Она все же смогла сделать это! Она настоящая актриса!

Дайан понимала, что ее успех — победа не только над сердцами англичан, но и над памятью об Итене Колфилде. Над теми надеждами, которые он разрушил. Она смогла играть и в спектакле другого режиссера, и играть великолепно. Так почему же ей не попробовать любить другого мужчину? За десять лет, что она провела на сцене, Дайан так и не смогла понять, где же жизнь, а где игра. Быть может, ее сердце так и не научится любить по-новому, как она сама научилась играть. Но неужели всю жизнь ей придется провести в одиночестве?

Дайан огляделась. Ее маленькую гримерную уже успели завалить цветами. Это значило, что на спектакле присутствовали люди, которые еще до премьеры верили в нее, в ее талант. Дайан еще никогда так не радовалась цветам, как сегодня. Огромные розы цвета красного вина издавали тяжелый, одуряющий аромат. Хризантемы всех цветов и оттенков походили на стайку разноцветных бабочек. Дайан заметила огромный букет ирисов. Она никогда не думала, что эти цветы могут быть прекрасны, даже когда срезаны. Но среди всего этого великолепия выделялись белые, казавшиеся снегом на горных вершинах, поросших лесом, лилии.

Она подошла к столику, на котором стоял букет. Ей очень хотелось узнать, от кого этот прекрасный подарок. Дайан знала, что каждый букет будет обязательно сопровождаться запиской с поздравлениями и пожеланиями, поэтому с нетерпением начала искать карточку. Наконец в самой гуще букета она увидела белую карточку с золотым тиснением.

«Прекрасной женщине — прекрасные цветы».

И больше ничего — ни подписи, ни какого-либо указания на того, кто прислал эти цветы.

В гримерную вошел Эдгар. Он протянул Дайан букетик ландышей.

— Это от моего сына. А от меня — обед в лучшем ресторане.

— Ты доволен моей игрой?

— Я еще на самой первой репетиции понял, что ты — лучшее, что есть в этом театре.

— Спасибо, Эдгар.

Дайан готова была расплакаться. Никогда еще режиссер не высказывал ей свою благодарность. Колфилд считал само собой разумеющимся, что Дайан Сегер будет неподражаема.

— Не обольщайся. — Эдгар улыбнулся. — Обед за то, что мой сын дал обещание прочитать всего Шекспира. Хотя на десерт своей игрой ты тоже заработала.

Дайан рассмеялась.

— Да, и еще, — добавил Эдгар, — наш продюсер просил передать тебе поздравления и благодарность. Он рад, что не ошибся, как, впрочем, и все мы. Какая-то из корзин от него. Записку найдешь.

— Кто он, Эдгар? Я ни разу не видела его, ни на репетициях, ни при заключении контракта.

— Он не хочет, чтобы о нем кто-нибудь знал. Но это его право, тут уж мы бессильны. Главное, что свое дело он туго знает.

— Просто детектив какой-то!

— Сложно с тобой не согласиться. Но мне пора идти, а то Салли опять устроит мне взбучку.

— Подожди-ка, я хочу передать твоему сыну записку.

Дайан села за гримерный столик и быстро что-то написала на вырванном из блокнота листке.

— А мне как отцу позволено прочитать, что там написано?

— Нет. Ты же не будешь читать любовную переписку твоего сына, когда он подрастет? — Дайан протянула Эдгару записку.

— Неужели после такого вопроса я могу ответить «да»?

— Конечно нет! — Дайан рассмеялась. — Просто я боюсь, что содержание записки тебе не понравится.

— Дайан, я как отец имею право знать, что ты написала моему сыну! Если вдруг после этого он начнет что-то этакое вытворять, я отдам его тебе на воспитание.

— Я дала ему литературный совет, а наши с тобой вкусы не совпадают. А на воспитание я его возьму только вместе с твоей младшей очаровательной дочуркой!

— Младшую не отдам. Так что, — с притворным вздохом произнес Эдгар, — придется мне и дальше воспитывать его. Ну ладно, мне пора. Да, Дайан! С днем рождения, от всего коллектива театра. — Эдгар протянул ей небольшую коробочку.

— Что это?

Он с деланным безразличием пожал плечами.

— Открой и сразу же все узнаешь.

В коробочке оказалась тоненькая серебряная цепочка с подвеской в виде маленького хрустального глобуса.

— О Боже! Какая прелесть!

— Я рад, что тебе понравилось. Желаю удачно провести время!

— Спасибо, Эдгар! Ой, теперь мне придется задержать тебя.

— С Салли сама будешь разговаривать, — пригрозил он.

— Нельзя как-нибудь узнать, от кого принесен букет?

— Там должна быть записка.

— Ее нет.

— Тогда тебе предстоит разгадать еще один секрет. — Эдгар с улыбкой развел руками и ушел.

Несколько минут Дайан напряженно гадала, кто же мог прислать лилии, и в конце концов пришла к выводу, что из ее лондонских знакомых только Филипп мог придумать такое послание. Она решила сегодня же вечером поблагодарить его за прекрасный букет.

В гримерную влетела Эмили Брук.

— Милочка! Это было как всегда восхитительно! Нет, даже еще лучше! Английская школа явно пошла тебе на пользу.

— Спасибо, Эмили.

— Собирайся быстрее! Я уже отправила Филиппа за машиной.

— Я вот только не знаю, как увезти все эти цветы.

— Да что ты, что ты! Как можно! — замахала на нее руками Эмили. — Это же моветон — увозить все цветы сразу. Это примерно, как пообещать романтическую ночь всем своим поклонникам!

— Я не знала, что все так сложно. Я была уверена, что могу забрать все цветы… — растерянно пробормотала Дайан.

— Нет-нет! Ни в коем случае! — не унималась Эмили.

— Хорошо, я конечно же оставлю их здесь. Я рада, что вы рядом, Эмили, иначе кто бы меня остановил? Но они такие красивые! Мне так жалко оставлять их здесь, где я не смогу ими любоваться.

— Ты вполне можешь взять один из букетов. Но только один. Ну два, если второй не от мужчины.

— Хорошо. — Дайан вздохнула. — Я возьму лилии.

— Неужели эти белесые лилии нравятся тебе больше, чем потрясающие яркие розы!

— Да, Эмили. А еще я возьму ландыши, которые мне подарил сын Эдгара. Это, я надеюсь, не будет расценено как попытка соблазнения несовершеннолетнего?

Эмили глубоко задумалась и наконец объявила:

— Думаю, что не будет.

— Я рада, что вы оказались рядом. — Дайан нежно погладила ее морщинистую лапку.

— Я тоже рада. А то бы ты разрушила все, что с таким трудом сумела отвоевать у лондонцев. Ты собралась?

— Да, кажется.

— Тогда пойдем поскорее. Я хочу вручить тебе подарок.

— О, миссис Брук, не стоило беспокоиться!

— Какие глупости, и слышать не хочу! И я же просила называть меня Эмили!

Поздно вечером Филипп отвез Дайан домой. Она слишком устала за этот сумасшедший день, чтобы поддерживать пустой разговор, и Филипп это прекрасно понимал. Всю дорогу они молчали, но в этом молчании было что-то объединяющее.

— Ну вот, кажется, приехали, — сказал Филипп, затормозив у подъезда Дайан.

— Спасибо за прекрасный вечер.

— Не стоит, это скорее заслуга мамы. А вот ты сегодня создала мне проблему.

— Это как же? — удивилась Дайан.

— Я должен написать рецензию. Тебя я в ней буду хвалить вполне объективно, но, если учесть, что все вокруг знают, как часто ты бываешь у меня дома, могут пойти пересуды.

— Ты боишься сплетен? — улыбнулась Дайан.

— Я боюсь за тебя. Твое положение еще весьма непрочно. Так что сплетни тебе сейчас совсем ни к чему.

— Знаешь, Филипп, в Нью-Йорке я, из-за того что боялась сплетен, потеряла настоящую любовь. Быть может, если бы я не была столь нерешительной, все сложилось бы иначе.

— Ты хочешь мне рассказать об этом?

— Нет, не сегодня. Я еще не готова говорить о том, почему уехала в Лондон. Ни с кем. Даже с тобой.

— Тогда простимся до следующего ужина.

— До свидания, Филипп. И спасибо за лилии.

— За какие лилии? — искренне удивился он.

— За те, что ты мне прислал.

— Прости, Дайан, что разрушаю твои иллюзии, — улыбаясь, сказал он, — но я прислал тебе бордовые розы. Думаю, тебе подарили так много цветов, что карточки легко могли перепутаться.

— Тогда от кого же эти лилии?