— Я хочу домой.

— Нет уж, Мими. Придется тебе блеснуть, а иначе ни ты, ни я больше не посмеем поднять глаза на кого-нибудь в этом городе.

— Я могу незаметно выскользнуть через черный ход.

— Ты пойдешь, даже если мне придется тащить тебя за волосы.

— Вы можете сказать, что не примете женщину в команду.

— Такого я никогда не говорил. Я только сказал, что это будет непросто. Вперед!

— Я не могу. Мне в жизни не пройти этого испытания. Глупо пробовать. Я ведь даже не уверена, зачем мне все это.

— Мими, это, конечно, не мое дело, но чем ты занималась у Гибсона все это время?

Влюблялась, мрачно подумала Мими. Именно к такому выводу она пришла в ту долгую бессонную ночь, когда ушла от Гибсона.

Как бы Мими ни представляла свою жизнь: замужество, дети, карьера, — ей и в голову не приходило, что ее настигнет безответная любовь. Казалось, она была слишком чувствительна, слишком практична, слишком расчетлива, чтобы попасть в такую ловушку. Но она жестоко заблуждалась.

— Ходят разные сплетни, — продолжал шеф. — Вас называют «горячая парочка». Болтают, что ты не столько тренировалась, сколько… ну, ты понимаешь.

— Мне все равно, что люди говорят.

— Тебе, может, и все равно, а вот мне — нет. И как начальник я приказываю тебе приступить к экзамену через тридцать секунд. Возьми себя в руки. Хочешь ты или нет, но мы докажем, что женщинам тоже есть место в пожарной части Грейс-Бей. Вам не выставить меня дураком — ни тебе, ни кому бы то ни было.

Он вышел, в сердцах хлопнув дверью.

Мими глубоко вздохнула. Дверь снова открылась.

— Шеф! — радостно воскликнула девушка, в надежде, что он передумал.

Но это был не он. Это был Гибсон.

Он подошел к ней, притянул к себе за воротничок и поцеловал. По-настоящему, лаская ртом ее нежные губы.

Это было все, чего она так желала, о чем мечтала и в чем все это время себе отказывала.

Но поцелуй оказался слишком коротким. Гибсон разорвал объятия.

— Я не хотел влюбляться в тебя, — отрывисто проговорил он. — Я не хотел влюбляться и не хотел, чтобы ты в меня влюбилась. Но я люблю тебя — и чувствую, что ты тоже меня любишь.

Сердце Мими наполнилось радостью. Он любит ее. Он ее любит! Теперь все наладится.

— Я поцелую тебя, — предупредил он. — А потом ты выйдешь туда и выдержишь испытания. После этого одному из нас придется уехать.

Слова обожгли, как пощечина.

— Нет!

— Так будет лучше, — у него перехватило дыхание. — Со мной у тебя нет будущего.

— Ты можешь вернуться на работу.

— Я не вернусь.

— Тогда найди что-нибудь другое.

— Все остальное — не для меня. Я пожарный. Мой отец был пожарным, пока не погиб, а до него мой дед.

— Я смогу содержать нас обоих.

— Ради Бога, я не настолько современный мужчина.

— Мы могли бы…

— Пожалуйста, пойми, во мне что-то умерло, — он указал на сердце. — Во мне нет больше чувства уверенности, оптимизма, убежденности, что все образуется.

— Но так и будет!

— Нет, Мими, не будет. И я не могу этого вынести.

— Вдвоем мы справимся. Мы должны быть вместе. Одному тебе нелегко. И я сомневаюсь, что смогу и дальше жить одна. Теперь, когда в моей жизни появился ты.

— Мими, красавица моя, ты так невинна, что не можешь поверить в существование людей, которые утратили чистоту и цельность. У тебя все будет в порядке, поверь. Из нас двоих ты всегда была сильнее.

— Нет, это не так.

— Еще один поцелуй, Мими, только один. А потом иди.

Она хотела было возразить, но Гибсон закрыл ей рот поцелуем. Он целовал ее со всей страстью прощания.

Дверь кабинета распахнулась.

— Я дал тебе тридцать секунд… О! — шеф нахмурил брови.

Они посмотрели на него, затем, вспомнив, что драгоценное время не продлится вечно, повернулись друг к другу.

— Горячая парочка, так оно и есть, — пробормотал шеф. — Вас прозвали горячей парочкой, и теперь я вижу почему.

Два сорокафутовых каната свисали с потолка. Позади был устроен целый лабиринт из тракторных шин, планок, мешков с песком, оранжевых дорожных конусов и лестниц, приставленных к стене под различными углами.

— Вы должны забраться на канат и спуститься вниз меньше чем за десять секунд, — скомандовал шеф. — Ставлю балл не раньше, чем услышу хлопок по потолку. Затем — полоса препятствий. Вначале берете мешки с песком. Предупреждаю — начинаем прямо сейчас.

— Боишься? — шепотом спросила Мими.

— Еще бы, — ответил Билл. — Я же говорил, что от природы труслив.

Мими подавила желание обнять и подбодрить его.

— Почему ты все-таки решился?

— Соня сказала, что пойдет за мной куда угодно, согласится жить в любых условиях, сделает все, чтобы нам быть вместе. Мне кажется, у нас это серьезно. Как думаешь?

Любовь… Замечательно, что кому-то она помогает преодолеть все препятствия.

Мими огляделась. В своем лучшем выходном розовом платье и шляпке бабушка Нона устроилась на раскладном стуле. Борис, в темном костюме и с зачесанными назад набриолиненными волосами, занял место рядом с ней. Чуть поодаль сидела девушка в выцветшем сарафане. Мими еще ни разу не встречалась с Соней. Но теперь она увидела, что Билл нашел девушку не только смелую и верную, но и красивую. Темные волосы падали на ее выразительные глаза и почти скрывали высокие славянские скулы, но было заметно, с каким напряжением она следит за Биллом.

— Нет, не думаю, что это детское увлечение, — согласилась Мими.

Шефу удалось выставить из помещения всех, кроме тех, чье присутствие было, по его мнению, необходимо, но у него не хватило смелости попросить выйти Бориса и этих двух женщин.

Очутившись на улице, большинство зевак отправились по домам. Некоторые еще постояли, прижавшись носами к окнам, но первое же задание — пятьдесят отжиманий, сто приседаний и подъем пресса с нагрузкой, вдвое превышавшей вес Мими, — оказалось не более волнующим и занимательным, чем игра в гольф воскресным вечером, так что даже самые ретивые сплетники вскоре утратили интерес и ушли.

Полчаса спустя после начала экзамена двое дежурных уткнулись в «Нью-Йорк таймс», третий ушел в душевую. Собака, жившая при пожарной части, свернулась калачиком и задремала. Бывалым пожарным было совсем неинтересно наблюдать, как Билл и Мими, взвалив на плечи по мешку с песком, бегут через депо.

Но Соня ни на минуту не спускала глаз с любимого, так горячо она желала, чтобы он нашел себя в этом ремесле. Не менее пристальным был взгляд бабушки Ноны, наблюдавшей, как ее внучка восстанавливает свое доброе имя.

— Готов? — спросил шеф.

— Да, сэр, — отозвался Билл.

Гибсон, которого, несмотря на препирательства, заставили считать набранные баллы, подошел к ним и вручил Биллу баночку талька.

— Потрите этим ладони. Они не будет скользить.

Ни взглядом, ни жестом — он ничем не выдал, что с Мими у него более близкие отношения, чем с кем-либо, проживающим в Грейс-Бей. Для Мими, привыкшей выражать свои чувства честно и открыто и требовавшей того же от других, это было настоящей пыткой.

Но Гибсон оставил ее в кабинете шефа и ушел, даже не оглянувшись. И сейчас эта подчеркнутая вежливость ранила ее больше, чем оскорбления. Он знал, что они не могут быть вместе. И лишь полный разрыв мог излечить его болезнь, имя которой было любовь.

— Десять секунд, — он вынул из кармана секундомер. — Давай, Мими. Ты справишься. Это не выше, чем тот дуб у меня во дворе. А на него ты забиралась всего за восемь. Билл, тебе понятно, что от тебя требуется?

Билл высыпал ей на руки немного талька, и Мими растерла его в ладонях.

Вдруг спящая в углу собака поднялась и, нервно втянув носом воздух, тонко, пронзительно взвыла.

— Только не это! — крикнул шеф.

Спортивные страницы газеты полетели на пол — двое пожарных уже натягивали сапоги. Шеф сорвал с вешалки плащ и шлем.

— В чем дело? — Мими потянула Гибсона за рукав. — Что случилось?