— Значит, это единственное, о чем ты сожалеешь?

— А что, есть еще о чем сожалеть?

Его пренебрежительное равнодушие к тому, что они только сейчас вместе пережили, задело ее до глубины души.

— Можно было бы, например, поинтересоваться о возможности случайной беременности.

Он сильно потер челюсть рукой, словно хотел стереть весь вечер из памяти.

— Спасибо, что напомнила. Я еще виноват и в том, что не побеспокоился о мерах предосторожности. Полагаю, ты пьешь таблетки?

— Нет. В отличие от тебя случайным сексом я не увлекаюсь, а серьезных отношений с кем-либо у меня до сих пор не было. — Она сунула ноги в туфельки и попыталась закрепить гребнем пряди, выпавшие из ее элегантной прически. — У меня возникает другая мысль: что должна почувствовать Рейчел, если она узнает, что ты и я…

— Переспали? — Он горько усмехнулся. — Что ж, я вполне в состоянии сохранить это в секрете, да и ты, как мне кажется, не слишком настроена оповещать весь свет о своей неосмотрительности.

— Это и твоя неосмотрительность, между прочим, — напомнила Кэрол.

Ее вновь испугало то, с какой болезненностью она воспринимает его небрежное отношение к только что происшедшему между ними.

— Возможно, я все это начала, но ты не очень-то колебался, вступая в игру, и довел дело до конца.

Эдвин взорвался.

— Ты хочешь услышать от меня признание своей вины? Пожалуйста! Я — величайший подлец на этом свете. Мне следовало бы своими руками прервать злосчастную нить моей жизни! Если, конечно, ты не предпочла бы собственными руками отрезать у меня самую ненавистную часть моего тела. Но я не волшебник и не могу повернуть время вспять. Что сделано, то сделано, и нам обоим придется жить с сознанием этого.

— И тебе нечего больше вспомнить, Эдвин? — спросила она, с трудом сдерживая подступающие к глазам слезы. — Для тебя все было лишь физическим развлечением? Если так, неужели ты не мог остановить меня?

— Если бы я мог, я бы сделал это, — сказал он с неожиданным проблеском тепла и нежности в голосе. — Но я не могу дать тебе того, что ты действительного хочешь, Кэрол. Именно поэтому нам нельзя было заниматься сексом.

— И чего же я, по-твоему, хочу?

— Любви, — сказал он просто. — Это главная, а может быть, единственная причина твоего приезда в Блэкфорд. Потеряв родных, ты почувствовала себя беззащитной, отсюда все твои метания. — Он сделал к ней шаг и погладил пальцем по щеке.

— Было бы неправдой, если бы я не признался в моем влечении к тебе. Но между нами нет любви, Кэрол. Даже более того, скорее мы не понравились друг другу. За свою жизнь я повидал немало людей, которые приняли сексуальное влечение за любовь и превратили свою жизнь в сплошной ад. Я не хочу повторить их ошибку, тем более с дочерью Джеффри Вудстоуна. Слишком многим я обязан ему.

Какая законченная логика! От его слов ей стало и вовсе не по себе. Долго сдерживаемые слезы навернулись на глаза. Ей показалось, что она нашла что-то драгоценное и только успела к нему прикоснуться, как потеряла, не удержав в руках.

— Ты абсолютно прав. Летний роман не для меня. Мне нужно большее. Я хочу постоянства от мужчины.

— А я не могу тебе этого дать ни теперь, ни, вероятнее всего, потом.

— Конечно, я и не ожидала от тебя другого. — Она отвернулась к окну, призывая на помощь всю свою гордость, чтобы сказать: — Лучше всего для нас обоих забыть обо всем, что произошло между нами в этой комнате. Не надо беспокоить Джеффри своими признаниями, Эдвин. И давай оставим бесплодные сожаления о случившемся.

— Я должен сказать ему.

— Нет. — Она покачала головой, и слезы брызнули у нее из глаз. — Не стоит рисковать своими взаимоотношениями из-за того, что ты мне сейчас сказал. Достаточно того, что я знаю правду.

— Я не уверен, что смогу выдержать это условие, Кэрол.

— Черт побери, тебе придется это сделать! Если ты заботишься о нем, как говоришь, ты не поставишь свою совесть выше его спокойствия. Ты теперь должен будешь жить со знанием того, что случилось, так же, как и я.

Она бросилась к лестнице.

— Куда ты? — он попытался удержать ее за руку.

— Куда угодно, только подальше от тебя!

— Боюсь, что нас уже хватились. Если ты хочешь, чтобы никто ничего не заметил, нам надо вернуться вместе и вести себя как ни в чем не бывало. Если что-нибудь спросят, скажем, что ходили прогуляться на реку.

Но она даже не могла подумать об этом. Изображать сияющее благополучие, когда ей в душу словно вонзили нож, у нее не было сил. Она сбросила его руку.

— Ты не совсем подходяще одет для вечера, а я вполне в состоянии объяснить свое отсутствие и без твоей помощи.

— Не глупи, — резко сказал Эдвин. — Ты ведешь себя как ребенок. Неужели ты думаешь, что такой проницательный человек, как Джеффри, ничего не заметит? — Он взял ее под локоть и повел в ванную. — Умойся и приведи волосы в порядок. Через пару минут я тоже буду готов.

Кэрол посмотрела на себя в зеркало над раковиной. На нее смотрело какое-то чужое лицо — широко распахнутые, полные боли глаза, растрепанные волосы, тушь потекла, а помада стерлась. Лишь одна сережка поблескивала в ухе, второй на месте не было. Он прав: в таком виде нельзя показываться на людях.

Кое-как она привела лицо в порядок, хотя, если бы кто-то пригляделся, без труда мог бы распознать следы слез. Повозившись с прической, она поняла, что не в состоянии придать ей первоначальный вид, и в конце концов вынула все шпильки и просто распустила волосы.

Эдвин уже ждал ее у двери. По его виду никто бы не догадался, что совсем недавно он занимался любовью. Скорее можно было подумать, что он просидел в библиотеке Джеффри за изучением книг по законодательству. Тугой узел галстука был повязан поверх ворота рубашки, белоснежной как первый снег, пиджак сидел на широких плечах как влитой, без единой складочки.

— Готова? — спросил он.

— Нет, я потеряла сережку. — Она принялась искать ее на полу у окна. — Наверное, она где-то здесь, но я не могу ее найти.

— Я поищу ее потом. Под распущенными волосами никто ничего не заметит. — Он критически осмотрел ее. — Не могу сказать, что ты выгладишь как новенькая. Но ты обведешь вокруг пальца любого. Пойдем.

Эдвин помог ей спуститься по лестнице, и они пошли дорогой, которая вела от речки.

— Улыбайся, Бога ради. Ты выглядишь так, будто потеряла лучшего друга, а не сережку.

— Так и есть. Благодаря тебе я узнала, что моя мать совсем не та, за которую себя выдавала.

— Я тебя предупреждал, но ты сама настояла.

— С этого момента я не собираюсь обсуждать с тобой что-либо, Эдвин.

— Понимаю, на твоем месте я бы испытывал то же самое. Только заметь, я от своей откровенности не получил ничего приятного. Уж куда лучше было бы сообщить тебе что-нибудь хорошее.

— Это ничего не меняет.

Они обогнули густые насаждения из рододендрона и оказались на лужайке. Вечеринка уже подходила к концу. Немногие из оставшихся гостей сидели за столиками на террасе.

— О-го-го… — пробормотал Эдвин, когда всеобщее внимание устремилось на них. — Я надеялся, что мы растворимся в толпе, а мы оказались на сцене. Улыбайся, пожалуйста, и разговаривай со мной.

Кэрол сделала все, как он сказал, поражаясь его способности с легкостью справляться с ситуацией. Он вел себя уверенно и спокойно, как адвокат в зале суда. Шекспир был прав, предложив убить всех законников, с горечью подумала она.

После той ночи Эдвин не виделся с ней около двух недель. Он хотел забыть ее, выбросить из головы, но у него ничего не получалось. Мало того, что он рассказал ей, чего не должен был говорить, а еще и занимался с ней любовью.

Он был бы рад думать, что случившееся между ними всего лишь тривиальный секс. Но он знал, что это не так. Чувства, которые он испытал к Кэрол, не шли ни в какое сравнение с эмоциями, вызываемыми в нем Рейчел Пирс.

Что еще хуже, он дважды предал Джеффри: рассказал Кэрол правду о ее матери и овладел ее — его дочерью! — в тот момент, когда она была наиболее уязвима. И если даже Джеффри сможет его простить, то он себя — нет.