— О, так ты называешь его Норманом?

Зардевшись при воспоминании о страстном поцелуе, Виктория отвела глаза и кивнула в сторону гостиной.

— Он там.

Джек легким шагом вошел в комнату и, поприветствовав Пита, уселся на полированный кофейный столик.

Недоверчивый, настороженный взгляд Нормана он встретил кротко.

— Не беспокойтесь, — сказал Джек. — Вы меня знаете. Я ваш сосед и друг, а, кроме того, психотерапевт. — Он понизил голос. — Это означает, что мои дорогие соседи могут вызвать меня, когда заблагорассудится, днем или ночью. Им известно: я настолько одурел от денег, что они никогда не получат от меня счет.

Он крепко пожал Норману руку и добавил:

— Я Джек.

Не обращая внимания на неприветливость Нормана, он сложил руки на своих изношенных голубых джинсах, поднял голову и посмотрел на повязку.

— Хоть я всего лишь психиатр, кровь меня не пугает, — и поскольку Норман не ответил, Джек спокойно продолжал. — А потому я могу привести вашу голову в порядок. Физически.

— Со мной все нормально, — сказал Норман, но в его голосе не было уверенности.

— Ну, так давайте посмотрим. Начнем?

Джек поставил свой желтый саквояж на стол и открыл его. Норман посмотрел на сумку: складка над бровями свидетельствовала, что ее цвет ему не нравился. Виктория едва заметно улыбнулась.

— Джек говорит: черный — цвет печали.

— Скорее похорон, — поправил Джек. — Кто не побоится инструментов, которые вынимают из темной сумки? Желтая лучше. Я обычно работаю с детьми в возрасте полового созревания. Желтый цвет заставляет их думать о солнце, нарциссах, весне, цветении. Отлично, а теперь, поскольку Виктория до сих пор не давала мне возможности показать, как ловко работают мои гибкие пальцы… — Он внезапно прекратил разговор и осторожно откинул Нормана на подушку.

В тот же момент Джек отпрянул, изумленно разведя руками и подняв брови. У Виктории перехватило дыхание. Глаза Нормана блестели, а губы от раздражения сжались в туго натянутую нить. И только когда он заметил неподдельное удивление Джека, злость медленно сошла с его лица.

— Шутка, это всего лишь шутка. А теперь ложитесь на спину и позвольте мне осмотреть вас.

Не успел Норман возразить, как Джек уже наклонился и потянул на себя носовой платок: присохший к ране, он не поддавался. Джек попросил Викторию принести ему теплую мокрую тряпку. Пит вызвался помочь, и исчез в коридоре, ведущем на кухню.

Ожидая Пита, Джек непринужденно беседовал с больным, задавая ему множество вопросов. Он был особенно осторожен, когда речь заходила об отношениях пациента и Виктории. У той сжалось сердце, когда Норман озадаченно нахмурился. Виктория попыталась внушить себе, что испытывает к нему лишь сострадание, но на самом деле знала, что это не так. Ее влекло к этому человеку. За одно мгновение, когда она побывала в его объятиях и ощутила вкус нежных губ, Виктории захотелось, чтобы фантазия незнакомца стала правдой.

Когда Пит вернулся, Джек все еще продолжал спрашивать, но лишь о ранении. Как это случилось? Кто перевязал голову? Где это произошло? На все вопросы Норман отвечал односложно.

Джек приложил влажную тряпку к прилипшему носовому платку и спустя несколько минут снял повязку, стараясь причинить раненому как можно меньше страданий.

Виктория вынуждена была закусить губы, чтобы удержаться от крика ужаса. Рваная рана проходила на дюйм выше брови, задевая висок и исчезая в волосах. Она была сильно воспалена. Виктория подняла глаза и встретила, потрясенный взгляд Пита. Как и сестра, он побледнел и прикусил верхнюю губу. Рука, державшая стакан для Джека, сильно тряслась. Виктория подошла к кузену и усадила на стул.

— Не смотри, — приказала она. Он всегда боялся вида крови.

Только сейчас Виктория поняла, что совсем ничего не знала о раненом человеке: ни имени, ни адреса, ни того, есть ли у него семья, которая, возможно, волнуется и ожидает его возвращения домой. Она посмотрела на руки незнакомца и облегченно вздохнула. Обручального кольца нет, и даже светлой линии на том месте, где его обычно носят. Это давало хоть какую-то надежду на разгадку.

Через несколько минут Джек промыл рану и забинтовал ее. Однако теперь состояние мужчины оказалось еще более тяжелым, чем прежде.

Обращаясь к нему, Джек сказал:

— У вас будет шрам, вы понимаете. Нужно было зашить рану в течение часа после ранения. Я наложил скобки, но и они не сотворят чуда. Скобки снимем, когда все заживет. Только постарайтесь держаться подальше от воды. Будет все о'кей, если не плавать и вообще… не напрягаться.

Он взглянул на Викторию, и та смутилась — ей показалось: доктор на что-то намекал, а он уже снова повернулся к Норману.

— У нас есть еще кое-какие проблемы.

Норман удивленно посмотрел на него.

— Какие?

— Обо всех пулевых ранениях полагается сообщать…

— Разве?

— Это пулевое ранение, — сухо сказал Джек.

— Этого не может быть, — отрезал Норман.

— Тем не менее, это так, — сказал Джек. — Формально я должен сообщить о вас в полицию.

— Нет, — спокойно ответил Норман.

Если бы Виктория не заметила его сузившихся глаз и губ, стянутых в тонкую линию, то подумала бы, что он невозмутим.

— Ты действительно обязан это сделать? — быстро спросила она, чувствуя, что мужчина, дремлющий на диване, может в любой момент взорваться.

Джек тоже заметил реакцию незнакомца и поднял руки, будто защищаясь от удара.

— Тихо, тихо. Я не сказал, что обязан. Я только сказал, — он перевел взгляд на Викторию, — что о пулевых ранениях надо докладывать.

— Благодарю, — устало ответил Норман.

— У вас пулевое ранение, а вы утверждаете, что этого не может быть. Почему?

Норман покачал головой, его лицо стало непроницаемым.

— Вы просто не хотите говорить об этом, не так ли?

— Да.

— Почему?

— Потому что я не хочу вовлекать в это Викторию.

— Во что? — снова воодушевился Джек.

Норман недовольно нахмурился и посмотрел на Викторию. В синей глубине его глаз она прочла мольбу.

— Джек… — пробормотала она.

Не обращая на нее внимания, тот сказал:

— Видишь ли, при травмах головы может происходить частичная потеря памяти, как, например, в этом случае.

— О чем вы? — проворчал Норман.

— Временная потеря памяти.

Лицо больного просияло, словно с его души сняли камень. Должно быть, Джек заметил это, но лишь кивнул и сказал:

— Настроение поднялось? Кажется, что мир перевернулся? А теперь следите за моим пальцем, но не поворачивайте голову — только глазами. Вот так! Зрачок не расширен. С двигательными функциями глаз, кажется, все в порядке. Сейчас давайте посмотрим, в каком состоянии ваше серое вещество. Что-нибудь вас беспокоит? Например, запах, знак, свет?

— Нет, — ответил Норман.

— Теперь перейдем к некоторым обычным вопросам. О'кей?

Норман утомленно пробормотал:

— О'кей.

— Имя?

— Норман Генри, — он улыбнулся Виктории, и в этой улыбке были и шутливая игра, и множество извинений. Извинений в розыгрыше?

Джек сделал вид, что ничего не заметил. Если бы он чувствовал хоть долю того, что испытывала Виктория, когда этот незнакомец назвал себя Норманом Генри!

— Имя отца?

— Роберт.

Джек взглянул на Викторию, но она лишь пожала плечами. Об имени отца Нормана Генри ей думать не приходилось.

— Дата рождения?

Норман нахмурился, но лишь на мгновение.

— Девятого ноября, — ответил он, добавив при этом год рождения.

Следовательно, ему сорок пять, быстро сообразила Виктория, и он на шесть лет старше ее.

— Ну, а что с работой? — спросил Джек. — Чем занимаетесь?

Норман поднял на доктора глаза, пытаясь понять, шутит он или нет. Видимо, ему показалось, что тот не обманщик.

— Я писатель, — спокойно ответил Норман. — Я и жена Виктория пишем детективы.

— Ясно, — равнодушно проговорил Джек, но Виктория, знавшая врача достаточно давно, заметила, как напряглась его спина. — И как долго вы женаты?