— Ведьма, — коротко пояснил Жак. — Мужланы сами ее выдали, пускай мол святые отцы на чистую воду выведут.

— Гос–споди, — простонал его преподобие, едва за голову не схватившись. — Будто у нас других забот мало! Что она натворила?

— Так ведьма же…

— Ладно, потом разберемся. Отведите в замок, сержанты присмотрят.

Девка молчала, созерцая облака. Собственная участь, судя по виду, ее абсолютно не волновала. Чуть вздрогнула, когда Рауль втихомолку сотворил аркан распознания — значит, кой–какими способностями владеет. Незначительными, скорее всего.

— Узнали что–нибудь?

— Все как один твердили: ночь полнолуния была «плохой», — ответил Жак. — Скотина беспокоилась, звуки странные, волки выли. Из домов никто не выходил, боялись. Но приметили, что у ведьмы в окне горела лучина — выходит, чаровала.

— Доказательства неопровержимые, — некуртуазно сплюнул преподобный. — Мэтр Ознар, сделайте одолжение — поговорите с дамой, у меня нет ни времени, ни желания заниматься сельской знахаркой. Если прочитает «Отче наш» и «Славься Мария» без запинок — гоните на все четыре стороны. Пусть возвращается домой.

— А если с запинками? — не удержался Рауль.

— Все равно гоните. Недосуг. За мелкую ворожбу можно половину французских женщин привлечь к суду, но зачем? На пять тысяч так называемых «ведьм» хорошо если одна летает на помеле, целует в анус черного козлищу, совокупляется с инкубами, раввинами и ересиархами, после чего злонамеренно вызывает у всех окружающих мужчин импотенцию! Я за свою карьеру видел лишь четырех настоящих сильных ведьм, продавших душу дьяволу…

— Ваше преподобие, — донеслось со стены. Звал Саварик Летгард, выбравшийся на галерею. — Позвольте вас отвлечь! Что–то происходит, и мне это очень не нравится…

* * *

Горизонт на северо–западе затянула сплошная полоса дыма, постепенно уносимого ветром в сторону отдаленного моря. Рауль мог поклясться, что видит желтоватые искорки вдали — странный пожар разросся до масштабов серьезного бедствия. Не оставалось сомнений: горят предместья Бетюна, возможно пламя перекинулось и на сам городок.

— Тихо, — поднял руку Летгард. — Послушайте! Мне чудится, или звонят колокола?

— Вроде бы набат с беффруа?! Разносится далеко…

— Мессир прево, отправьте двоих сержантов в Бетюн, выяснить в чем дело, — сказал брат Михаил. — Всего три с небольшим мили, обернутся быстро.

— По–моему, не стоит спешить, — Рауль потянул преподобного за рукав. — Гляньте на дорогу, кто это может быть?

Всадники. Много, десятка четыре. Идут плотной колонной, рысью. Солнечные блики на металлических деталях упряжи, доспехе и оружии. У многих поверх кольчуг красные с желтым сюрко.

— Повернули в нашу сторону, — озадаченно сказал Летгард. — Ничего не понимаю!

— Скоро поймете, — Михаил зашагал к лестнице вниз. — Кажется, я догадываюсь с кем придется иметь дело. Только англичан нам сейчас не хватало!

— Англичане? Что они забыли в Артуа?..

Наверное, следовало бы закрыть ворота замка и попытаться переждать опасность, но преподобный был свято уверен в неприкосновенности духовных особ и своей способности защитить мирян.

Вид у нежданных гостей был крайне недружелюбный — часть конных рассредоточились по двору Вермеля, половина осталась снаружи. Из опоясанных Рауль углядел двоих — у старшего на накидке лев, второй, помоложе, носит хорошо опознаваемых золотых фазанов Сассексов. Прочие — армигеры и арбалетчики.

— Ты кто, монах? — рыцарь со львом сразу обратил внимание на брата Михаила, вышедшего вперед.

— Вряд ли мы встречались раньше сударь, — невозмутимо ответил преподобный, — и мое имя вам ровным счетом ничего не скажет. Однако, я знаю кто вы — судя по гербу, Ричард Фитц–Алан, граф Арунделл, граф Суррей.

— Я задал вопрос, святоша!

— Извольте: inquisitor a Sede Apostolica specialiter deputatus в графстве Артуа, чрезвычайный посланник Святейшего Папы и Апостольского престола Михаил из Оверни.

— Громко звучит, — скривился граф Арунделл. — Что забыл авиньонский инквизитор в этой дыре?

— Здесь совершенно преступление против законов Бога и короля.

— Ну если против законов короля , — англичанин (говоривший, впрочем на французском, привычном языке дворянства Альбиона) выделил голосом последнее слово, — нашего доброго короля Эдуарда, то злодеев безусловно стоит покарать. Королевскому суду, как и полагается… Слушать меня! Всех разоружить! Припасы и скот конфискуются!

— Вы с ума сошли, граф? — поднял голос преподобный. — В чем дело? Я не слышал о том, чтобы перемирие было расторгнуто!

— Помолчите, отче, если не желаете, чтобы с вами поступили грубо и без должного уважения! Проедетесь вместе со мной в Кале, там и выясним, кто вы на самом деле.

Михаил бросил короткий взгляд на Жака и покачал головой — силы неравны, лучше подчиниться. Бросаться в драку — чистое самоубийство, числом задавят.

Взяли всех, особое внимание обратив на гербовых — солидный выкуп с Летгарда или мессира де Пернуа не получишь, но это лучше, чем совсем ничего. Без всяких церемоний обобрали амбары и кладовые, свалив добычу в одну из повозок принадлежащих Трибуналу. Монахи, братья–миряне, королевские чиновники и сержанты вместе со злосчастной ведьмой, попавшей из огня да в полымя, дожидались в углу двора, под пристальной охраной.

Подбежал английский оруженосец, спросил кто здесь инквизитор Михаил из Оверни. Его светлость незамедлительно требуют к себе! Пропустите доминиканца!

— Там мертвецы на леднике, — без долгих вступлений начал граф Арунделл. — Один — не человек. Мой лекарь сказал, что вроде бы оборотень — немного разбирается в колдовских делах. Вы поэтому здесь?

— Сударь, я пытался предупредить о том, что Священный Трибунал проводит в Вермеле расследование. Ваш визит его сорвал.

— Война, святой брат. Говорите, перемирие? Оно было нарушено несколько дней назад, французами. Не возражайте! Я знаю, что вы отыщете уйму оправданий!

— Но я…

— Решение неизменно: объясните всё сэру Уолтеру Моуни, представляющему государя. Но что делать с этой халупой? Оборотень, чародейство!

— Будет наиболее разумным…

— Церковь обычно прибегает к очистительному огню, — Арунделл, похоже умел слушать только самого себя. — А вы поможете истовой молитвой. Идите.

— Позвольте хотя бы…

— Не позволяю. Жалуйтесь на меня хоть королю, хоть самому Папе.

* * *

Вермель занялся быстро.

Пламя моментально перекинулось с подожженных снопов соломы на деревянные перекрытия и стропила, сожрало овин и конюшню. Вырвалось из окон–бойниц обеих башен, а когда крыша провалилась внутрь, с ревом поднялось над всхолмьем слепяще–оранжевым столбом, окутанным вихрем искр и дымными струями.

Уголья тлели еще пять дней.

Внезапный налет англичан обошелся Артуа и соседнему епископату Сент–Омер недешево — захватить с налету Бетюн не удалось, зато предместья, монастырь августинцев и две соседние деревни были сожжены. Пострадали окрестности Моленгема и Лёмбра, неприятель взял голыми руками пять дворянских замков, по ротозейству и самоуспокоенности владельцев не предпринявших попыток сопротивления.

Уолтер Моуни, наместник Эдуарда Плантагенета в Кале, сильно рисковал бросив все наличествующие силы в этот стремительный рейд, но успех превзошел любые ожидания: богатые трофеи при ничтожных потерях в людях (двое убитых, десяток с небольшим раненых), получены новые опорные точки для предстоящей летней кампании — а в том, что его величество продолжит борьбу за французскую корону с Филиппом де Валуа не сомневался никто: от командующего английским войском на континенте, до кредиторов Эдуарда в Священной империи, еврейских ростовщиков, ковроделов из Брюгге, брюссельских пивоваров или виноградарей Дуайе.

Омрачал этот небольшой триумф инцидент, случившийся по вине его светлости Ричарда Арунделла — потомка благороднейшей семьи, неустрашимого воителя, но при этом человека дурно воспитанного, бесцеремонного и весьма превратно толкующего слово «дипломатия».