Не иначе, как Медбрат меня под руку толкнул, счёт из прачечной вслух прочитать.

Вот очень мне это надо было, просто необходимо!

Можно подумать, я его оплачиваю из собственного кармана, а не из средств нашего представительства в Шестом Углу Чрева Мира.

Да и обсчитали не намного, так, из любви к искусству.

Оно бы всё ничего, но на словах, красочно характеризующих подштанники главы представительства, неприлично (по мнению владельца прачечной) засаленных, начались чудеса.

Я даже не успела цену этим отстиранным подштанникам назвать, скромно завышенную раза в полтора, как вдруг лист ярко вспыхнул у меня в руках, по нему побежали веселые огоньки пламени.

От неожиданности (и боли) я завопила и отбросила его прочь от себя. Лист не упал, а наоборот, поднялся выше и закружился по комнате, набирая обороты, словно шмель. Огненные искры сыпались с него роем и поджигали все вокруг.

Запылал грубый деревянный стол, за которым приходилось вести дела, загорелись тетради учёта, всякие приходно-расходные ведомости. Я не сразу сообразила, что надо всё бросать и улепётывать, и попыталась сначала спасти документы, но потом поняла, что надо спасать руки.

Посыльный из прачечной смотрел на всё это диво, открыв рот, пока несколько искр не приземлилось и ему на темя. Противно запахло палёным волосом. Вопли посыльного присоединились к моим. Горящий лист летал, а мы вопили на один дух. Наконец я охрипла и вспомнила, что у нас ещё и ноги есть, вдобавок к глоткам.

— Бежим! — толкнула я посыльного к двери, и мы вывалились из кастелянской каморки.

Оказавшись вне досягаемости магических искр, посыльный на удивление быстро сориентировался и, прикрывая ладонью подпаленную макушку, кинулся к шнуру звонка, висевшего на входе для вызова случайным посетителем кого-нибудь из представительства. И устроил трезвон, яснее ясного намекающий, что вызывают всех.

Вниз по лестнице первым скатился Град, а за ним все, кто были в этот час дома.

— Заклинание нашли! — взвизгнул посыльный. — Огненное!

Связываться с огненным заклинанием никому не хотелось, — ждали Профессора. Раз он глава представительства, пусть и выкручивается.

Профессор замешкался, прибежал со стороны лавки, путаясь в полах длинного стеганого халата, и (к облегчению всех) грозно скомандовал:

— Отойти и не приближаться!

Ни один приказ Профессора не выполнялся с таким послушанием. Народ уже разглядел свежую гарь на темечке прачечного посыльного. Желающих получить такую же не было.

Профессор и здесь находился в выигрышном положении, — у него-то почти вся макушка была лысая, сгорать нечему, чего теперь бояться?

Он заслонился рукавом халата от возможного жара и рванул дверь.

Мог и не закрываться, — в комнате уже всё прогорело, слой пепла покрывал каменные плиты пола. Сгорел деревянный стол, сгорели полки и корзины.

Сгорели свежевыстиранные простыни, пододеяльники и наволочки, доставленные посыльным. Сгорели и подштанники, из-за которых всё случилось.

И это значит, что Профессор лишился нательного белья, потому что вторая пара сегодня тоже покинула этот мир: я выкинула их перед приходом посыльного, как не подлежащие восстановлению, рассчитывая выдать начальству выстиранные, и потом уже озаботиться приобретением новых. (А три пары подштанников в гардеробе глава представительства считал непозволительной для себя роскошью).

Похоже, все эти потери Профессора не очень расстроили.

Он цепко оглядел комнату, выудил из кармана обкусанный карандаш и старый ценник, поставил на оборотной его, относительно чистой стороне дату, время и место происшествия и принялся по свежим следам набрасывать черновик графы «последствия» для карточки нового заклинания.

Посыльный, убедившись, что огня больше нет, протиснулся поближе и, глядя на Профессора преданными глазами, упорно тыкал пальцем в свою макушку. Судя по тому, с каким энтузиазмом он это делал, кожа головы у него не пострадала.

Закончив описание пожарища, устроенного прачечным счетом, Профессор исследовал и плешь посыльного, даже понюхал её.

— Колоссально! — довольно произнес он, постукивая карандашиком по макушке и вслушиваясь в получаемый звук.

— Когда за деньгами придти? — радостно уточнил посыльный, смотря на Профессора снизу вверх.

На месте главы представительства я бы сказала «вчера».

Ведь прелесть ситуации заключается в чём: счётец-то сгорел, но платить по нему всё равно придётся. Общую сумму оплаты посыльный знает назубок. Кроме этого придётся заплатить за горелую макушку, тут Профессор со своим «колоссально» цену ей сделал хорошую. А мои обожженные руки достались нам, получается, бесплатно?

Хотя во всём виноват владелец прачечной: напиши он как нормальный человек, не пускаясь в красочные характеристики: «дюжина сильно засаленных подштанников» — ничего бы и не было. Из таких правильных фраз заклинания почти не получаются.

Тоже мне, поэт! Делать ему больше нечего, как живописать бельё клиента. Да и Профессор хорош: это же надо так вещи затаскать, чтобы видавший виды прачечник пустился их подробно описывать!

А ко всему этому мы будем спать сегодня на грязном белье: чистое-то сгорело!

И опять дыра в бюджете: придется покупать новые простыни и всё остальное. И две пары подштанников в том числе — не будет же глава дипломатического представительства ходить без нижнего белья. Даже для Профессора это чересчур вызывающе. Общественное мнение ему не простит, вся наша дипломатическая деятельность пойдет насмарку, престиж родины, соответственно, пострадает.

А общественному мнению плевать, что денег у нас осталось, — кот наплакал. И корабль придёт только в следующем месяце. И побочных заработков (то есть основных, на самом-то деле) пока получилось меньше ожидаемого.

Ну и в довершении, завтра все будут заниматься интересными делами, каждый в меру своих обязанностей и воображения. А я пойду покупать простыни и подштанники только на том основании, что из всех живущих в представительстве одна я, по мнению некоторых, самими богами создана вести хозяйство. Потому что все остальные, увы, — мужчины.

От этих мыслей мне стало как-то особенно печально, и я побрела наверх к себе. Нашла мазь от ожогов, намазала руки и легла в кровать с несвежим постельным бельем, уверяя себя, что оно еще очень даже свежее.

И, стараясь загнать боль от ожогов подальше и поглубже, стала думать, как же я дошла до жизни такой…

Как же всё начиналось?

Если уж идти до самого начала, то началось-то всё явно на заре времён, когда светлая Сестра-Хозяйка наделила людей хвостами, за что ей отдельное горячее спасибо.

Но завтра надо было вставать довольно рано, поэтому разбираться в настолько давних событиях я не стала.

Пожалуй, более близким началом стала последняя война в Чреве Мира между нами, Умными и ими, Сильными. Мы блистательно проиграли.

Да, отсчёт я взяла верный — не попади тогда в пансионат благородных девиц, куда Сильные собирали девочек и молодых девушек из народа Умных, пальцев бы я сегодня не обожгла.

Пансионат называли по имени крепости, в которой он располагался: Пряжка. Он был на самом севере Чрева Мира, у подножия хребта Пояс Верности.

Там мы по плану Окончательного Воссоединения должны были задерживаться недолго: в нас вбивали азы ведения домашнего хозяйства и вручали в качестве жён Сильным, пытаясь таким образом наименее затратно создать прослойку, объединяющую победителей и побежденных.

А шиш с маслом у них вышел!

Для начала наш Совет Матерей не одобрил планы породнения Сильных и Умных принудительным порядком. И объявил (негласно, разумеется) Сексуальное Сопротивление под лозунгом: «Умные рожают Умных». И, соответственно, Сильные мужья в качестве приданого обязательно должны были получить пару крепких рогов.