– Раньше я держала язык за зубами, Джек, но сейчас скажу все.

– Будьте осторожны. Потому что это может быть последний раз, когда я стану слушать.

Казалось, она вот-вот взорвется.

– Я знаю, что вы просто играли со мной вчера, когда заявили, будто не знали о том, что Брайан страдает глухотой.

– Это была не игра. Я понятия не имел о его болезни.

– Несмотря на то счастье, которое даровал Брайан мне и Оскару, время от времени меня все равно посещают эти ужасные мысли.

– О Брайане?

– Нет. Не о Брайане. О его биологических родителях. Я думала: знали ли они о том, что он глухой? И не по этой пипричине отдали его на усыновление? Мне казалось, что это ужасно – думать так о людях, которые поделились со мной таким бесценным даром. Я чувствовала себя виноватой уже просто оттого, что такие мысли приходили мне в голову. Но теперь, когда я встретилась с вами лицом к лицу, теперь, когда я узнала вас и поняла, что вы собой представляете, я должна признаться: чувство вины ушло.

Джеку захотелось сказать что-нибудь в свое оправдание, но мыслями он унесся к Джесси. К красивой, замечательной, невероятно эгоцентричной Джесси. Он ненавидел себя за то, что думал так о ней. Но, быть может, в этоми крылась причина того, почему она отдала ребенка на усыновление.

И презрение Линдси стало ему чуть-чуть понятнее.

Она поднялась и бросила на стол десятидолларовую банкноту, чтобы заплатить за себя по счету.

– Прощайте, мистер Суайтек. И примите мои поздравления. Я думаю, в вашем эгоцентричном мирке как раз хватит места и для мистера Пинтадо.

Джек сидел в молчании, глядя в никуда, не в силах понять, отчего ему стало так плохо, когда Линдси повернулась и пошла прочь.

– Она держит тебя на коротком поводке, – заявил Тео.

– Ты думаешь? – обронил Джек.

– Сколько раз я доводил тебя до белого каления, когда сидел на скамье смертников?

– Примерно раз в две недели.

– Видишь. Прошло десять лет, а я все еще не могу избавиться от тебя.

Джек уже совсем собрался заметить приятелю, что это его дом, что они готовят его продукты и что Тео каждый уик-энд регулярно усаживает свою тушу на диван Джека, так что это еще вопрос, кто от кого не может избавиться. Но потом решил не заострять на этом внимания.

Тео вновь сосредоточился на приготовлении еды. Он обжаривал два толстенных стейка из тунца в хрустящей корочке из лимонного перца, кунжутных зерен и имбиря. С лопаточкой в руке и засаленным белым фартуком вокруг талии он походил на повара из ресторана быстрого обслуживания. В глазах большинства людей Тео выглядел малым, чье представление об ужине из семи блюд не простирается дальше пачки чипсов и упаковки из шести банок пива, но на самом деле он был очень неплохим поваром. Ему нравилось готовить, и, подобно большинству хороших поваров, он не терпел, когда кто-то путался у него под ногами в кухне.

– Чем это ты занят? – обратился он с вопросом к Джеку.

Тот стоял у раковины, ополаскивая салатницу.

– Убираю за тобой, – последовал ответ.

– Это что, не может подождать?

– Полагаю, может. Старая привычка.

– Мы снова говорим о твоей бывшей?

– Ага. Синди и близко не подпускала меня к кухне, когда готовила, разве только для того, чтобы вымыть посуду.

Тео взглянул на него так, словно он свалился с другой планеты.

– Мыть посуду, пока готовишь? Это все равно что прервать занятия сексом, чтобы постирать белье.

Джек закрыл кран, обдумывая услышанное.

– По-моему, однажды Синди так и сделала.

– Джеки, она как раз та самая женщина, которая тебе больше не нужна. А вот эта Линдси еще вернется. Можешь мне поверить.

– А-а, пошло оно все к черту. Мне без нее спокойнее. – Он покачал головой. – Но есть еще Брайан. Я имею в виду: что, если его мать невиновна? В любом случае ему придется хуже всех.

Тео понимающе улыбнулся, переворачивая стейки из тунца.

– Она манипулирует тобой, старик.

– Если так, то у нее это чертовски хорошо получается.

– И это наводит тебя на кое-какие мысли, правильно?

– Какие мысли?

Тео снял сковородку с огня и переложил стейки на тарелки.

– Может статься, тебе стоило прислушаться к словам мистера Потато.

– Пинтадо.

– Да какая разница. Вот что я хочу тебе сказать: может быть – просто может быть, – она невиновна.

Тео подхватил тарелки и направился в большую комнату. Джек застыл у кухонной мойки. У него были свои сомнения, как же без них. Но теперь, когда Тео озвучил их вслух, они вдруг обрели совсем иной смысл.

– Ты идешь? – окликнул его Тео.

Джек разбирал пришедшую почту у мойки на кухне.

– Эй, Кларенс Дарроу. Кушать подано.

Джек взял в руки большой манильский конверт.

– Это от Линдси.

– Вот это да. Самое быстрое послание типа «я все еще люблю тебя» в истории почтового ведомства Соединенных Штатов.

– Нет. Оно было отправлено еще три дня назад. До того, как мы поссорились.

Тео расставил тарелки с рыбой на столе.

– Это должно быть интересно.

– Оно адресовано мне, Тео. Не нам.

– Я, как раб, вкалывал целый день, приготовил тебе еду, и вот твоя благодарность?

– Отстань.

– Отлично. – Он придвинул к себе обе тарелки с тунцом и потянул носом воздух. – В буфете лежат «чириоуз». [4]

«Если ты их еще не сожрал», – подумал Джек.

Он подождал, пока Тео поудобнее устроится на диване, погрузившись в созерцание программы одного из каналов кабельного телевидения, и вскрыл конверт кухонным ножом. Поколебавшись, сунул руку внутрь и извлек оттуда пачку фотографий. Он быстро просмотрел их, а потом вернулся к началу и начал перебирать их заново, уже медленно. Здесь были одни только моментальные снимки Брайана – и совсем старые, и последние. Фотография, на которой Брайан снят вместе с другими членами своей футбольной команды. Брайан с матерью. Теперь Брайан с отцом. Оба отдают честь знамени. На Оскаре форма офицера морской пехоты цвета хаки.

Последней была фотография новорожденного Брайана. С ним были отец и мать, неловко и стесненно обнимающиеся, что выглядело очень типично для молодых родителей, которые пока еще не представляют себе, как держать на руках своего крошечного малыша. Джек не мог знать этого наверняка, но ему показалось, что на снимке запечатлен самый первый день, который Брайан провел в обществе приемных родителей. Они выглядели очень счастливыми, и от этого у него потеплело на душе. Но потом он подумал о Джесси, о том, как она должна была себя чувствовать в этот момент, забытая и одинокая биологическая мать, пребывающая очень далеко от всех и всяческих торжеств. Ощущение радости угасло, а потом и вовсе испарилось, когда Джек вспомнил о том, как сам провел тот день. К тому времени, когда маленький Брайан посмотрел в глаза своим гордым приемным родителям, Джек уже полностью отдалился от Джесси, даже не зная, что она беременна. Тогда он добился поистине замечательных успехов, занимаясь самообманом, и успел убедить себя в том, что Джесси оказалась «не той, единственной» и что Синди Пейдж до конца своих дней останется Синди Суайтек.

Джек отложил фотографии в сторону и достал из конверта письмо. Он медленно развернул его, не зная, чего ожидать. Оно было написано ровным, красивым почерком.