Смерть настигла прево через два дня — с кровати он не вставал, тяжко и безысходно страдая. Захворавшая поутру супруга послала было человека в аптеку, за Раулем, но дверь не открыли. Дом старухи Верене выглядел покинутым.

Из семьи Саварика Летгарда не выжил никто, включая пять человек прислуги.

* * *

Ночная стража обходившая Аррас — трое сержантов короля под командой министериала, — обнаружила на улицах больше десятка бездыханных тел. Создавалось впечатление, что люди умирали на ходу, не успев вернуться в свои жилища.

Пришлось идти в замок за телегой — по городскому уставу неопознанные тела надо доставить в «Божий дом», морг при монастыре госпитальеров, где иоанниты обязаны «тщательно обмывать, заворачивать в льняные плащаницы, обувать в красные башмаки, отпевать и уготовлять для погребения».

Встретил сержантов бледный как полотно брат–рыцарь с полубезумным взглядом. Госпитальер уже твердо осознал, что именно происходит и каков будет финал. Кивнул в сторону приземистого каменного здания, куда с минувшего вечера свезли тридцать четыре трупа — на ручных тележках, тачках, иногда просто волоком по льду. Скоро в «Божьем доме» не останется места и покойников придется складывать на улице…

Пожилой сержант закашлялся и сплюнул кровью. Иоаннит молча развернулся, ушел в кордегардию, выбил пробку из кувшина с вином. Ополовинил сосуд несколькими глотками. Стало чуть полегче — умирать лучше в хорошем настроении.

Чуя неотвратимую поступь смерти выли дворовые псы — тоскливо, жутко, наводя дрожь на слышавших эти леденящие кровь звуки. Очень скоро вой затихнет, собаки погибали от чумы столь же быстро, что и хозяева.

Перед мутным рассветом на колокольне Сен–Вааста начали бить набат, будто у стен города находился враг, готовящийся к штурму. Тревожный перезвон подхватили в приходах Сен–Реми, Святого Семейства, Сердца Марии и еще десятке других.

В четырех церквях колокола молчали — звонарей к утру или не было в живых, или они готовились переступить черту, за которой ждала Вечность.

* * *

Брат–экзорцист Ксавьер д‘Абарк, восседая на козлах дормеза, правил лошадьми. Запряженная четверкой огромная карета продвигалась сквозь ночь на северо–восток, к границе Фландрии. По углам дормеза мерцали четыре затянутые желтоватым бургундским стеклом лампы, отчасти разгонявшие кромешную тьму.

Строжайший приказ главы Трибунала был получен перед наступлением сумерек: громоздкие вещи бросить в коллегиате, взять лишь важнейшие документы и немедленно выехать из Арраса по направлению на Гент. Неподалеку от Гента, в Остерзеле находится укрепленный доминиканский монастырь, бывший замок тамошнего графа отошедший по завещанию к ордену. Вот письмо для настоятеля, там подробные инструкции, сжато выраженные одной фразой — запереться наглухо и ждать.

Охранять представителей Трибунала, — братьев Ксавьера, Валерия и Теобальда, — будут Энцо д’Ортале и Никита Адронион. Прочие братья–миряне останутся в Аррасе, с Михаилом Овернским. Так надо.

— Арестованных в Бребьере заключенных следует… — Ксавьер д‘Абарк, выслушав преподобного, сделал многозначительную паузу. — Отдать распоряжение Жаку и Ролло об умиротворении ?

— Зачем брать грех на душу? — поморщился брат Михаил. — Мы же не варвары–язычники или сарацины какие! Оставить в камерах, снабдить пищей на три дня. Если Господь будет к ним благосклонен, — в чем я, однако, сомневаюсь, — останутся жить. Запомните, Ксавьер: по дороге ни с кем не общаться, если только на расстоянии. До Гента около сотни римских миль, расстояние внушительное. Надеюсь, так далеко на север чума еще не распространилась. Остерзельское аббатство, — я не раз бывал там, — обеспечено всем необходимым на год–два вперед, выдержит долгую осаду и многомесячный карантин. Если я не вернусь…

— Ваше преподобие!

— Не перебивайте! Если я не вернусь, полномочия переходят к вам. Эпидемия не может длиться вечно. Пересидите мор во Фландрии, вернетесь в Авиньон, доложите кардиналу де Бофору — надеюсь, он жив. В противном случае отчитаетесь преемнику или лично Папе. Помните: аррасское дело абсолютно секретно. Если сведения о Дорогах покинут стены Конгрегации по Чрезвычайным Церковным делам и попадут в университеты — жди беды. Отправляйтесь немедленно. Денег у вас предостаточно, направление знаете.

— Прислуга?

— Прислуга останется здесь, а дальше… На все воля Божья.

— Но как же вы, преподобный?

— С Жаком, братишками ди Джессо и Ролло не пропаду. Еще этот… Рауль Ознар. Талант, конечно, редкостный. Я обязан пойти на риск и при нужде пожертвовать всем: остался последний шаг, необходимо поставить в деле точку. Ступайте же, Ксавьер!

* * *

После деревни Арн тракт разошелся на две ветви — налево к Бетюну и Кале, направо в сторону Тамплемара и далее на Брюгге с Гентом. С дороги при всем желании не собьешься — по обе стороны вздымается стена хвойного леса.

Возница дормеза менялся через каждые две кварты: сидя неподвижно на козлах быстро замерзнешь.

Отошла вбок задвижка на отдушине под крышей кареты, брата Ксавьера грубовато ткнули в спину ладонью.

— Не заснули? Может, я поводья приму?

— Благодарю, мессир д’Ортале, — отозвался доминиканец. — Плащ шерстяной, теплый. Как только устану, немедленно попрошу помочь.

— Дело ваше, святой брат…

Могучие фламандские тяжеловозы уверенно рысили по накатанной дороге. К первым проблескам рассвета дормез должен оказаться ввиду стен Лилля, или как называют город подданные графа Фландрии — Рэйсела. Королевство Франция останется позади — в непроглядном мраке ночи.

Колкие снежинки пощипывали лоб и забивались под капюшон рясы. В горле саднило, хотелось чихнуть. Глаза слезились.

«Это обычная простуда, — уговаривал себя Ксавьер д‘Абарк. — Холод неимоверный, ветер. Застудился. Всего лишь простуда…»

* * *

— Вот и всё, мэтр, — брат Михаил насупившись посмотрел на труп Сигфруа де Лангра, завернутый в старую холстину. Сицилийцы должны были поднять тело наверх, вынести на улицу и оставить где–нибудь возле перекрестка. Даже если начнется расследование, установить причину смерти будет непросто: тонкий как игла четырехгранный мизерикорд Танкреда вошел точно в четвертое межреберье, поразив сердце и оставив на груди комтура едва заметный след с капелькой крови. — Формально дело можно считать завершенным, осталось дооформить бумаги в соответствии с требованиями папской канцелярии и передать документы в куриальный архив. Правда, заняться этим некому и нам серьезно влетит от кардинала Бофора.

— Считаете подобные шутки уместными? — проворчал Рауль. — В нашем–то положении?

— В «Поэтике» Аристотеля говорится о шутках и словесных играх как о средствах наилучшего познания истин и что, следовательно, смех не может быть дурным делом, если способствует откровению таковых истин… Простите, это я от усталости. Лезут в голову всякие глупости.

— Что дальше? — задал самый насущный вопрос Жан де Партене. — Преподобный, вы отлично понимаете, что ни о каком завершении дела речь не идет.

— Дальше? Поздняя ночь, надо хоть немного поспать.

— Спать? Сейчас? После всего, что мы узнали? — изумился Рауль.

— А что вы предлагаете? Прямо сейчас идти штурмовать игрушечный замок архидиакона? Мы воспитанные люди, дворяне. Нанесем визит утром. Господин фон Тергенау, Арриго, займитесь наконец мертвым телом — ему не место в доме! Давайте пройдем в кабинет мэтра, перекусим чем Бог послал и будем отдыхать. Братья–миряне могут расположиться в креслах или на чердаке, я в гостевой комнате…

Бог послал постное: объемистый горшок тушеной капусты, жареную на оливковом масле треску, круглый хлеб и вино — запоздалый ужин принесла ведьма Жанин, так и не осмелившаяся спуститься в подвал, хотя дверь оставалась не заперта. Перед Михаилом Овернским девица Фаст испытывала благоговейный страх вкупе с немым почтением.

— Госпожа… Здорова? — неуклюже осведомился Рауль. После непродолжительной, но весьма насыщенной беседы вдова Верене, дама Беатриса или как ее там, вернулась в свои покои и более не показывалась.