― Ждал, когда ты заткнешься.

Она вспыхнула.

― Послушай, ты… тебе нет места в моей жизни. Я не собираюсь ложиться в постель с кем бы то ни было, а уж тем более с тобой.

Алекс, к своему крайнему удивлению, обнаружил, что начинает наслаждаться разыгрывающейся сценой.

― Что-то я этого не заметил, Лола. И знаешь что? Давно я не получал такого удовольствия.

― Прибереги свои глупые шуточки для других! — воскликнула она, краснея от бешенства еще больше.

― Ты самая красивая на свете женщина, Лола, особенно когда бесишься. А я, уж поверь мне, видел немало красавиц.

― Готова поспорить, уж тут-то ты не соврал. И все они вешались тебе на шею. Как и я.

― Нет, дорогая, не волнуйся, не как ты. Ты такая одна-единственная. Всегда была, всегда будешь.

— Каждый человек единственный в своем роде, — отрезала Долорес. — Или ты так этого и не понял до сих пор? Был слишком занят сколачиванием состояния?

— Ну, значит, ты еще более уникальна, чем кто-либо другой… — лениво протянул Алекс. — И, между прочим, что плохого в делании денег?

— О, решительно ничего. Если только в процессе случайно не продаешь душу дьяволу.

Его карие глаза зловеще сверкнули.

— Так вот в чем ты меня обвиняешь?

Ее черные глаза метнули ответные молнии. Болтовня перестала быть болтовней, превратилась в напряженную и неприятную словесную баталию.

— Да что ты обо мне знаешь, чтобы так говорить? — спросил Алекс.

— В любом случае это мое дело. — Долорес вскинула голову. — А твое — уехать отсюда, вернуться к своим обязанностям. Немедленно. И оставить меня в покое. У меня тут хорошая, налаженная жизнь. И я не желаю, чтобы ты или кто-либо еще являлся и ломал ее только потому, что временами мне становится непросто справляться со своими гормонами.

— Значат ли твои слова, что ты не спишь с мужчинами? — напрямую спросил Алекс и замер в ожидании ответа. Потому что неожиданно понял, что для него он имеет колоссальное значение.

— Это тебя не касается, Алекс Парагон. И вообще, все мужики — настоящие болваны.

— Ты не можешь серьезно так считать, — ответил он. — Иначе тебе не удалось бы воспитать Сантоса приличным человеком.

― Сантос является тем исключением, которое только подтверждает правило. — Долорес внезапно успокоилась и посмотрела на него умоляющим взглядом. — Пожалуйста, Лехандро, не смейся надо мной. Ты никогда не был жестоким. Так не начинай же… не начинай сейчас… со мной…

Алекс опустил глаза. Да, она, безусловно, права, упрекая его в жестокости. Он ведь и понятия не имел, как Долорес прожила эти одиннадцать лет, какие тяготы выпали на ее долю. Он оставил ее, поддавшись чувству острой обиды за то, что она отвергла его домогательства, и ни разу, как заметил Сантос, даже не оглянулся. Как же мог рассчитывать, что она бросит все и приедет к нему, получив посланные им доллары? Нет, он свой выбор сделал. И обязан теперь принять его последствия.

Но, глядя на эту красивую черноволосую женщину, залитую лучами утреннего солнца, Алекс Парагон понимал, что заплатил слишком большую цену за свое благополучие. Что без нее в его душе образовалась невосполнимая пустота…

Тем временем Долорес подняла платье, достала из кармана часы, взглянула на них и спокойно заметила:

— Мне пора. Занятия вот-вот начнутся. Береги себя, Лехандро… И ты правильно сделал, что уехал. Здесь у тебя не было будущего.

Она повернулась и побежала по тропе вверх, а он остался стоять словно громом пораженный. Не было сил ни двигаться, ни думать, ни чувствовать. На сердце лежал тяжелый камень.

Почти такой же тяжелый, как тот, что чуть не задел их четверть часа назад. И имя ему было раскаяние…

Алекс Парагон раскаивался в том, что ни разу за истекшие годы не написал Долорес, не предпринял ни единой попытки связаться с ней. Почему? Из-за того, что она отвергла его тогда, на пляже? А если бы не отвергла, а он все равно уехал? Значит, Лола права?..

Но ведь ему было некогда. Мир бизнеса поглотил все его внимание, все силы. И он сумел преуспеть в этом мире жесткой конкурентной борьбы. Он выиграл.

Но какой ценой? Теперь ему это становилось все яснее. Цена была огромной — потеря женщины, которая и по сию пору занимает его сердце. И бессмысленно обманывать себя, говоря, что он вернется, и сделает кому-то там предложение, и заведет двоих, а то и троих детей.

Нет, ему нужна только Долорес. Ему не хватает ее бешеного нрава, веселого, заразительного смеха, страсти, захлестнувшей их обоих всего несколько минут назад…

И он не собирается повторять ошибку, которую совершил давно. Он не уедет не оглянувшись, не попрощавшись. Одного раза довольно. Более чем.

Приняв решение, Алекс ощутил зверский голод, словно все его жизненные силы ушли на эту работу. Он поднялся на катер и отправился завтракать на соседний остров, где его никто не знал. Вернулся только спустя три часа, когда солнце уже стояло в зените. Без определенного плана действий, но с решимостью покорить Долорес — ее сердце, душу и тело, — однажды уже устоявшую перед ним. И так и не уступившую, судя по ее словам, никому другому.

Алекс спрыгнул с катера на причал и неторопливо зашагал вверх по главной улице. Шум у школы снова привлек его внимание. Он поспешил подойти ближе и застал волейбольный матч в полном разгаре. Присев на трибуну, он с интересом стал наблюдать за игрой. Команды были смешанными — и мальчишки, и девчонки подавали и отбивали мяч с разной степенью мастерства, но равным энтузиазмом.

— Давай, давай! Левее! Пепе, не зевай! Мари, следи справа!

Воздух над площадкой так и звенел от ребячьих криков, перемежаемых свистком судьи-тренера, уже знакомого Алексу по вчерашнему дню.

Постепенно он увлекся игрой и вскоре отметил одного из игроков — высокую девчонку с пышными черными волосами, стянутыми на затылке в хвост. Нахмурившись, Алекс наблюдал за ней, пытаясь понять, кого же она ему напоминает. И внезапно его озарило: Долорес! Он пересел на второй ряд и стал всматриваться. Точно! Те же знакомые черты лица, такой же лоб и рот той же формы. Даже цвет лица… Единственное, что отличалось, — это фигура, но пройдет еще пара-тройка лет, и подростковая угловатость исчезнет, сменившись девичьей округлостью. Тогда сходство станет разительным.

Алекса захлестнула волна гнева. Так вот, значит, как она не спит ни с кем! Сколько же этой девчонке? Лет девять-десять? Это значит, что Долорес, гордая, неприступная Долорес, отказавшая ему в своей благосклонности, отдалась другому практически сразу же после его отъезда! Как же здорово она его провела!.. Алекс нахмурился и изо всех сил двинул кулаком по скамье. Какой же он легковерный идиот! Поверил в ее искусную игру, решил, что она до сих пор хранит целомудрие. Кретин, жалкий глупец! О да, Долорес права: все мужики — настоящие болваны. И он — первый среди них!

Постой, Алекс, негромко вмешался голос рассудка, почему ты решил, что эта девчушка — дочь Долорес? Да мало ли на острове женщин с похожими волосами и кожей?

Да, верно, вдруг очнулся он. Почему это я так твердо уверен в этом? Почему осудил Долорес, даже не потрудившись выяснить, верны мои подозрения или нет?

Но судьбе угодно было вмешаться и рассеять его сомнения.

— Мари! Орнеро! Подойди-ка ко мне! — раздался голос судьи, и девочка, за которой он наблюдал, легко подбежала к нему.

Она выслушала его слова внимательно, часто кивая, потом так же легко помчалась на свое место и с силой ввела мяч в игру.

Орнеро! Итак, он не ошибся. На острове нет других Орнеро. И она слишком взрослая для дочери Сантоса или тем более Ариэллы. Старшие Орнеро умерли вскоре после его отъезда, так что девочка не может быть сестрой Долорес. Значит, возможен один-единственный вывод: это ее дочь! Так вот, оказывается, почему Долорес так перепугалась, увидев его. Потому что у нее есть ребенок.

Да почему она должна бояться тебя? — возразил внутренний голос. Кто ты такой, чтобы она что-то скрывала от тебя или боялась тебя? Ты ей не муж, не жених, не любовник. Так что…