— Нам надо поговорить.

— Неужели?

— Чтобы правильно надевать распашонки, правильно кормить Габи и прочее, мне нужна помощь, пока я не приведу все дела в порядок.

— Ты можешь нанять опытную няню.

— Да, я уже ищу ее, но как быть с привыканием? Не слишком ли много новых людей для крошки в первые дни жизни?

— Да, конечно, но у нас ведь не так много вариантов.

— Ты можешь переехать ко мне.

— Что?!

— Эй, ребята… — сказала Энн, входя животиком вперед, с приветливой улыбкой, которая тут же погасла, как только она увидела лица Джейн и Рона. — О, простите, пожалуйста. У вас важный разговор?

— Нет, — абсолютно спокойно ответил Рон.

Джейн молчала, не в силах произнести ни слова. Энн посмотрела сначала на одного, потом на другого, и ее глаза хитро заблестели.

— Я только хотела… э-э… Да, я просто хотела убедиться, что вы остаетесь обедать.

— Я не голодна… — пробормотала Джейн, старательно избегая взгляда Рона.

— Уверена, что голодна, — отрезала Энн с широкой улыбкой. — И ты тоже, правда, Рон? Я приготовлю лазанью.

Он явно не обрадовался, отчего его слова прозвучали еще неожиданней.

— Да, конечно. Но теперь, когда вы обе здесь, я ненадолго съезжу в город, если позволите.

— Возражений нет. Мы все равно сядем за стол не раньше семи, пока Алан не вернется из госпиталя. Тогда протрубим во все трубы.

— Вам что-нибудь нужно?

— Ничего. Только твоя божественная улыбка и дьявольская красота.

Он криво усмехнулся.

— Все в твоем распоряжении, детка.

Габи внезапно забеспокоилась, размахивая ручонками, как сигнальщик флажками. Рон осторожно поймал ее пальчик и очень нежно пожал.

— Нетерпеливая маленькая вертушка, правда? — Он посмотрел на Джейн.

— Похоже, что так, — согласилась та.

Он на мгновение задержал взгляд, потом наклонился поцеловать девочку.

— Веди себя хорошо, пока меня не будет, ладно, крошка?

Габи икнула и уткнулась личиком в теплую шею Джейн.

Снова встретив его взгляд, Джейн почувствовала волнение. Хотелось, чтобы он поцеловал и ее тоже. Но не в утешение, конечно.

Словно прочитав эти мысли, Рон посмотрел на ее губы и его глаза потемнели.

Поцеловав Джейн, как обычно в щеку, он не отодвинулся, а на мгновение прижался губами к ее рту.

— Мы продолжим разговор позже.

Резкие нотки в голосе Рона могли означать и угрозу, и обещание. Или и то, и другое.

— Если хочешь, — почти прошептала Джейн.

— Мои желания и возможности обычно сильно различаются.

Пригладив рукой взъерошенные волосы, Рон вышел. Секундой позже открылась и снова захлопнулась входная дверь. Джейн и Энн обменялись взглядами.

— Ого! — мягко воскликнула Энн. — По-моему, между вами возникло сексуальное напряжение, или мне только показалось?

Коротко вздохнув, Джейн уложила Габи поудобнее.

— Начинаю думать, что ты не ошибаешься.

— Я знала, что он сильно переживает, хотя и не показывает вида. Стоит тебе продемонстрировать свои многочисленные достоинства — и его чувства вырываются наружу.

Джейн улыбнулась.

— Энн, мне очень неприятно тебя обижать, но твоя беременность явно способствует размягчению мозга.

Энн с задумчивым выражением лица погладила малышку по голове.

— А у некоторых народов беременная женщина считалась медиумом.

— Но не у нас.

— М-м-м, не будь так категорична. Еще когда я была беременна маленьким Ронни, я говорила Алану, что ты определенно покорила Рона. Похоже, я была права?

— Не глупи, Энн. Рон очень нравится мне как друг, и это все.

— Да, конечно. То-то ты покраснела, как попка Габи.

Джейн невольно прижала свободную руку к щеке.

— Ну, что я говорила? Я — медиум, — улыбнулась Энн.

— От судьбы не уйдешь.

— Давай назовем это роком. Джейн покачала головой.

— Называй это как хочешь, Энн, а я собираюсь отнести эту дорогушу наверх и проверить, хорошо ли справлюсь со сменой подгузников.

— Неплохая мысль. А я лучше приготовлю лазанью для Рона. Он не в восторге от нее, но мы оба притворяемся, что это его любимое блюдо.

— Притворяетесь? А почему?

— Да потому что Рон не может есть то, что нужно резать ножом.

— О Господи. Никогда не думала об этом.

— Большинство людей об этом не думает. А Рону приходится.

И женщины в молчаний разошлись по своим делам.

Рон стряхнул капли пота, заливающие глаза, и приготовился к очередному приступу как раз в тот момент, когда боль обожгла его мускулы и пронзила всю руку от запястья до плеча.

— Что, тяжелый случай, Бартон?

Рон вовремя поднял взгляд и успел поймать полотенце, брошенное Кевином Уилсоном, только что отжавшим свои двести восемьдесят фунтов веса на тренажере.

— Можно сказать, да. — Рон вытер полотенцем влажное лицо и повесил его на шею.

— Еще одно проигранное дело?

— Возможно, хотя точно еще не знаю.

Он облокотился бедром о стойку, чтобы сохранить равновесие, и смотрел, как Уилсон перемещается со скамейки в инвалидную коляску. Знаменитый футболист Кевин стал калекой после того, как однажды утром застал банду подростков, собиравшихся угнать его «порше», и неожиданно получил удар ломом в спину от стоящего на стреме юного преступника.

В настоящее время он пытался восстановить способность двигаться, и, по возможности, старался избегать встреч с журналистами.

Друзья с поры своего славного спортивного прошлого, Кевин и Рон были совладельцами гимнастического зала, специально оборудованного для инвалидов.

— Взять тебе пива? — спросил Уилсон с улыбкой.

— Спасибо, но через час меня ждут в одном месте.

— Да-а? Дело или удовольствие?

Рон колебался.

— Дело.

— А я-то надеялся, что твой вечер закончится свиданием.

Выпрямившись, Рон стащил полотенце с шеи и швырнул его в Уилсона.

— Ты что, не слышал? Калеки не занимаются любовью, — бросил он через плечо, направляясь в душ.

— Эй, парень, говори за себя, а не за других! — крикнул вслед ему Уилсон.

Рон не обернулся. Он, как всегда, не был расположен к беседе о сексе.

Встав под душ, Рон повернул кран и в клубах пара подставил тело под струю горячей воды. Он приказал себе расслабиться. Кожа дышала, ему было очень хорошо, но хотелось большего. Рон размечтался, разморенный теплом и приятной усталостью.

Он хотел понимания, женской нежности, ласки. Что греха таить: он хотел Джейн Сандерс.

Рон всегда гордился тем, что умеет контролировать свою жизнь и уж тем более обуздывать влечения плоти. Но порой одиночество становилось невыносимым.

Он запрокинул лицо под струей горячей воды, надеясь, что она рассеет воспоминание об удовольствии, которое он испытал, чувствуя губы Джейн у своей щеки. Или об еще более сильном и неудержимом чувстве, охватившем его во время поцелуя.

Рон гордился своей логикой. Так почему же сейчас он не может разобраться, чего именно ждет от Джейн. Нечто большего, чем ее умение делать его человеком, способным понимать и принимать недостатки других. Большего, чем ее попытки заставить его улыбаться, когда она улыбается, и смеяться, когда смеется она. Черт подери, до чего все не просто.

Как и все в его жизни. Самые обычные вещи требуют от него изобретательности, упорства и терпения. Как, например, есть, водить машину или открывать дверь, когда в руке чемоданчик с бумагами.

Правда, с подобными проблемами, как бы они ни раздражали, он в состоянии справиться.

А как быть с чувствами, желаниями? Их не увидишь воочию, не потрогаешь, не изучишь по крупицам.

Сжав зубы, Рон потянулся за мылом. Он хорошо знал свое тело — одна сторона была такой, как всегда, а вот вторая изменилась до неузнаваемости. Как доктор Джекил и мистер Хайд у Стивенсона, подумал он, пока пальцы намыливали неровную, покрытую шрамами плоть правого плеча, изуродованную и вызывающую жалость.

Рон слышал все, что о нем говорили, чувствовал на себе любопытные взгляды. Он принял свое уродство как должное, потому что иного ему не оставалось.