— Что это за собака?

Сэм довольно бесцеремонно оттолкнул морду собаки рукой и пояснил:

— Да это же Папоротник, он не страшный. Это только с виду он такой грозный, а на самом деле это добрейшей души зверь. Правда, чучело? — последние слова относились к собаке. Сэм потрепал пса за уши и продолжил:

— Его зовут Папоротник, но он отзывается и на Чучело, и на Обормота, и на Чудовище. А Марк вообще называет его Крокодилом. Так что, — заулыбался Сэм, — зови его как хочешь, он не обидится. Он на одну четверть волк, а на три четверти — собака, потому он и такой здоровый. Но он все понимает. Вот я ему тебя сейчас представлю.

И мальчик опять обратился к псу, обняв его одной рукой за шею:

— Смотри, пес, вот это — Кей, она будет у нас жить. И ты теперь должен ее охранять. Она — наша, ясно тебе, Обормот? Ну, вот, а теперь проваливай, проваливай в сад. Сейчас не время твоей кормежки.

Обеими руками Сэм вытолкал собаку за дверь и еще что-то объяснял ей в коридоре.

— Ты не бойся собаку, — сказала Мит-Итен, — Папоротник — умный пес, своих он никогда не обидит.

— Мы возьмем его с собой, когда пойдем гулять, чтобы он поскорее к тебе привык, — добавил Сэм.

Они действительно взяли собаку с собой. Сэм повел Кей по Зеленой улице вверх, в ту сторону, где она еще не была. Они шли по вымощенной камнем дороге, по краям которой с обеих сторон росли деревья грецкого ореха. А за деревьями стояли двухэтажные дома с остроконечными, высокими крышами.

— Вот в орехах у вас недостатка нет, это уж точно, — заметила Кей.

— Ну да. Этого добра у нас просто навалом. А осенью сюда слетаются стаи ворон, лакомится орехами. Представляешь себе, как они каркают? А хитрые! Если орех у них не раскалывается в клюве, они бросают его с высоты на землю, он трескается, и они потом его выклевывают.

Кей покосилась на серый бок трусившего рядом Папоротника и поинтересовалась:

— Куда мы идем?

— О, это секрет. Я хочу тебе кое-что показать. Это будет такая маленькая экскурсия.

Они поднимались все выше и, внезапно, дорога, повернув налево, закончилась. Кей увидела вымощенную большими шестиугольными плитами площадь, с противоположной стороны которой возвышалась башня. Именно эту башню видела Кей вчера, приближаясь к городу.

Это была древняя, очень древняя башня, сложенная из серого камня, высокая и суровая, словно каменный страж. На ее остроконечной крыше ветер трепал полотнище флага, и точно такой же флаг, но поменьше, находился над воротами. Ну и, конечно, флаг был таким же необычным, как и Такнаас. На зеленом фоне — белая фигура единорога, вставшего на дыбы.

— В Суэме водятся единороги, или это просто символическое изображение на флаге? — спросила Кей.

Они почти вплотную подошли к железным, кованым воротам башни, высоким и странным.

— Водятся. Только я их никогда не видел. Они живут далеко отсюда, в северных горах. И они такие пугливые, что вниз почти не спускаются. Баймы в свое время истребили множество единорогов, ради рогов и шкуры. Потому они боятся людей. И приручить их нельзя — они не могут жить в неволе, сразу умирают от тоски. Белый единорог — символ чистоты и невинности. Это — знак Такнааса, он выкован и на железной бляхе. А вообще в каждом городе свой знак. Так здесь принято.

Он немного помолчал, а потом добавил:

— Говорят, что тот, кто увидит белого единорога танцующим, тот обязательно встретит свое счастье.

— Тогда жалко, что ты его не видел.

— Ну, может быть, еще увижу.

Сэм взялся за железное кольцо в воротах и отворил створку. Она открылась легко и бесшумно.

— Вот она, Башня Поклонения, — сказал он, заходя внутрь, — здесь мы молимся Создателю в седьмой день недели. У нас каждый седьмой день — День Поклонения. Он так и называется. В этот день никто не работает, выходной. В память того, что Создатель сотворил мир за шесть дней, а в седьмой день отдыхал. Давай поднимемся наверх, и ты увидишь, какой красивый вид с этой башни.

— А вдруг нас прогонят отсюда, — осторожно заметила Кей, заходя вслед за ним внутрь башни.

Там было сумеречно и прохладно. И стояла какая-то гулкая тишина. Большой зал, с рядами скамеек вдоль стен, пустовал. Сквозь узкие и редкие окна с толстыми проемами на пол ложились косые лучи солнечного света. Высоко под потолком на крепких, толстых цепях висели круглые лампы в виде свечей.

— Тут никого нет. Некому прогонять. Лестница вот здесь, пошли, — Сэм повернул в сторону, и через узкий проем они вышли на лестничную площадку.

Кей увидела огромное количество узких каменных ступенек, исчезавших где-то высоко.

— Ты уверен, что нам необходимо туда подняться?

— Чего ты боишься? Знаешь, как там красиво?

Кей вздохнула и пошла вслед за своим проводником.

Лестница оказалась ужасно длинной. Они все поднимались и поднимались. Сэм, проворно взбираясь вверх, объяснял ей названия дней недели, и далекое, слабое эхо повторяло за ним.

— Ты запомнишь, это просто, — говорил он, — меим, хаим, доим, масим, тоом, ноом. А седьмой день — День Поклонения.

Кей почему-то сразу догадалась, что названия происходят о прилагательных — первый, второй, третий, и так далее. Потому что слово «первый» в Суэме звучало как меимхаас, «второй» — хаимхаас и так далее.

— Сколько же здесь этажей? — спросила она после очередного пролета.

— Десять, — донеслось до нее сверху.

— А сколько еще осталось подниматься?

— Ты что, не считала?

— Нет.

— Я тоже. Но, наверное, уже меньше, чем мы прошли.

Наконец, они выбрались из сумрака каменных стен на залитую солнцем плоскую круглую площадку. По ее краям из толстых каменных брусков был выложен парапет с квадратными зубцами. Посередине площадки возвышалось нечто вроде башенки с высокой жестяной конусной крышей и узкими полукруглыми окошками. Ветер хлопал зеленым полотнищем флага на крыше башенки.

Перед девушкой и ее проводником открывался великолепный вид на зеленые холмы и равнины вокруг Такнааса. Вдалеке Кей заметила белые арки Мраморного моста, по которому она проходила вчера, и который так удивил ее.

— Здорово, — негромко сказала она.

— Ага. Я же говорил тебе, — согласился стоящий рядом с ней Сэм, — Башня Поклонения — самая древняя башня в Такнаасе. Ее построили еще до того, как была открыта эта Проклятая Дверь. По крайней мере, так говорят. Но я думаю, что это правда. Теперь в ней хранятся запасы продовольствия на случай осады города, хотя такой случай, наверное, не случится.

Как только Сэм заговорил о Двери, Кей глянула на него и почувствовала противный холодок страха, шевельнувшийся внутри. Джейк ведь утром говорил, что Такнаас находится на самой границе. Она посмотрела вдаль на холмы. Чуть правее от моста на холмах были построены каменные, высокие стены, возле которых стояли, очевидно, воины, издали похожие на черные точки. Словно отвечая на ее мысли, Сэм махнул вдаль рукой и пояснил:

— Вон те стены вдалеке и называются границей. Они построены почти везде на холмах вокруг Такнааса на северо-западе. Отряды солдат на этих стенах меняются каждые пять дней. Это — охрана наших границ. А Марк О'Мэлли — офицер охраны. На границах опасно, случаются, иногда, и вооруженные стычки. Марк меня ни разу не брал не пограничные стены, как я его не просил.

Почувствовав в словах мальчишки сожаление, Кей заметила:

— Я бы тебя тоже туда не пустила.

— Это почему? — удивился Сэм.

— Потому что это — опасно.

Сэм возмущенно мотнул головой:

— Вот-вот. И Марк так говорит. На самом деле не опаснее, чем жить в Суэме. Жизнь — штука не предсказуемая, потому глупо прятаться от нее.

Кей только усмехнулась в ответ на эту философию.

— Несколько дней назад отряд баймов пытался обойти границы, сделать вылазку чуть западнее Такнааса. Они пытались напасть на небольшие фермы в тех местах. Вон, видишь холмы вдалеке? За ними и находятся те фермы. Хвала Создателю, наши воины их задержали.

Сказав это, Сэм подошел к самому краю широкого парапета, к проему между зубцами.