— Ничего страшного, Дениз, — мягко успокоил ее Джим Берн. — Правильно сделала. Совсем забыл, у меня еще куча дел. — Взглянув на макушку сидящей Линдси, он с грустью сказал: — Думаю, у нас еще будет возможность поговорить. Позвони мне после проб, ладно?

— Конечно, — согласилась Линдси, на лице которой не дрогнул ни один мускул, хотя на душе кошки скребли.

Линдси понимала, что требовать объяснений у Дениз бесполезно. Та была на несколько лет старше Линдси, но пребывала в отличной форме. С двумя последними поклонниками ей не повезло, и теперь она искала мужчину, который вернул бы ей уверенность в себе. Поэтому она то и дело призывно поглядывала на Джима Берна и наклонялась над его столом, приоткрывая свои прелести, а из кабинета выходила медленно, демонстрируя безукоризненной формы длинные ноги и соблазнительно покачивая бедрами. Если Линдси все же уйдет из агентства, Дениз, без сомнения, займет ее место и в отсутствие главного препятствия удвоит усилия по обрабатыванию Джима. Линдси невольно рассмеялась про себя.

После того как Ник Фарадей за один вечер обрушил на нее бурю эмоций и неизведанных ощущений, она явственнее, чем когда-либо, поняла, что очень привязана к Джиму Берну и нуждается в нем. Она не сомневалась, что он никогда не предаст ее и в любой момент придет на помощь, и готова была поклясться на Библии, что он никого и ничего не боится и будет бороться до конца, если считает, что правда на его стороне. Наверное, она совсем не разбирается в людях. Теперь за это приходилось расплачиваться щемящей болью в груди. Она никак не могла решить, считать ли малодушием или проявлением остатков совести то, что Джим не стал выслушивать ее опасения. Он предпочел сделать вид, что ничего не произошло, чтобы не услышать то, что могло бы побудить его к действиям.

Вправе ли я винить его? — думала она. Может быть, люди таковы, каковы они есть, и во всех своих разочарованиях виновата я сама из-за пагубной привычки видеть жизнь в розовом свете? Но как ей не хотелось расставаться с этой привычкой! Она с тоской думала, что за этим разочарованием с неизбежностью последуют новые.

Линдси по-прежнему пребывала в смятении, когда за ней пришла машина. Единственное, в чем она была сейчас уверена, — это в том, что больше не работает в агентстве Джима Берна. При всем желании его оправдать, она не смогла бы с уважением относиться к мужчине, который ради защиты собственных интересов бросил ее на съедение львам. Да, благодаря Джиму у нее была хорошая высокооплачиваемая работа, которая к тому же нравилась ей, и многие женщины на ее месте сделали бы вид, что ничего особенного не произошло. Криво усмехнувшись, она подумала, что врожденная честность мешает ей легко воспринимать жизнь.

Может быть, уехать из Лондона и вернуться в Йоркшир? Но тогда она отдалится от Кэти, состояние которой очень тревожило ее. Со времени гибели Фила прошло больше двух лет, и той уже пора было взять себя в руки и попытаться снова устроить свою жизнь. Но она по-прежнему оставалась той женщиной с застывшей на лице машинальной улыбкой, подернутыми отчаянием глазами и ожесточившимся сердцем, которая встретила Линдси на вокзале через неделю после смерти Фила.

Хотя Кэти пару раз приезжала вместе с Филом на выходные в Йоркшир, Линдси в суете так и не смогла толком с ней познакомиться. Поэтому всю информацию о ней она черпала из писем брата. Он писал чуть ли не каждую неделю, и Линдси всегда интересовало, чем вызвано это многословие — то ли угрызениями совести, то ли тем, что ему просто нравилось писать письма. На первых порах он посвящал Кэти целые панегирики, превознося ее за нежность, мягкость и кроткий нрав. В конце концов Линдси почувствовала, что полюбила ее почти так же, как Фил. Однако с рождением дочери Стефани Кэти утратила право на исключительное внимание. В последние два года Фил посвящал свои письма в основном достижениям, болезням и забавам дочери, в которой души не чаял. Так что Линдси удерживала в Лондоне не только Кэти, но и племянница.

Отступничество Джима Берна подорвало веру Линдси в свои силы. Ей нужно было передохнуть и собраться с мыслями, чтобы продолжать борьбу. Именно это я и делаю, убеждала она себя, садясь в роскошный, оснащенный кондиционером лимузин. Пока проще сделать вид, будто она согласна принять предложение Ника, и, пожалуй, пройти пробы. Может быть, у нее ничего не получится и ей удастся выпутаться из этой ситуации без лишнего шума. Ах, как ей хотелось, чтобы все так и было!

В фотостудии Линдси сразу же передали на попечение модистки, нарядившей ее в простое белое платье невинного покроя, который, однако, подчеркивал свойственные ей женственность и шарм. Затем косметолог с завидным профессионализмом и ловкостью наложил ей грим. Окончив работу, он передал Линдси ручное зеркальце, посмотрев в которое, та не узнала свое лицо.

Фотограф был рыжеволос, голубоглаз и имел веснушчатое приветливое лицо и заразительную улыбку. Когда он подошел поздороваться, Линдси не могла не улыбнуться в ответ. При ходьбе он прихрамывал.

— Привет! Меня зовут Боб Шелдон. Рад с вами познакомиться.

Это имя было ей знакомо. По просьбе Джима она несколько раз договаривалась с ним по телефону о фотопробах, и все модели без исключения хорошо о нем отзывались. А Эми была даже немного влюблена в него, и теперь Линдси поняла почему.

— Линдси Купер. Мне тоже очень приятно. — Она говорила искренне. Боб сразу ей понравился, хотя она предпочла бы встретиться с ним при других обстоятельствах.

— Линдси Купер… — Он на мгновение задумался. — Вы из агентства Джима Берна?

— Да.

— Мы с вами разговаривали по телефону.

— Совершенно верно.

— Насколько я помню, вы занимались сугубо административными делами?

— Именно.

— Что, надоело, решили сменить профессию?

— Да нет. Просто один мужчина никак не хочет признаться в том, что не прав. — Она вкратце изложила ему суть дела. — Сама не понимаю, почему я пришла. Это чистой воды авантюра.

— Вовсе нет! Такое бывает, и нередко. Даже среди звезд рекламного мира есть такие, которых открыли по чистой случайности. Так что скрестите пальчики и молите Бога, чтобы у вас все получилось. Сам я в этом нисколько не сомневаюсь. Вы словно созданы для того, чтобы стать моделью.

— А вы не очень удивитесь, узнав, что я вовсе не хочу, чтобы у меня что-то получалось? Достучаться до мистера Фарадея я не могу, так что пусть сам увидит, какую ошибку он совершил. Вы же талантливый фотограф… — Недоговорив, Линдси просительно посмотрела на него.

— Вы соображаете, что говорите? Такой шанс выпадает раз в жизни!

— Все только и твердят об этом. Но мне это ни к чему. Моя жизнь вполне меня устраивает.

— В самом деле? А теперь выше голову, дорогая, и поверните ее чуть влево. — Линдси машинально повиновалась. Когда раздался щелчок, она зажмурилась от яркой вспышки. — Неужели вам никогда не приходило в голову, что, довольствуясь малым, вы кое-что теряете? У меня есть знакомые, которые совершенно счастливы тем, что всю жизнь тянут одну лямку. Во всяком случае, они так говорят и иной раз даже искренне. На самом же деле у них просто кишка тонка, чтобы принимать вызовы, которые бросает им жизнь.

— Дело не в этом. Я не трусиха. И я не побоюсь принять вызов. Сложись обстоятельства иначе, меня несомненно заинтриговала бы возможность попробовать что-то новое. Но мне не нравится, когда мной помыкают. Я привыкла сама распоряжаться собственной судьбой.

— А вы считаете, что это возможно? — спросил Боб Шелдон, продолжая щелкать затвором фотоаппарата. — Пожалуйста, голову чуть влево. Отлично. Так, не двигайтесь. Теперь разверните плечи в противоположную сторону. Великолепно! Все, отдохните немного.

— Я сама принимаю решения, — упрямо повторила Линдси, разминая затекшую шею.

— Даже неправильные?

— Готова поспорить, что вы никому не позволили бы, даже Нику Фарадею, командовать собой. — Линдси возобновила разговор некоторое время спустя, когда закончились фотопробы, во время которых ее просили сесть, встать, пройтись, взбежать по лесенке, посмотреть перед собой, поднять голову, опустить голову, улыбнуться, нахмуриться…


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: