Люси Дейн

Как тебя угадать?.

1

Разговоры о замужестве возникли почти одновременно с началом всемирного финансового кризиса.

Конечно, тетушка Рона и прежде не раз высказывалась в том духе, что узы брака священны и каждая девушка должна выйти замуж, но когда разразился банковский кризис, эта тема словно повисла в воздухе. От нее не стало спасения. Едва ли не каждый день — в личном общении или по телефону — тетушка Рона заводила беседу о том, что Китти должна задуматься о своем будущем, о дальнейшей жизни, о продолжении рода, материнстве и в конечном итоге об исполнении заповедей Господних.

Под всем этим подразумевался брак.

Наверное, как всякая девушка, Китти Треверс не имела предубеждений против замужества и собиралась обзавестись собственной семьей. Когда-нибудь. В перспективе. Когда придет время и найдется тот единственный и неповторимый, с которым можно связать судьбу и прожить до конца дней. Но пока, несмотря на обилие знакомых парней, Китти не нашла такого, чьей женой захотела бы стать.

Поэтому, когда тетушка Рона стала наседать на нее с этим вопросом, в душе Китти поднялась волна сопротивления. Что за срочность, в самом деле!

Так-то оно так, однако на самом деле Китти не нужно было объяснять, что движет тетушкой и какие мысли бродят у той в голове. Да и сама тетушка Рона, надо сказать, не особенно скрывала свои настроения.

Впрочем, Китти почти не сомневалась, что тут не обошлось без второй тетушки, Мейбл, старшей сестры Роны. Обе считали себя людьми глубоко верующими, исповедовали праведный образ жизни, вместе посещали церковь, и Китти не помнила случая, чтобы они пропустили воскресную службу.

Кроме того, тетушка Мейбл, казалось, знала ответ на любой вопрос и всегда готова была помочь советом, если в том возникала необходимость. Или если у нее складывалось впечатление, что подобная необходимость существует. Советов у нее было множество и на все случаи жизни — особенно чужой.

Собственной жизнью тетушка Мейбл была вполне довольна и частенько говаривала:

— Мне пятьдесят восемь лет, и за всю свою жизнь я не сделала ничего такого, о чем могла бы сожалеть!

Время шло, но в этой фразе не менялось ничего, за исключением количества лет. Впервые Китти услышала ее, когда самой ей было около десяти, и звучало это так:

— Мне сорок семь лет, и за всю свою жизнь я не сделала ничего, о чем пришлось бы сожалеть!

Тетушке Роне в ту пору было сорок четыре, а ее супругу, Джиллу Райсу, почти сорок. Дядюшка Джилл был младше своей жены Роны на четыре года.

Он-то и приходился Китти родным дядей, а Рона, будучи его женой, поневоле приняла на себя звание тетушки. Правда, надо отдать Роне должное: она никогда не сетовала, что в племянницы ей досталась именно Китти. С другой стороны, странно было бы услышать нечто подобное от человека верующего, ведь ему — или в данном случае ей — прекрасно известно, что на все воля Божья.

Кстати, эту фразу Китти тоже часто слышала от тетушки Мейбл, жившей здесь же, в Тампе, в доме, который стоял на тихой улочке, одним концом выходившей на запад, другим на восток, в сторону Мексиканского залива. Если бы кто-то дал себе труд продолжить улочку в западном направлении, рано или поздно та непременно привела бы к Атлантическому побережью. Ничего подобного, однако, не происходило, желающих прокладывать улочку поперек всей Флориды не находилось.

Что касается тетушки Мейбл, то она частенько наведывалась в гости к Роне, а также, разумеется, к Джиллу и Китти, порой прихватывая с собой своего тихого и покладистого мужа Пита. И тогда, если усматривала необходимость дать кому-нибудь совет, неизменно начинала со слов «На все воля Божья». Правда, за этим, как правило, следовало «но я думаю, что…», и лишь затем излагалась суть видения тетушкой Мейбл той или иной проблемы.

Наверняка многие — та же Китти, когда достаточно повзрослела, — усмотрели бы в подобной последовательности фраз некое логическое противоречие. Только не тетушка Рона! Ее приведенная выше трактовка вполне устраивала. Если воля Божья распространяется абсолютно на все, то и мнение Мейбл лежит в сфере благостного воздействия. Следовательно, погрешности содержать не может.

Если же вдобавок учесть безукоризненность жизненного пути Мейбл — подтверждением чему есть факт, что она, по ее же собственному утверждению, ни о чем не сожалеет, — то можно сделать следующий вывод: лишь последний глупец не прислушается к мнению такого мудрого и, главное, благочестивого человека.

Так вот, вне всякого сомнения, именно тетушка Мейбл первоначально высказала идею, согласно которой Китти нужно было как можно скорее выдать замуж. А уж тетушке Роне осталось лишь развить эту мысль. И, конечно, внушить Джиллу, своему тонущему в море порожденных финансовым кризисом проблем супругу.

Правда, дядюшка Джилл не донимал Китти. Возможно, вообще пропустил слова супруги мимо ушей. В отличие от обеих сестер — Мейбл и Роны — ему было и чем заняться, и о чем подумать. На его плечах лежал бизнес, державшийся сейчас, в период экономической депрессии, на волоске.

Последствия кризиса дядюшка Джилл ощутил одним из первых. Даже средства массовой информации еще не начали во всей полноте освещать негативные последствия то ли неразумной политики банковского кредитования, то ли всемирного заговора международных финансовых воротил, то ли злокозненного воздействия на земную экономику враждебно настроенных в отношении рода человеческого инопланетян — возникали и такие версии происходящего, — а дядюшка Джил уже смекнул: что-то неладно.

Потому что люди перестали ходить в рестораны.

Конечно, это случилось не сразу, некоторое время еще продолжалась обычная жизнь. Но с течением времени клиенты ресторанов мало-помалу начали редеть. А потом и вовсе наступили дни, когда в некоторых заведениях за столиками не появлялось ни единой души.

Подумаешь, большое дело, не ходят люди в ресторан — мог бы сказать кто-нибудь.

Верно, мог бы, но только не владелец ресторана, каковым и являлся дядюшка Джилл. С тех пор как подавляющее большинство банков оказалось не в состоянии обслуживать счета вкладчиков, он терпел большие убытки.

Но все же, вопреки обилию неутешительных новостей, дядюшка Джилл продолжал надеяться на лучшее. И изо всех сил пытался шутить.

— Если так пойдет дальше, скоро мой ресторан можно будет объявить территорией, на которую не ступает нога человека, — ворчал он, прохаживаясь по просторной кухне своего заведения.

Однако жалкие проблески юмора гасли, столкнувшись с кислым выражением на физиономии шеф-повара и скорбно сведенными бровями официантов. Последним приходилось хуже всего, ведь они, подобно всем остальным американским официантам, зарплаты не получали и кормились исключительно за счет чаевых. Но откуда взяться чаевым, если нет тех, кто их дает? В этом смысле шеф-повар находился в более выгодном положении, так как получал стабильное, обусловленное договором жалованье.

Впрочем, настало время, когда дядюшка Джилл не смог выдавать зарплату не только шеф-повару, но даже посудомойкам. Да и не за что было им платить, ведь необходимости готовить изысканные блюда или мыть посуду не возникало. То же относилось к полам — из-за чего отпала нужда в услугах уборщиц.

Таким образом, вместо того чтобы исправиться, положение лишь усугубилось. Проще говоря, стало хуже некуда.

Лишившись доходов, первыми ресторан покинули официанты. За ними ушли уборщицы. Метрдотеля и шеф-повара с помощниками пришлось отправить в отпуск. Дольше всех продержался бухгалтер, но в конце концов пришел и его черед, потому что нечего стало считать. Ресторан пустовал практически постоянно — если не считать редких появлений какого-нибудь залетного коммивояжера или одинокого отпускника, приехавшего в Тампу скорее по привычке, чем из желания повеселиться и отдохнуть. Да и те заказывали в основном лишь чашку кофе, стаканчик виски с содовой, бокал бренди или какое-нибудь другое спиртное, которое дядюшка Джилл подавал лично.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: