– Мне кажется, вы понимаете, о чем я говорю.

Джек быстро перебрал в уме все возможности и пришел к выводу, что этому могло быть только одно объяснение.

– У вас приемный сын?

Она кивнула, и выражение ее лица было очень серьезным.

– И вы хотите сказать, что я – биологический отец?

– Матерью была женщина по имени Джесси Меррилл.

Джесси, последняя по счету женщина, с которой он встречался до того, как без памяти влюбился в другую и женился на ней – и развелся впоследствии. Только на пятый и последний год своей супружеской жизни с Синди Пейдж Джек узнал, что Джесси была беременна, когда они расстались, и что она отдала их ребенка на усыновление.

– Я не знаю, что сказать. Не стану отрицать того, что у Джесси родился ребенок и что она утверждала, будто я – его отец. Я просто никогда не вникал в подробности. Мне казалось, что не стоит вмешиваться в жизнь семьи, которая усыновила мальчика.

– Это было очень разумно с вашей стороны, – заметила она дрогнувшим от сдерживаемого волнения голосом. – Но мой муж и я сознавали, что когда-нибудь нашему сыну, возможно, захочется встретиться со своими биологическими родителями. И мы занялись их поисками несколько лет назад.

– Вы совершенно уверены в этом?

– Я могла бы показать вам нашу переписку, но, как мне представляется, в этом нет необходимости. – Она в очередной раз запустила руку в сумочку и извлекла оттуда моментальный снимок.

– Это Брайан, – сказала она.

Медленно тянулись секунды, и фотография, казалось, повисла в воздухе между ними. Наконец Джек протянул руку через стол и взял ее за уголок, как будто боялся, что прошлое обожжет его, если он ухватится за нее покрепче. Его взгляд остановился на улыбающемся лице десятилетнего мальчугана. Он никогда не видел ребенка раньше, но сразу же узнал эти темные глаза и нос римлянина.

– Я – его отец, – сдержанно и сухо произнес он, как если бы эти слова вырвались у него против его желания.

– Нет, – ответила она, и тон ее голоса был ласковым, но твердым. – Его отец мертв. И, если вы не поможете мне найти человека, который убил его, мать Брайана может оказаться за решеткой до конца своих дней.

Глаза их встретились, и Джек обнаружил, что пытается найти слова, наиболее уместные для подобной ситуации, к которой адвокат по уголовным делам никак не мог оказаться подготовлен.

– Наверное, вы правы, – негромко произнес он. – Это и вправду личное дело.

Джек никогда не считал себя пьяницей, но после столь неожиданной и ошеломляющей встречи с приемной матерью своего биологического отпрыска – в тот момент слово «сын» показалось ему чересчур личным – он понял, что ему нужно выпить. Его приятелю Тео Найту принадлежал бар под названием «Живчик» неподалеку от въезда во Флорида-Киз, что, в общем-то, было достаточно далеко, чтобы ехать туда за стаканом утешения, но Тео всегда умудрялся сделать так, что о путешествии жалеть не приходилось.

– Бурбон, – сказал Джек бармену. Разумеется, он отдавал себе отчет в том, что искушает судьбу, заказывая не лучший сорт, но даже просто войти в такое место, как «Живчик», было уже опасно, так что какого черта?

«Живчик» представлял собой старую бензозаправочную станцию, переделанную в бар, причем «баром» назвать это место можно было с большой натяжкой. Когда вы попадали туда, у вас складывалось впечатление, будто парни в замасленных комбинезонах на смотровой яме никуда не делись, а просто перебрались к стойке бара, искренне удивляясь, откуда взялись тут кошмарный оркестр и пьяные байкеры. Но эта забегаловка была курочкой, несущей золотые яйца, и в баре зачастую яблоку негде было упасть, особенно когда Тео брал в руки саксофон и играл до самого утра. Он вполне мог позволить себе сделать в помещении хотя бы косметический ремонт, но, совершенно очевидно, оно нравилось ему и в таком виде. Джек подозревал, что всему виной было самолюбие, что Тео ухмылялся про себя каждый раз, когда какой-нибудь лощеный красавчик вместе с подружкой, щеголяющей в нарядах от Гуччи, навещали его притон, куда в другие дни их было не затащить и на аркане, и все ради того, чтобы послушать Тео и его джаз-банд, которые играли не хуже музыкантов Гарлема.

Вечер только начался, и оркестранты еще не собрались. Тео сидел на сцене в гордом одиночестве. Он не часто развлекался пением или игрой на пианино, разве что в кругу ближайших друзей. Джек наблюдал за ним, сидя у стойки бара, потягивая обжигающий горло бурбон и слушая, как Тео заливается соловьем, перекладывая сатирические стихи собственного сочинения на популярные мелодии. Сегодняшней его жертвой стала Бонни Райт с ее мегахитом 1991 года «Я не могу заставить тебя полюбить меня». Это была навевающая тоску песенка о том, как некая женщина в последний раз ложится в постель со своим жестокосердным дружком, уже зная, что он ее бросит. Тео с присущим ему юмором отредактировал текст, и в его исполнении песня превратилась в эстрадный номер под названием «Песня самоубийцы»:

Аудитория ревела от восторга. Тео пользовался заслуженной популярностью, во всяком случае, среди любителей заложить за воротник.

– Привет, Джеки! – Тео наконец заметил его и, понравилось это Джеку или нет, громогласно объявил всем собравшимся о его появлении. Потом спустился с маленькой эстрады и присоединился к своему другу у стойки бара.

– Забавный номер, – заметил Джек.

– Ты находишь самоубийство забавным?

– Этого я не говорил.

– Ответ неверен. Забавно все, Джек. Боюсь, пока ты не поймешь этого, мне придется продолжать брать с тебя двойную плату за это дрянное виски.

Тео сделал знак бармену, который мгновенно подал им новые порции: еще один бурбон для Джека, газированную воду для Тео.

– Собираюсь поиграть нынче вечером, – пояснил Тео, как будто извиняясь за свой безалкогольный напиток.

– Именно поэтому я и приехал сюда.

– Лжец. Мы знакомы десять лет, и ты по-прежнему думаешь, что я не изучил тебя? Джек Суайтек не станет ни с того ни с сего пить неразбавленный бурбон, если только его не бросила женщина, или не признали виновным, или и то и другое вместе.

Джек криво усмехнулся, осознание того, что он настолько предсказуем, не доставило ему удовольствия.

Внезапно Тео уставился куда-то мимо него, и, проследив за его взглядом, Джек увидел бас-гитариста, готовящегося к вечернему выступлению. Зрители начали придвигаться поближе к сцене, занимая хорошие столики, и Джек понял, что ему недолго осталось находиться в обществе друга. Но и в этом не было ничего нового.

– Итак, что стряслось на сей раз? – поинтересовался Тео.

– Только для тебя в двух словах: Джесси Меррилл.

– Ага! Тебе не кажется, что есть нечто сверхъестественное в том, что я слышу это имя сразу же после того, как спел «Песенку самоубийцы»?

– Она вернулась.

– Из мертвых?

– Не в буквальном смысле, идиот.

Джеку понадобилось несколько минут, чтобы познакомить приятеля с рассказом Линдси Харт. Тео не был адвокатом, но если Джек решит заняться делом Линдси, Тео наверняка примет участие в расследовании, так что в данном случае речь о злоупотреблении доверием клиента со стороны его адвоката не шла. Помимо всего прочего, Джеку просто необходимо было поговорить об этом с кем-нибудь, а Тео был одним из немногих, кто был полностью посвящен в подробности истории с Джесси Меррилл. Он также был единственным клиентом Джека, которому пришлось отсидеть в камере смертников за убийство, которого он не совершал.

Тео позволил ему выговориться, а потом улыбнулся и покачал головой.

– Для парня, который занимается любовью с женщинами исключительно в дни солнечного затмения, да и то через раз, ты умудряешься извлечь максимум возможного из каждого своего романа.