И мне не пришлось выбирать. Сердце уже все решило давно, даже не выслушав разум, который пребывал в сомнениях: довериться ли этому человеку или нет? Возможно, это было слишком импульсивно и необдуманно, но, как я уже сказал, я был готов ухватиться за этот, может и совсем крохотный и незаметный, но сколь значимый для меня, лучик надежды.

— Я согласен.

— Я и не сомневался в тебе, Виктор, — это были его последние слова.

А после, совсем уже неожиданно для меня, прямо между нам возникла линза, за которой он для меня и исчез. Я обошел ее со стороны, но его уже не было, а когда прошел сквозь линзу, — не обнаружил и следа его пребывания здесь. Он исчез, словно его никогда и не существовало. А его появление, привнесло в мою жизнь новый виток событий, который просто обязан был вынести меня на берег к моей цели.

А теперь передо мной стоит все тот же Малой, только «молодой» и явно не знающий, куда его приведет судьба. Стоит и ждет, когда я отвечу на его вопрос. А в моей голове так и не созрел достойный ответ. Но он ждет, и я просто обязан ответить хоть что-нибудь. И я отвечаю:

— Нам с тобой предстоит исправить свои ошибки, Малой, — он смотрит на меня с недоумением, а я направляю свой взор на восстающее солнце. — Нас и вправду ждет рассвет!..

Февраль 2034 года. Франция, Париж.

Малой.

Так уж вышло, что с того самого момента, как я повстречал Виктора, состоятельного разговора у нас так и не вышло. Лишь изредка перебрасывались парой-другой фраз и то касательно пищи или нового варианта жилья. Мы перебрались в Париж. Виды здесь были вполне урбанистические, но без специальной карты, которая можно сказать являлась паспортом, банковской карточкой и много чем другим по улицам города особо-то и не погуляешь.

Мне приходилось сидеть сутками напролет в номерах отеля или в комнатушках, которые удавалось снимать Виктору. Перебирались же мы с места на место каждые три дня, и причиной тому была его паранойя. Хотя, если признаться, и мне было не по себе. Я будто шестым чувством ощущал, что вот-вот в номер отеля вломятся охотники Консорциума и избавятся от меня без суда и следствия, точно так же поступят и с моим новоявленным другом.

Но ничего подобного не происходило. А дни только и сменяли друг дружку. Пробуждение под мысли вслух Виктора, завтрак, тонны рекламы в телевизоре, пара-другая книг, — большая часть которых была на французском, ясное дело, а его я волею судеб не знал, — обед, пара часов сна, мысли-мысли-мысли и ужин перед сном.

Скукота смертная. Я думал, хоть разговоры с Виктором смогут меня взбодрить, но он по большей части отмалчивался или говорил что-нибудь из рода: «Всему свое время». Но когда же наступит это время?

А когда я попытался надавить на Виктора, чтобы узнать, что он задумал, он пользовался своим предметом, — это была фигурка черепахи, перевитой змеей, — и уходил в соседний номер и исчезал бесследно до самого вечера или утра следующего дня. Но так и дальше продолжаться не могло и однажды я все-таки смог вывести его на разговор.

Тогда он мне и рассказал о том, что он и сам недавно сбежал от Консорциума и что он просто не мог отдать мне фигурку сурка, так как это только предстоит ему сделать. Рассказал несколько деталей своего побега, но все же основной информацией было то, что передо мной был не тот Виктор, о котором я был так наслышан и которого видел на базе Консорциума в хранилище. И, признаюсь, для меня это было много, что целый месяц игры в молчанку, показались для меня даже очень малым сроком. Я был обескуражен.

И даже после этого я понимал, что он рассказал мне не все, что знает. Все сказанное им было лишь крохотной частью. Вершиной айсберга. Но большего я пока не просил. Понимал, что пока что мне не стоит этого знать. Да и сурок ничего мне не подсказывал, а значит, поводов для тревоги не было.

Еще какое-то время я разглядывал свою вторую фигурку — наутилуса. Забавная и в какой-то степени неуклюжая, хотя и в ней виделось мастерство ее создателя. Плавные аккуратные грани, которые вроде бы и не могли даже порезать, но на практике с тем же сурком, я знал правду.

Способности наутилуса так и не представились мне, да и я не испытывал особого желания их узнать. Чувствовалась в ней какая-то угроза, может и не для меня самого, но для кого-то другого — точно. Хотя, сурок ни о чем меня не предостерегал, значит, не видел повода для этого. Наутилуса не стоило опасаться. Но относится к нему лучше я не стал и иногда казалось, что и сама фигурка не испытывает ко мне особой симпатии.

Я изредка вспоминал былые деньки, когда я еще был в рядах Консорциума, но тут же отвлекался на что-нибудь, да на ту же рекламу из телевизора. И все дошло до того, что моя память начала меня подводить. Я помнил всех своих друзей из своей группы на лицо, а вот имена позабылись. Я то забывал их, то вспоминал, но кого я помнил всегда, была Лина. Ее лицо. Ее голос. Ее запах. Я помнил все это. Я помнил ее!

В собственные мысли я погружался часто и достаточно глубоко, что изредка даже не отображал того момента, когда возвращался Виктор с новым пакетом из магазина или новой книгой на английском для меня. Сейчас это был сборник рассказов Артура Конан-Дойля. И когда я открыл впервые книгу, Виктор ненароком обронил:

— У меня прапрадед был знаком с ним лично.

Но продолжения этой истории не последовало, а я не счел нужным пытаться выяснить, кем же именно был прапрадед известного мне охотника, а ныне ренегата, Консорциума.

И вот так вот, вполне скучно и однообразно проходили дни. Однажды я правда выбрался из номера отеля и рискнул прогуляться по побережью Сены и воочию поглядеть на Эйфелеву башню, а так же, если получится, заглянуть в Лувр, где и по сей день висела небезызвестная Ла Джоконда с ее вбившейся в сам разум улыбкой. Но не успел я добраться до проспекта Гюстава Эфеля, как меня уже желали скрутить местные правоохранительные органы и я мог попасть в очень увлекательный переплет. А ведь сурок даже не соизволил меня предупредить об этом. Но спасение пришло от самого Виктора, который только ему известным образом отыскал меня и в итоге вытащил из передряги.

И уже когда мы добрались до отеля, он прочитал мне долгую и вполне нудную лекцию, да еще и в таком тоне, словно старше меня лет на двадцать. Виктор вообще имел привычку общаться со мной как с ребенком, а я…

…я не мог сказать ему слова поперек. Просто не мог. Как будто сам понимал, что он умнее и если что случись, именно он будет выручать меня из неприятностей. Собственно, так и выходило.

После того случая мы вновь сменили место жительства. Это была квартирка на Рю Жари в доме построенном приблизительно в 2020 году. И я мог оценить то, как безалаберно к своему делу отнеслись строители. Не прошло пятнадцати лет, — хотя может быть и прошло, мне это в точности не было известно, да я особо-то и не задавался таким вопросом, — а дом уже начал ветшать. Собственно говоря, именно из-за этого Виктор и снял здесь комнату у домовладелицы, противной старушки, которая все время что-то скрежетала на французском и испепеляла взглядом то меня, то Виктора.

Однажды я спросил у своего друга, что она вечно кряхтит, а он лишь рассмеялся и произнес это:

— Считает, что мы любовники и, что бы я ей ни говорил, отказывается верить в обратное.

В этом и вправду было что-то смешное, но я не знал, как к этому отнестись, а посему и вовсе забыл, но каждый раз, когда я видел миссис Решар, улыбался ей голливудской улыбкой, а она лишь страшнее корчила мину на лице.

И так бы и продолжалось, если бы однажды под вечер Виктор не вернулся весь словно на иголках и прямо с порога крикнул мне:

— Собирай свои вещи, — я уже чуть ли не кинулся этим заниматься, если бы не одно «но»: вещей у нас особо-то и не было.

Одежда что на нас, запасная и по рюкзаку с запасами продовольствия и парой книг на случай. Свои предметы мы всегда хранили при себе: в кармане или подкладе. Хотя у меня была еще одна вещица, о которой не знал и Виктор, хотя мне кажется, что догадывался, — фотография с молодой девушкой, что держит в руках сверток с первенцем. Я не помнил, кто эта девушка, но она часто являлась мне во снах и, наверное, это было единственным, что я хотел выяснить. Единственная цель, которой я должен был достичь. А пока, передо мной был Виктор, точно заведенный, смеряя квартирку шагами и бубня что-то себе под нос.