— Значит, я была права, — заключила она, резко поворачиваясь на каблуках. — Все это было не более чем попыткой соблазнить меня.

— Даже будь это так, она все равно не удалась, — с горечью ответил Гибсон.

— Значит, это была неудавшаяся попытка соблазнить меня.

— Гибсон Сент-Джеймс никогда не терпит неудач с женщинами! — выкрикнул он, несмотря на адскую боль в ребрах.

Самое ужасное — впервые в жизни он лгал.

Гибсон снова лег. Странное чувство охватило его.

Вначале он подумал, что это дают о себе знать переломы. Не стоило делать столь резких движений и так ожесточенно спорить.

Потом ему пришло в голову, что, возможно, всему виной голод: упоминание яичницы с беконом явно неблагоприятно на него подействовало.

Но в тот момент, когда она, уже в дверях, в последний раз испепелила его возмущенным взглядом, пришлось признаться себе, что дело совершенно в другом.

На Гибсона это было совсем непохоже. Он скучал по ней. А ведь она еще даже не ушла. Она была здесь, и его щека все еще горела от той пощечины. Но он уже тосковал.

Нельзя поддаваться этому чувству. Нет, нет, он должен вести себя как… мужчина.

К тому же она ему не по нраву. Пышнотелая блондинка — это, конечно, хорошо, но только не такая заносчивая.

И она уж слишком хороша, слишком невинна и так еще не по годам юна. Было бы несправедливо увлекать ее за собой в безысходность, в которой он пребывает со дня того злополучного пожара.

Он ей не нужен. Она — крепкий орешек. Если уж ей удалось уговорить шефа дать ей второй шанс, она без труда найдет дорогу в пожарную часть и без его помощи. Она без него обойдется.

А у нее неплохой удар.

Он тоже без нее обойдется.

Тем не менее ему потребовалось огромное усилие воли, чтобы не попросить Мими остаться. Гибсон до боли закусил губу.

Уставившись в потолок, он попытался отвлечься, перечислив по порядку всех американских президентов. Но где-то на Эндрю Дикинсоне, добавив несколько лишних Рузвельтов, не выдержал и начал мучительно прислушиваться к металлическому звону ключей, которые она положила на стол в столовой, шагам в коридоре и стуку яростно захлопнувшейся двери.

Гибсон считал себя сильным человеком, поэтому он не заплакал.

Пару секунд спустя ключ вновь повернулся в замке. Слава Богу! Еще один шанс! Она простила!

Было слышно, как она возится на кухне. Гибсон старался убедить себя, что это не имеет для него никакого значения. Мужчина всегда должен сохранять достоинство. Не забывать о гордости! Никогда еще женщина не уходила от него первая, и он не намерен позволить этому случиться сейчас.

Прошло несколько минут, и за это время Гибсону удалось взять себя в руки, и прежние самоуверенность и нахальство вернулись к нему. Наконец на пороге появилась Мими.

— Вот, — она проворно бросила ему свежий номер «Грейс-Бей кроникл» и поставила на ночной столик чашку горячего кофе и бутерброды. — Постарайтесь ничего не натворить, пока меня не будет.

— Значит, вы… — неуверенно начал он, когда она уже выходила, вновь покидая его.

— Что — я? — Мими заглянула в комнату.

— Вы вернетесь? — Гибсон старался не показать, что нуждается в ней. — Может, сегодня вечером? После работы?

— Разумеется, вернусь. Как раз сегодня вечером. Вы нужны мне, раз я собираюсь стать пожарным. Неважно, верите вы в меня или нет. Но в эту кровать я больше не лягу — вчерашняя ночь была, несомненно, ошибкой. — Ее глаза сузились. — А почему вы спросили?

— Когда вы ушли, я уже начал… — Он вовремя осекся: ему вовсе не хотелось признаваться, что он уже начал тосковать по ней. — Я начал беспокоиться, позавтракаю ли сегодня.

Гибсон откинулся на подушки, словно султан.

— Позвоните вашему приятелю Сэму, если захотите перекусить до полудня, — предложила она.

При виде подноса с завтраком бабушка Нона довольно улыбнулась. Два яйца, три ломтика жареного бекона, тосты и ароматный черный кофе. В маленьком стаканчике стояли три алые розы, только что срезанные в саду.

— Мими, ты так обо мне заботишься, — с чувством произнесла она. — Спасибо.

— И делаю это с удовольствием, — отозвалась Мими, усаживаясь у изголовья и открывая большой черный ежедневник. — Так, что у нас сегодня? Сможешь пойти вечером в клуб, поиграть в бридж?

— Несомненно. — Бабушка отхлебнула кофе из чашки. — Только достань мое серое платье и туфли к нему.

— А в бакалею сегодня пойдешь?

— Нет.

— В цветочный магазин?

— Нет. — Она продолжала прихлебывать кофе.

— Вижу, ты вырезала объявление о распродаже в салоне одежды. Хочешь пойти посмотреть, не продали ли то красное вязаное платье?

— Спасибо, не стоит. — Бабушка откусила кусочек бекона.

— Поработаем в саду? Я думаю, что цветы лучше рассадить. Я бы управилась за пару часов — конечно, под твоим руководством.

— Да нет, им и так хорошо. — Она пристально посмотрела на Мими, словно ждала, что та начнет возражать.

— Ты сегодня в плохом настроении? — осведомилась Мими.

— Я чувствую себя превосходно.

— Положить повязку?

— Спасибо, колено совсем не болит.

— Будешь все утро смотреть телевизор? Какое-нибудь ток-шоу?

— Нет. В последнее время они стали такими скучными. К тому же они все слишком шумят. Все время вопли, крики, обвинения… Просто невозможно слушать!

Мими насторожилась. Бабушка как будто чувствовала себя нормально. Никаких следов недомогания, оставшегося после перенесенного зимой гриппа, никакой слабости. Взгляд ясный, улыбка бодрая и открытая.

— У тебя и вправду все в порядке?

— Давно не чувствовала себя лучше. Принеси мою книгу. Кажется, она на кухне. Хочу почитать. Все утро я буду читать тихо, как мышка. А ты лучше поспи. Отдохни немного.

— Поспать? — Мими обернулась. — Но зачем?

— Потому что Гибсон Сент-Джеймс не тот человек, который проводит ночь с женщиной и дает ей выспаться.

— Господи, бабушка, как ты могла подумать такое?

— Сегодня утром мне позвонили уже трое. — Она зачерпнула ложкой земляничного варенья. — Твоей репутации конец.

Прошло три недели.

В два часа дня посетители потянулись к выходу. Пора было возвращаться на работу: кому на ферму, кому в школу, кому в офис, а кому снова в дорогу. Мими заварила чашку крепкого кофе и, с разрешения Бориса, устроилась за дальним столом, со вздохом облегчения скинув туфли и прижав горящие от усталости ступни к прохладной батарее.

Веселый звон дверного колокольчика возвестил о появлении нового клиента. Мими поспешно сунула ноги в туфли, но не успела встать, как невысокий светловолосый незнакомец в джинсах и фланелевой рубашке уже подошел к ней и протянул руку.

— Нет, нет, пожалуйста, сидите, — запротестовал он. Мужчина говорил с сильным акцентом. Светлые глаза были полны печали. — Это вы — Мими Пикфорд?

— Да, — недоверчиво произнесла Мими. — А вы кто?

— Меня зовут Арно Швайрон, — он протянул ей руку. — Вы ведь подруга мистера Сент-Джеймса, да?

Мими терялась в догадках. Кто он: репортер, страховой агент, торговец недвижимостью, служащий банка, собирает слушателей на очередную лекцию или вручает награды?

— Да, я его подруга. В некотором смысле. Что вы хотели?

— Могу я присесть?

— Это свободная страна. — Она пожала плечами.

Борис вышел из кухни. Македонец принялся протирать кофеварку, хотя уже проделал эту операцию минут десять назад. Он не спускал глаз со своей официантки.

Зная, что она под защитой, Мими вновь обратилась к посетителю:

— Я могу вам чем-то помочь?

— Я бы хотел передать через вас послание мистеру Сент-Джеймсу.

— Почему бы вам не поговорить с ним лично?

— Я неоднократно пытался. Но он так и не захотел встретиться со мной.

— Возможно, его не интересует то, что вы собираетесь сказать, — заметила Мими. — Вы, часом, не репортер?

— Я? Что вы, нет.