— Браво, — тут же сказала я. Если она ожидала услышать осуждение, она мало обо мне слышала. Или о Кости. — Хотела бы пожать твою руку.

— Точно, — сказал Кости, салютируя ей стаканом виски.

Элизабет несколько секунд смотрела на нас обоих. Потом медленно, очень медленно, она поднялась и подплыла ближе, протягивая мне руку.

Я неловко поёрзала. Думаю, она не поняла, что это метафора. Затем я протянула руку, напоминая себе, что это ничем не отличается от всех других разов, когда я позволяла призракам проходить через своё тело в знак приветствия. Но когда её рука сомкнулась на моей, обычного покалывания, сопровождаемого проскальзыванием моих пальцев сквозь ладонь призрака, не произошло. Невероятно, но ледяная ладонь сжала в ответ мою с той же твёрдостью и крепостью, как моя собственная плоть.

— Охренеть! — воскликнула я, вскакивая на ноги. Кот зашипел и прыгнул в сторону дивана, раздражённый, что его скинули.

Элизабет вдруг предстала передо мной в ярких цветах, как будто она перешла от трансляции по нечеткому каналу к первоклассному. Её волосы, которые, как я думала, были неопределённого коричневого оттенка, сияли яркими рыжими бликами, а глаза были такого глубокого синего цвета, что походили на океан в полночь. На щеках даже сиял розовый румянец, подчеркивая лицо, которое можно было описать только как персики и сливки.

— Чёрт возьми, — пробормотал Кости, тоже вставая. Он потянулся, чтобы схватить Элизабет за руку, и выражение его лица стало зеркальным отражением моего потрясения, стоило его пальцам сомкнуться вокруг твёрдой плоти, вместо того, чтобы проскочить через туманную энергию.

— Я говорил вам, что некоторые из моего рода сильнее остальных, — пробормотал Фабиан из-за спины Элизабет.

Ты не сочинял, да?Подумала я, оцепенев и не в силах остановить себя и не сжимать очень холодные и твёрдые пальцы Элизабет, просто чтобы проверить ещё раз, что она на самом деле плотная.

Но вскоре после этого я ощутила в воздухе хлопок энергии, словно лопнул невидимый воздушный шарик.

Покалывание вспыхнуло на моей коже, в то время как рука, которую я сжимала, просто исчезла. В следующую секунду внешний вид Элизабет потускнел обратно в приглушённые цвета, а рука, которую держал Кости, растаяла под его ладонью, оставив его пальцы обхватывать — равно как и мои — не более чем прозрачный контур плоти, которой больше там не было.

— Самое большее время, на которое я могу принимать твёрдую форму — несколько минут, но это очень утомительно, — сказала Элизабет, как будто то, что она сделала, не было достаточно невероятным. — Но Крамер сильнее меня.

Я почувствовала, что мой мозг по-прежнему играет в догонялки, пытаясь переварить то, чему я только что стала свидетелем.

— Крамер? Ты сказала, что он умер много веков назад.

— Да, — ответила Элизабет с пугающей жёсткостью. — И, однако, каждый канун дня Всех Святых, он приходит.

Упади во внезапной тишине комнаты булавочка, эффект был бы как от гранаты. Я хорошо представляла, что Элизабет имела в виду под "он приходит", но так как для меня было слишком уж невероятным вообразить такое, я должна была убедиться.

— Хочешь сказать, что после того, как одержимый убийствами мудило умер, он стал призраком, который каждый Хэллоуин может бродить во плоти?

Элизабет в замешательстве нахмурилась на «мудило», но на остальную часть моего вопроса ответила без колебаний.

— Насколько мне известно, только в последние несколько десятилетий Крамер способен материализовываться во плоть на всю ночь.

— Почему только ночь Хэллоуина? — Конечно, это как раз то время, когда многие люди отмечают саму идею призраков, упырей, вампиров и других существ, но большинство из них и не верят, что те существуют.

— Это время, когда барьер между мирами тоньше всего, — ответил Кости. — Самайн отмечали задолго до того, как люди сделали из него праздник с конфетами и костюмами.

Губы Элизабет скривились.

— Иронию в том, что он становится сильнее в ночь, посвящённую тому, что он когда-то считал еретическим культом, Крамер не видит. Он по-прежнему считает себя действующим на Божьей стороне, будто бы Всевышний не дал ему ясно понять, что не хочет иметь с ним дело.

- И что он делает на Хэллоуин? — Я готова была держать пари, поставив всю свою кровь до последней капли, что Крамер тратил ночь не на выпрашивание сладостей.

- Он вытягивает признания в колдовстве у трёх женщин, которых похищает его соучастник-человек, а затем сжигает их заживо, — ответила Элизабет, и боль исказила её черты.

А это уже официально. Теперь я хотела убить духа — идея, которую я отбросила, как маловероятную, всего двадцать минут назад.

Проблема заключалась в том, что моей специализацией было убивать вампиров и упырей. Не людей, которые уже мертвее мёртвого.

— За какое время до Хэллоуина он находит помощника, чтобы похищать женщин? — спросил Кости.

— Я не уверена, — ответила Элизабет. Она отвела глаза, будто стыдясь. — Может быть, за неделю? Я следила за Крамером как только могла все эти столетия, пытаясь найти способ покончить с ним, но он хитёр. Большую часть времени он ускользает от меня.

Мда, все эти способности исчезать превращают в ад любые попытки преследования, даже для других призраков. Выслеживать его — всё равно, что пытаться надеть наручники на ветер.

Что поднимало ещё один вопрос.

— Ты сказала, что многие призраки считают тебя изгоем из-за того, что ты пытаешься убить одного из своего рода, который, очевидно, и является Крамером. Как ты, эээ, пытаешься это делать? — Мысленный образ двух прозрачных фигур, пытающихся придушить друг друга, промелькнул у меня в голове.

— На протяжении столетий я вступала в контакт с несколькими медиумами, убеждая их, что Крамер — зло, в надежде, что кто-нибудь сможет изгнать его. Они пытались разными способами, но ни одна попытка не удалась. После того, как распространилась молва о том, что я делаю, меня сторонятся многие из мне подобных… за исключением таких, как Фабиан.

Улыбка, которую Элизабет подарила ему, закончив предложение, была наполнена такой трогательностью, что я почувствовала, будто мешаю, просто наблюдая за ними. Возможно, его интерес к ней не был односторонним.

— Крамер — убийца и сволочь. Почему бы и другим призракам не желать его смерти, а? — спросил Кости, придерживаясь практических аспектов.

— Подумайте, — ответил Фабиан, отводя взгляд от лица Элизабет. — Большинство людей нас не видят, вампиры и упыри игнорируют, и мы отвергнуты всеми богами, которым когда-либо поклонялись. Всё, что у нас есть — нам подобные. Большинство сочувствуют мотивам Элизабет, но попытки убить одного из своих считаются омерзительными, невзирая на причины.

— Но не для тебя, — сказала я, гордясь им за то, что он стал одним из повстанцев против этой извращённой спектральной версии дипломатической неприкосновенности.

Фабиан кратко склонил голову.

— Возможно, другие, такие как я, цепляются за нашу потерянную человечность больше, чем все остальные.

Нет, подумала я.

Такие строго принципиальные люди, как ты, поступают правильно независимо от того, из плоти они или из тумана.

— Крамер убивает на протяжении десятилетий, а ты пыталась уничтожить его уже сотни лет? — Тон Кости был мягким, однако глаза сузились.

— О-о, он убивал задолго до того, как снова смог сжигать людей, — решительно заявила Элизабет. — Он мучил тех, кто имел возможность его видеть, доводил их до безумия или смерти. А затем, когда он смог материализовывать себя во плоть, он выделил наиболее уязвимую группу: дети, пожилые или больные люди, и толкал их к той же горькой развязке. И никто им не верил. Как никто не поверил и мне, когда я была осуждена как ведьма и приговорена к сожжению.

Мурашки пробежали по спине от мрачного резонанса в голосе призрака. Если Элизабет наблюдала за этой жестокой закономерной игрой все эти годы, не в силах ничего сделать, чтобы остановить его, я поражена, что она до сих пор в здравом уме. У меня не всегда получалось поймать злодеев, но одной из вещей, за которые я цеплялась, была надежда, что в один прекрасный день они получат по заслугам, в этой жизни или в следующей. Однако Крамеру удалось избежать наказания по обе стороны могилы. Пусть у меня и было достаточно проблем из-за нежеланных сил Мари, поисков дяди возможности уйти на другую сторону и подозрений по поводу нового операционного консультанта, но несправедливости, по которой Крамер свободно блуждал, пытая и убивая невинных людей, было для меня уж слишком.