубоко вздохнув, она постаралась настроиться как можно более миролюбиво.
— Давай не будем препираться, Эдвин, и сделаем вид, что ладим друг с другом.
— С какой стати?
— Хотя бы ради Джеффри и твоей матери. Мне кажется, они были бы рады видеть нас друзьями.
— Значит, ты предлагаешь это только ради их спокойствия, а самой тебе все равно?
— Что ты имеешь в виду? — она подавила готовый сорваться с губ нервный смешок. — Уж не думаешь ли ты, что я в глубине души питаю к тебе нежные чувства?
Эдвин пристально посмотрел на нее.
— А почему бы и нет?
Он такой наглости она даже растерялась и не нашлась с ответом. Неужели ему удалось прочитать то, что она, как ей казалось, сумела спрятать глубоко в своем сердце?
— Поставь гладиолусы на пианино, — пробормотала Кэрол. — И не задавай глупых вопросов.