Ноябрь 1993 года

Своей новой жене Володя потом говорил, что все началось летом, и это была правда. На всю жизнь врезалось в память: одуряющий запах степи, волны жара от раскаленной земли, оглушающее стрекотание кузнечиков… В его жизни действительно очень многое изменилось, когда вдруг глаза встретились с глазами и два взрослых неглупых человека перестали слышать жужжание насекомых и ощущать солнечный свет на своей коже.

Но сама эта история началась раньше, и уже к лету произошло много событий. Так много, что гибкая фигурка под тентом, тонкая рука, поправившая прическу, приподнятые к вискам глаза Маши стали только продолжением удивительного…

Наверное, все началось 11 ноября 1993 года в квартире Епифанова, в Новосибирске. Странное впечатление производила эта громадная квартира: огромный пустой холодильник в кухне — и вареные овощи под разбавленный спирт; писанные маслом картины — и обтрепанная куртка хозяина. Володя положил на стол круг колбасы, и Епифанов, высокий жилистый старик с умным лицом, сглотнул вдруг голодную слюну.

А тут еще на весь вечер вырубили электричество; керосиновая лампа отбрасывала на стол четкий круг, свет дробился в стеклах шкафов, по углам колыхались бесформенные сгустки мрака. В общем, обстановка интеллигентного, богатого дома, внезапно впавшего в запустение. Больше всего это походило на эпоху Гражданской войны.

Вот тогда-то состоялся первый удивительный разговор…

— Видите эти подвески? Они и во Франции такие, и в Сибири.

— Думаете, все-таки миграция?

— Вот уж чего не знаю, того, Володенька, не знаю. Только вот что такие украшения были не у всех — это точно. И что такие же попадаются в бронзовом веке… Вот, смотрите.

Тут у Володи первый раз прошел холодок по спине: действительно, и в курганах, которым две с половиной тысячи лет, и в погребениях, которым двадцать пять тысяч лет, словно одно и то же украшение: вырезанный из кости человечек с поджатыми ногами. Костяной человечек словно сидел на собственных пятках, как это делают и в наши дни японцы. В голове — сверленая дыра для шнура. Только в каменном веке дыру сверлили камнем с двух сторон, делали два конуса, сходившиеся в глубине резной кости. У фигурок из бронзового века дыра под шнур была ровной — след металлического сверла.

— Ну что?

— Удивительно… Совершенно один стиль.

— Ага… И вот еще.

На стол упала еще одна фигурка: такой же костяной человечек подвернул под себя ноги и так же пялился в пространство. В этой фигурке что-то не совсем так, как в других… А! Она вроде бы более новая…

— …И представьте себе, это был своего рода опознавательный знак! Родовые знаки никто не скрывал, наоборот… А эти вот значки очень даже скрывали, а давали их только тем, кого принимали в братство сидящего человека. Каково?!

— По какому признаку принимали? И простите, прослушал… Кто принимал? Куда?

— Я же рассказываю: у шаманов в Хакасии было такое направление… Самые сильные шаманы входили в братство сидящего человека… Вот этого, — Епифанов махнул в сторону костяного человечка. — Они и принимали новичков. Как я понимаю, тех, кто обладал не совсем обычными способностями: биоэнергетиков, например.

— Вы это всерьез?!

— Приходится… Вот, посмотрите.

Виталий Ильич бросил на стол фотографии.

— Сколько времени вы копали бы такой курган?

На фотографии видны были два небольших деревенских кургана… Судя по форме камней оградок, ранний тагар. Курганы поставили примерно в то же время, когда персидский царь Дарий пошел войной на Афины, а триста спартанцев перекрыли Фермопильское ущелье. Еще не пришел Александр Македонский, в бездне времен скрывается Юлий Цезарь, еще только через пять веков возникнет Римская империя… Курганы маленькие, низкие, из центра одного из них торчит березка.

— Копать их… ну, десять дней — самое большее.

— Вот и я тоже так думал. А мы только начали — и дожди. Две недели у меня отряд помирал от скуки, чуть не опухли все от безделья…

Володя сочувственно кивнул.

— И копали вы не десять дней, а добрый месяц…

— За три недели дошли до погребальной камеры, и то одного только кургана. Второй курган копали еще три недели, и тут дело уже не в дождях… Перед началом раскопок в отряде было восемь крепких взрослых мужиков, а через два дня осталось двое. Один себе голову прорубил — топор слетел у него с рукояти. Второй тот же самый топор вогнал себе в колено.

— Неумелый был?

— Какое там! Полжизни в экспедициях. Ни одной травмы за все пятнадцать лет в поле. Этого парня унесли в лагерь, на машине повезли в больницу. Еще пыль не улеглась, как у другого скрутило живот — невероятной силы отравление. Полдня откачивали парня, на раскоп вышли уже после обеда. Как думаете, Володенька, сколько мы проработали до новой травмы?

— Ну-у… Хоть час работы у вас был?

— Полтора… Рабочий себе палец на ноге отрубил штыком лопаты. Вы хоть раз слышали про такое?

— Не слышал.

— А я вот видел своими глазами. С нами просто какая-то сила воевала, а на войне как на войне. Люди простужались, срывались с крутизны, вывихивали ноги, обваривались кипятком, резались ножами и лопатами. То машина не стоит на ручном тормозе, сползает на палатку, а в палатке полным-полно людей. То поднимается вихрь — при ясном небе, неподвижном воздухе; поднимается и швыряет огонь в середину лагеря, сухая трава полыхает. Шуму было! Хорошо, все были начеку, так что беды не случилось.

— А в самом погребении что?

— Что… Кистей рук, ступней ног у покойника нет, головы тоже нет. Правую руку отрезали почти до плеча, тоже после смерти, — рана и не зажила.

Виталий Ильич достал вторую пачку фотографий. И правда — очень странно: скелет стоял на коленях в странной, скомканной позе. Левая нога на колене, правая уперта в пол погребальной камеры. Спина и шея мучительно выгнуты вверх, обрубок правой руки упирается в пол, левая рука без кисти поднята над отрезанной головой.

— Неужели не видите?!

Бог мой! Да он же вставал в своей могиле! Покойник перевернулся, подтянул под себя ноги, выгнул спину, на которую навалилось несколько тонн земли, пытался встать…

— Как он смог? У него же головы нет…

— Головы нет, а вот другое вырезать забыли.

— Другое?

Володя уже плохо соображал — что-то многовато информации. Виталий Ильич задумчиво набивал свою трубку. Серебряная лопаточка для табака служила не по чину — утрамбовывала грубую махорку. Не забыть купить хорошего табаку старику…

— Не сообразили? А фильм про зомби видели, американский?

— Это который снимался на Гаити? Меня звали, я не пошел.

— Зря. Это не жутик, это вполне научный фильм. Американские антропологи договорились с колдунами, снимали, как они делают зомби. Представляете, иногда печенка начинает работать вместо сердца, сокращается, как насос. У некоторых людей после смерти печень так начинает работать, в аварийном режиме. Почему не у всех и почему именно у этих — не знаю. Конечно, они не такие, как мы. Печень работает хуже, энергии у них гораздо меньше. Движения замедленны, бегать почти не могут, послабее живых. И к голове крови притекает немного, поэтому они неумные.