— Вам дозволено войти, — сказал бородатый рыцарь, загородивший проем. — Лошадьми займутся сержанты ордена.
* * *
С госпитальерами дело тоже обстояло не совсем чисто: в 1307 году король Филипп IV Красивый, обвинив Тампль во всех смертных грехах (злые языки поговаривали, что причиной тому был долг его величества храмовникам в двести тысяч флоринов и полмиллиона ливров) уничтожил знаменитый орден, значительная часть собственности которого перешла рыцарям святого Иоанна.
Часть тамплиеров репрессии не затронули — некоторые братья вовремя отреклись, покаялись и влились в ряды Госпиталя, но оставался открытым вопрос: искренним ли было покаяние? Все ли сомнительные тайны рыцарей–еретиков оказались достоянием инквизиции, проводившей тщательное расследование на протяжении целых семи лет?
И Рауль, и уж тем более Михаил Овернский небезосновательно полагали, что далеко не все. Репутация у тамплиеров была скверная — заигрались они с опасными тайнами, подозрительной магией и оккультизмом.
Стоит отдельно напомнить, что из числа великих приоров, посвященных в наиболее охраняемые секреты капитула Тампля, нескольким удалось ускользнуть от короля и Священного Трибунала. Их местонахождение не установлено доселе, четыре десятилетия спустя.
Наверное, это единственный в истории случай, когда инквизиции, при всех ее неограниченных возможностях и полномочиях, не удалось целиком и полностью разгромить противника. Три командора тамплиеров исчезли бесследно, за их головы назначалось колоссальное вознаграждение — на эти деньги можно было купить графство с тремя городками и полусотней деревень с холопами, получить полное отпущение грехов и всевозможные привилегии, но…
Но ничего. Никто не польстился на золото и щедрые посулы.
Как знать, не скрываются ли бывший генеральный визитатор Франции и Англии вместе с командорами Оверни и Прованса под черными плащами иоаннитов, сочувствовавших падшим собратьям? Следствие по обвинению храмовников Sanctum Officium еще не закрыто, а на хранящихся в Авиньонской курии подшивках с материалами дела без малого полувековой давности до сих пор выведено красными чернилами: «Изучать до полного искоренения, бессрочно».
Сомнительно, что рыцари захолустной крепости Бребьер имеют хоть какое–то отношение к делам давно минувшим, но осторожность не повредит. Особенно если учитывать, что мессир комтур — Сигфруа де Лангр, бывший тамплиер. Из числа раскаявшихся и отвергнувших заблуждения. Это достоверно выяснил брат Михаил, на всякий случай изучивший хранившиеся в архивах доминиканской коллегиаты Арраса материалы следствия над местными храмовниками от 1307 года.
— Рекомендации прежние, — шепнул доминиканец Раулю, пока сержанты провожали гостей комтурии наверх, пред светлые очи его милости. — Говорим мало, слушаем много, сочувствуем и оглядываемся. Ваши способности, мэтр, пригодятся — взгляните на замок своим зрением, вдруг что заметите?
— Пока, вроде бы, ничего особенного.
— Дьявол, как всегда, в мелочах, мессир Ознар…
Следов копыт и запаха серы Рауль в комтурии не заметил. Добротное, крепкое хозяйство, как и заведено у госпитальеров. Содержится в идеальном порядке, по сравнению с городом чистота просто–таки изумительная. Под скальным выходом расположены несколько дополнительных построек — лепрозорий на два здания, часовня и отдельно странноприимный дом на два–три десятка паломников, направляющихся в Аррас к святому Ваасту.
Приют для прокаженных скромен: крытые соломой вытянутые домики по старой норманнской традиции обнесены булыжной оградой, рыцари за свой счет заботятся об отверженных, кормят больных лепрой, дают им духовное утешение, а тех, кто еще может работать привлекают к обработке добываемого в карьере камня или вырубке леса. Благое дело, божеское — пусть лучше прокаженные живут здесь, чем шатаются по графству, разнося опасную и неизлечимую заразу.
Сигфруа де Лангр, рыцарь в возрасте почтенном, наверняка разменявший седьмой десяток, был седовлас, статен и величествен — прямая спина, роскошная окладистая борода, волосы пострижены в кружок, «горшком», с выбритыми затылком и висками, как предписывается уставом. Взгляд суровый — видно, что этот человек привык повелевать и приказы его исполняются беспрекословно.
Огорчило то, что комтур принял визитеров с прохладцей, стоявшей на грани неуважения. И даже хамства.
— Времена настали, не приведи Господи, — мессир де Лангр расхаживал вперед–назад по плоской крыше донжона Бребьер, где и изволил принять брата Михаила со свитой. Будто не знал, что они с дороги, могли замерзнуть и проголодаться. — Вот в прежние времена: если соизволит навестить Священный Трибунал, так непременно полтора десятка многоученых клириков, и обязательно в запряженных о шести–конь дормезах с печкой и перинами на лежанках. Да еще охрана из сицилийских норманнов, да слуги. На милю караван растягивался…
— Весьма приятно, что вы столь хорошо помните события триста седьмого года, — преспокойно ответил доминиканец, не пытаясь скрывать легкого сарказма. — Значит, Святейшая инквизиция сумела оставить в памяти не только дормезы с перинами, но и другие, более достойные и глубокие впечатления. Напомню: я приехал в Бребьер не по собственной прихоти, сударь.
— Конечно, ваше преподобие, — осклабился комтур, будто щерящийся пес подняв верхнюю губу и показав удивительно здоровые для его возраста зубы. — Ведь не сообщи приходской кюре в капитул о происшедшем, это следовало бы расценивать как недоносительство?
— В том числе. Или вы рассчитывали управиться сами?
— С чем «управиться»? — Сигфруа де Лангр поубавил резкости в голосе. — Мессир де Го, я рукоположен и вправе совершать таинства, но уступаю обязанность выступить против сил сатанинских тому, кто знает о них больше меня.
— Де Го? — вздернул брови брат Михаил. — Не помню, чтобы нас представляли друг другу.
— Зато я имел честь видеться с вашим дядюшкой. Тридцать четыре года назад.
«Папа Климент V лично допрашивал в Авиньоне часть обвиняемых по делу Тампля, — сообразил внимательно слушавший Рауль. — А у госпитальеров сеть осведомителей мало уступает инквизиционной: комтур запросто мог узнать происхождение главы внезапно объявившегося в графстве Артуа Трибунала!».
— Надо же, какое совпадение, — невозмутимо ответил преподобный. — Вас оправдал сам Папа, следовательно я вовсе не имею каких либо претензий к одному из благочестивейших рыцарей ордена Иоанна Крестителя… Если вам, сударь, не надоели пикировки и желание припомнить старые обиды — можем продолжать сколько будет угодно. Однако у меня есть предложение перейти к главному. Судя по недавним словам, вы знаете, для чего и зачем Святой престол отправил меня в Аррас.
— Осведомлен, — согласился госпитальер. — Вы не мясник и не крючкотвор наподобие многих из вашей братии. Занимаетесь делом.
— Выполняю свой христианский долг, не более. Послушайте, Лангр, не будет ли вам угодно пригласить нас всех в теплое помещение, предложить крепкого Cahors, которым так славны погреба иоаннитов и не рассказать подробно о случившемся прошедшей ночью? Поверьте, так мы гораздо быстрее сможем объяснить феномен и понять, как этому противодействовать.
* * *
Присловье о том, что со своим уставом в чужой монастырь лезть не следует, пошедшее еще со времен святых Франциска и Доминика, создавших нищенствующие ордена резко отличающиеся от хозяйственных и богатых бенедиктинцев, действовало и в комтурии госпитальеров.
Сигфруа де Лангр настоял на приватном разговоре с Михаилом Овернским — один на один, никаких свидетелей. Братьев–мирян во главе с Жаком отправили в трапезную для рыцарей, отдыхать и отведать постное. Преподобный намекнул было, что мэтр Ознар из Парижа должен бы поучаствовать в беседе, но встретил жесткий отпор: чем меньше ушей, тем лучше. Я настаиваю.
Рауль покушал селедки, гречи и безвкусной вареной репы, сопроводив немудрящее угощение рыцарей–монахов дурным вином с окрестных виноградников, а затем отправился гулять по замку. Ему было скучно. Больше того — строгие госпитальеры выставили наладившихся было сыграть в кости братьев ди Джессо и остальных на двор: тут вам, мессиры, монастырь. Не искушайте братию греховными развлечениями.