— И в полицию?

— И в полицию тоже, — сказала она.

— И не следует обращаться в Департамент Казначейства, чтобы узнать, кто он такой.

— Да, — согласилась Виктория. — Скажи мне, Джек. Скажи, что мне делать?

— Вики, ты писатель. Это кое-что значит. Если ты не хочешь, чтобы я взял его в больницу или вызвал полицию, то действуй, как подсказывает тебе интуиция.

Похоже, у Джека тоже был строптивый характер. Виктория начала что-то говорить, но Джек вновь прервал ее:

— Смотри, милая. Я не хочу быть назойливым. Но я бы поощрял те поступки, которые успокаивают его память. Такой медленный подход был бы лучшей помощью Норману.

А мне? — подумала Виктория, кладя телефонную трубку. Кто поможет Виктории Генри?

— Виктория! Ты свободна, дорогая? Можешь подойти? — мнимый муж звал из кухни, как и тысячи раз в ее мечтах.

Вздохнув, Виктория пошла к нему. Как она желала, чтобы все тайны и секреты открылись, чтобы к Норману вернулась память, но при этом он продолжал любить ее.

— Несбыточная сказка, — пробормотала она, входя на кухню.

— В чем дело? — спросил Норман, преграждая ей путь.

— О чем ты? — тихо переспросила она.

Он коснулся ее щеки. Прикосновение обожгло Викторию, но она не отстранилась.

— Ты сказала «несбыточная сказка».

— Я?

— Ты.

Виктория не расслышала бы столь тихий ответ, если бы не стояла так близко к Норману, что чувствовала на лбу его теплое дыхание. Она понимала: лучше отказаться от своих намерений и позвать Джека, чтобы тот избавил ее от этого запутавшегося в собственных иллюзиях незнакомца. Но воспоминание о его проникновенных словах, нежность взгляда и сильные руки удержали Викторию от желания осуществить свое решение.

— Я люблю тебя, — прошептал Норман.

Его губы медленно приблизились к ее губам. От него исходил запах кофе и клюквы, а язык был горячим и напряженным, словно требовал ответа.

Это был не менее страстный поцелуй, чем тот, которым они обменялись в спальне, но теперь Виктория окончательно проснулась и смогла отчетливо ощутить, насколько потрясла ее эта ласка. Всем телом Виктория изогнулась навстречу мужчине, а руками обняла его шею, прижимая к себе все сильнее.

Это, думал Норман, было именно то, чего он ждал: ее нежные руки, обвитые вокруг его шеи, грудь, прильнувшая к его груди, влажные губы под его губами. Сейчас она принадлежала только ему, и постоянное беспокойство незаметно отступило.

— Ты всегда будешь моей, — прошептал Норман в мягкие волосы. Он так жаждал этого — постоянно ощущать рядом ее, слишком давно ставшую лучшей частью его самого.

— Виктория.

Ему хотелось вновь и вновь повторять имя любимой — только касаться ее было уже недостаточно.

Но как словами выразить, что она давно уже стала для него единственным, самым главным существом? Как объяснить, что лишь в ее объятиях он впервые за долгие годы, а возможно, за целую вечность ощутил всю полноту жизни? Никогда, молчаливо клялся он, не отнимут у него Викторию! Никогда!

Она что-то шептала ему, но он не мог расслышать слова сквозь удары своего сердца. Чувства, которые в нем вызывала Виктория, будили утренние воспоминания об ее обнаженном теле, умытом солнечными лучами и теплом от сна. Рука Нормана невольно опустилась, чтобы прижать ее колени к своим.

И тут раздалось деликатное покашливание Пита. Виктория замерла, а Норман, испуганно заглянул в ее глаза, вновь увидел в них сквозь затуманенный свет тревогу.

Виктория вспыхнула под его пристальным взглядом: она знала, что он заметил ее смятение, но не догадывалась, что именно это заставило Нормана закрыть глаза. Горе обострило его черты, а рот исказился, будто от удара.

— Норман?.. — мягко позвала Виктория, проведя рукой по его небритому подбородку.

Суровое лицо дрогнуло от прикосновения нежных пальцев. Не обращая внимания на Пита, Виктория спросила:

— Что случилось?

Он открыл глаза, и только теперь Виктория поняла, сколь велика боль, которую она ему причинила, хотя и не ведала, чем. Немного помедлив, он заговорил, но на этот раз голосом грубым и безжизненным.

— Виктория, ради бога, что я такого сделал? Иногда ты смотришь на меня так, будто никогда прежде не знала.

Слова Нормана больно ранили Викторию, разрушая мечты, вызванные к жизни им же самим, — необходимо помочь ему восстановить память, а не увлекаться напрасными фантазиями.

— Ты ничего не сделал, — произнесла Виктория.

На какой-то блаженный миг, поддавшись искушению, она разделила его мечты о счастье. Он никогда не узнает, как трудно ей было сопротивляться чудесным грезам.

— Завтрак готов, — Пит, промолвил это тихо, но с таким сочувствием, что Норман обернулся. Взгляды их встретились, и между ними сразу установилось взаимопонимание.

Лицо Нормана разгладилось, но Виктория догадалась, сомнения не покинули его, скорее наоборот — он хочет, чтобы они не исчезали.

Виктория посмотрела на Пита вопросительно и одновременно с подозрением. Он с явным беспокойством поймал ее взгляд и медленно пожал плечами.

— Почему вы не едите? — спросил Пит. С таким же успехом он мог бы сказать: «Это, конечно, не мое дело, Вики, но дай ты человеку отдохнуть!»

Словно во сне, Виктория опустилась на стул и принялась за дыню, начиненную клюквой и лимоном. Однако она не ощутила ее вкуса. Осталась она равнодушной и к аппетитной яичнице с ветчиной. Виктория сидела спокойно, не слушая болтовню Пита. В такт биению своего сердца она разламывала толстый ломоть французского батона на множество мелких кусочков. Норман… этот незнакомец, попавший в ее дом… был в беде. Ему нельзя оставаться в мире своих фантазий — только возвращение к реальному прошлому способно разомкнуть этот заколдованный круг. И помочь ему в этом должна она, Виктория.

— Вики, — сказал, Пит, дотрагиваясь до ее руки, чтобы привлечь внимание, — я думал о торговцах наркотиками.

— Торговцах наркотиками? — повторила Виктория.

Норман медленно повернул к ним голову. Даже не глядя на незнакомца, она знала, что его лоб прорезала глубокая складка.

— Мне кажется, дорогая, что в твой рассказ неплохо бы включить подлинные факты и цифры, полученные из Департамента Казначейства.

— О, — успела вымолвить Виктория, но в этот момент Норман со всей силы хлопнул ладонью по столу, отчего подпрыгнула посуда, а Пит, вскочил на ноги.

— Нет! — отрезал Норман. Удар должен был причинить ему немалую боль, но он не подал и вида. — Не надо им звонить.

В его голосе не слышалось и намека на просьбу. Это был приказ.

— Почему? — спросила Виктория как можно более безразличным тоном, хотя это сильно ее задело.

Опершись о стол, Норман поднялся. Его лицо выражало непоколебимую решимость.

— Ты знаешь так же хорошо, как и я, что звонок в Казначейство — это верная смерть.

— Боже мой! — не выдержал Пит. — Почему? Разве так опасно всего лишь спросить… — Взволнованная речь оборвалась, стоило ему взглянуть на Нормана.

Тогда Виктория дрожащей рукой дотронулась до плеча незнакомца.

— Хорошо, Норман, — сказала она.

Ее сердце бешено колотилось.

Виктория вспомнила предупреждение Джека избегать прямого воздействия на его память, а потому добавила:

— Мы не будем звонить. — Норман посмотрел на Викторию затравленным взглядом. — Я обещаю, — проговорила она.

Мужчина явно почувствовал облегчение, по его телу пробежала дрожь, но взгляд по-прежнему оставался смущенным и обеспокоенным.

— Виктория и Пит, я сожалею, — повернувшись, он подошел к застекленной двери, которая вела во внутренний дворик, и обеими руками уперся в косяк, словно это была единственная опора, способная удержать его на ногах. Он смотрел на широкую полосу лужайки, освещенной солнцем, но вряд ли замечал эту прелестную утреннюю картину.

— Я не знаю, что со мной произошло, — опустошенно произнес он, и Виктория поняла, как ему тяжело — не оттого, что пришлось извиняться, он действительно не знал, что с ним.