Но сейчас она просто не могла заниматься любовью. Не сейчас и не здесь. Как же он мог просить ее об этом?

И Люси закричала:

— Нет, Джеймс! Не надо… Я не могу…

Лицо мужа потемнело.

— Ты хочешь сказать, не можешь под этой крышей?

Люси вздрогнула и внезапно почувствовала прилив гнева. Как смел он смотреть на нее так, говорить таким презрительным тоном?

— Ты что, забыл, что Дэвид тяжело болен? Как вообще ты додумался до того, что сейчас, когда он в любой момент может… может… умереть… я захочу заниматься сексом? — Голос ее сломался, а глаза наполнились слезами.

Люси не собиралась обнажать перед ним свою душу — его холодные глаза смотрели на нее так, будто она вела себя недостойно. Поэтому она закрыла лицо руками и попыталась успокоиться. Джеймс тяжело дышал, прижимая ее к себе. Сначала Люси отталкивала его, но потом сдалась, поскольку сил на сопротивление у нее уже не было, и только заплакала еще горше. И вот тогда Джеймс стал нежно гладить ее по голове, как маленького ребенка.

Как только Люси поняла, что в этом прикосновении нет ничего чувственного, она ослабла и прижалась к мужу, спрятав заплаканное лицо у него на груди.

Когда рыдания стихли, Джеймс поднял за подбородок ее голову, наклонился и нежно поцеловал дрожащие губы.

— Извини, Люси. Я утратил контроль над собой и забыл о том, как он болен, и о том, как ты переживаешь.

Люси не помнила, чтобы Джеймс когда-нибудь раньше извинялся перед ней. Он мог насмехаться только над ее семейной гордостью, его же собственная оставалась непоколебимой. Человек самолюбивый и жестокий, он не привык признавать свои ошибки или проигрывать.

Она сказала хрипловатым голосом:

— Постарайся меня понять, Джеймс. Это так страшно — видеть, что ты не в силах ничего сделать, а он лежит, опутанный какими-то проводами, забинтованный, как египетская мумия, и выглядит… — Она запнулась и взмахнула руками. — Это не он, не Дэвид, а кто-то совсем другой, далекий, незнакомый. Его мать все говорит и говорит с ним, разрывая мне сердце, — это совершенно бесполезно.

— Вовсе не так уж бесполезно, — отозвался Джеймс. — Насколько я знаю, таким больным просто необходимо, чтобы им что-нибудь рассказывали, давали слушать любимую музыку. Что же до твоей тети, то ей тоже становится легче от того, что она видит сына и своими беседами помогает ему. Так что ее пребывание в палате, безусловно, нельзя назвать пустой тратой времени.

— Да, конечно, — вздохнула Люси. — Наверное, я просто боюсь надеяться.

— Ты научилась обходиться без этого. — Джеймс прищурил глаза.

Как всегда, он сформулировал ее мысли на редкость точно. Люси только удивляться приходилось, каким образом ему это удавалось, ведь она рассказывала ему так мало!

— Судьба наносит удары, и человеку остается только покориться им.

— Но я как раз и пытаюсь доказать, что, если бы они рассказали обо всем раньше, тебе не пришлось бы так страдать впоследствии. Нет, не судьба сразила тебя, а их гордость.

— Может быть, — признала она. — Но они всего лишь люди, и, значит, им не чуждо ничто человеческое. Они, как могли, старались справиться с ситуацией, и не их вина, что у них это не очень-то получилось.

— Да, но кто же создал эту ситуацию?

— Понимаю. Какое-то время я тоже была на них ужасно сердита, но постепенно осознала, почему они так поступили. И не смогла отказать им в прощении, в особенности учитывая го, что тетя Милли и так сильно пострадала.

— Это верно, твоя тетя — просто святая! И все же они должны были рассказать тебе обо всем.

— А ты, Джеймс, разве ты безупречен? И никогда не ошибаешься? Наверное, быть совершенством — здорово, но большинство людей почти вслепую бредут по жизни, стараясь не допускать ошибок, но все же непрестанно их делая. В этом-то и проявляется их человеческая природа.

Джеймс сдвинул темные брови.

— Я не очень-то тебе нравлюсь, ведь так?

— Сейчас, во всяком случае, не очень! — ответила Люси.

— Что ж, это довольно плохо. Но ты моя жена и останешься ею, а потому вернешься со мной в Лондон.

Она ожидала подобного требования, а потому приготовилась к сопротивлению.

— Они нуждаются во мне! Я не могу покинуть их сейчас!

— Что ж, задержись еще на несколько дней, но я останусь с тобой!

Люси отлично понимала, что это для нее означало — они будут делить не только комнату, но и постель! А следовательно, Джеймс неминуемо настоит на физической близости. Но сама мысль об этом была для нее непереносимой.

— Дэвид еще долго может находиться в таком состоянии, а я не брошу его, пока он в коме.

— Ты не можешь жить здесь месяцами! Или мне надо напоминать тебе о том, что ты замужем не за ним, а за мной?

— Мне нужен развод, Джеймс! — выпалила она.

Когда он становился таким, как сейчас, Люси не на шутку пугалась — в изгибе его губ чувствовалась настоящая жестокость.

— Я выиграю процесс! — коротко сказал он. — Использую любое доступное мне средство. Даже если придется впутать в дело самого Дэвида. Как, по-твоему, это отразится на вашей семейной гордости?

Люси в страхе уставилась на мужа.

— Ты не сделаешь этого, — прошептала Люси.

Джеймс смотрел на нее пронизывающим взглядом.

— Почему? Ведь это правда.

— Нет, это ложь! С тех пор, как мы поженились, я была тебе верна!

— Все зависит от того, что понимать под этим словом. Физически, да, ты была мне верна. — Он цинично ухмыльнулся. — Я занимался с тобой любовью столь часто, что едва ли у тебя нашлись бы силы для кого-то еще.

Люси снова покраснела до корней волос.

— Но можно изменять и по-другому, не так ли? В своем сердце ты предавала меня каждый день нашего супружества, а это не менее больно, поверь мне.

— Но ведь ты еще до женитьбы знал о моем к тебе отношении. Я не скрывала, что не люблю тебя.

Джеймс, сверкнув глазами, нахмурился и поджал губы.

— Просто я надеялся, что со временем ты забудешь его, но ты не забыла, ведь так? Каждый раз, сжимая тебя в объятиях, я мучился оттого, что он незримо присутствует рядом. Он всегда стоял между нами! Мне казалось, что ты даже испытывала вину перед ним из-за того, что была со мной! Чувствовала себя неверной ему!

Люси вздрогнула. Невероятно! Как ему удавалось прочитывать самые сокровенные ее мысли?

— Ну да, я не ошибся, — процедил Джеймс сквозь зубы, видя ее смятение. — Я мог изгнать его из твоих мыслей только одним способом — любить тебя так неистово, чтобы ты вообще ни о чем не могла думать!

Люси задрожала, вспомнив их безумные, опаляющие тела огнем ночи.

— И ты всегда не менее пылко отвечала на мои ласки. — Джеймс скривил губы. — Признайся!

Да, она действительно не могла этого отрицать. Больше того, она почти жаждала его страсти, страсти, граничащей с жестокостью, страсти, дающей выход ее яростной чувственности.

Не отрывая взгляда от ее пылающего лица, Джеймс продолжал:

— И теперь ты хочешь, чтобы я отпустил тебя, чтобы ты могла вернуться к нему! Неужели ты и правда полагаешь, что я соглашусь на это? Я сдержал свое обещание и никогда не требовал от тебя любви, не требую и сейчас, но ты все так же нужна мне, Люси! Я еще не пресытился твоим телом. И так просто тебе не удастся уйти от меня!

— Но ты же не можешь впутывать в дело о разводе Дэвида! — Люси то ли молила мужа, то ли бросала ему обвинения. — Ты отлично знаешь, что между нами ничего не было.

— Я и не собираюсь утверждать, что вы с ним любовники, — заявил Джеймс. — Мне придется всего лишь сказать правду — что вы любите друг друга и ты оставила меня ради того, чтобы жить с ним под одной крышей. — Он немного помолчал, а потом с убийственным спокойствием добавил: — И тогда мне придется объяснить, почему я нахожу это невозможным.

Люси в ужасе вскрикнула.

— Ты не сделаешь этого! Они не выдержат, если обо всем станет известно!

Слова жены нисколько не тронули Джеймса.