И оборвалось сердце у Вити, потому что теперь уж все было предельно ясно — действительно грянула беда. Виталий Ильич так и не встал при появлении людей, только скривился — улыбался, наверное.

— Что с сами?!

— Осторожнее… Я подвернул ногу, парни. Давайте в лагерь.

— А группа?!

— Группу я давно отправил домой… Они в лагере или подходят. А ваши где?

Если Виталий Ильич и морщился от выражений Фомича, если его и не радовала форма его высказываний, то по сути он только одобрил:

— Надо же додуматься… Пусть прогуляются, полезно…

Потом Фомич и Епифанов обсуждали, поехать ли потом за группой, чтобы взять ее на полпути… и толком не успели обсудить, потому что минут за пятнадцать машина долетела до поворота к седьмому хутору, а на повороте стоял какой-то незнакомый мотоцикл. На этом чужом мотоцикле сидели Дима и Володя, и достаточно было взглянуть на их лица, чтобы удостовериться — в лагере тоже беда.

9 Мая, весь день, вечер и ночь

Беда была в том, что чуть не с самого утра в лагере сидели Саша с Николаем. Вроде бы и не делали ничего плохого, вели с девочками беседы о приготовлении плова, с Андреем — про то, как свежевать барана. По их словам, «Петька с напарником погнали пасти», а у них как будто дела не было… Ну и шли бы домой! Ну самое время было сесть на допотопный мотоцикл Сашки и уехать в свой Камыз… А они все не шли и не шли, и в их упорстве Володя чувствовал сегодня какую-то мрачную решимость — не иначе, решимость дождаться, когда сядут за стол, и выклянчить у археологов водяры.

Пообедали на скорую руку, подъели вчерашний суп, и Володя начал раскочегаривать печку, устанавливать на ней казан, а парни задумчиво созерцали баранину, вымытый рис и прочие составные части плова. Начиналось священнодействие — с тем, чтобы окончиться только часам к семи, к возвращению всего отряда.

— Владимир Кириллович, можно мы гулять пойдем?

Девочкам и правда делать нечего, у Наташи под мышкой этюдник…

— Девчонки, идите часов до шести, ладно? Потом уже пора будет стол делать.

— Ой, спасибо! Мы вон на тот хребет пойдем, за озером, с него такая панорама!

— А вон оттуда какая панорама, а, девки? — указал кнутовищем Николай. — Оттуда что видно! Если, конечно, ваш начальник позволит… — ханжески потупился он вдруг.

— Владимир Кириллович, я же ненадолго! Мы на лошадях туда и обратно, к шести! Нас же отвезут! Отвезешь, Николай?

— Знамо дело, отвезу.

— Отпускаю.

— Ой, спасибо!

И девчонки кинулись к лошадям. Ну, пусть себе развлекаются…

Еще около часа Володя степенно варил плов, последовательно сбавляя жар или подбавляя жара, чтобы в котле бурлило «правильно». А потом с крыши заорал Андрей:

— Владимир Кириллыч, там пастухи девушек бьют!

Вопль был такой невероятный, что Володя только и нашелся, что проорать в ответ:

— Кто кого бьет?!

— Пастухи бегут за Ольгой! Да несите вы ружье, не тяните!

Андрей кричал с крыши кошары, и держал он в руках бинокль — отличный морской бинокль с двадцатикратным увеличением. Володя бросился в дом, вытащил ружье и сунул горсть патронов в карман, а потом кинулся на крышу.

— Показывай!

Действительно, километрах в пяти от хутора номер семь, на возвышении, давно и на сто рядов исследованном Епифановым, происходило что-то странное: конный пастух свесился с лошади, намотал на руку косы девушки в белой футболке (в белой была Ольга) и тащил девушку, почти волок ее выше, на взлобок, где экспедиция уже исследовала курганы, а теперь паслись овцы с хутора номер семь.

Зрелище было настолько дикое, что Володя какое-то время просто не мог в него поверить. Из оцепенения вывел вопль Андрюхи:

— Скорее!

Парни уже стояли возле мотоцикла Саньки. И не собираясь на него садиться, Володя с ужасом смотрел на облезшую краску, совершенно лысую резину и разболтанные крепления коляски. А тут из выхлопной трубы чуда техники вырвалась длиннющая струя дыма, Дима замахал снизу рукой, Андрюха снова завопил свое «скорей!».

Вихрем свалился Володя с кошары, прыгнул в коляску, и тут же мотоцикл рванулся с места. Андрей вцепился в заднее сиденье, два раза бросил в пространство:

— Напрасно отпустили… Напрасно отпустили…

— Вы как мотоцикл завели?! Он же Санькин, ключи у него…

— Я умею, я напрямую соединил… — обстоятельно объяснил Дима, — как они уехали, Андрей с биноклем полез, а я пошел соединять…

Та-ак… Сам он не увидел опасности, а старшеклассники ее отлично видели и сумели принять правильные меры. Но попытку обсуждать это, даже просто похвалить парней пришлось отложить до лучших времен: Дима повернул руль, машина слетела с дороги, понеслась, подпрыгивая на ухабах, и Володя прикусил себе язык.

Мчались так, что страшно было потом вспоминать, и навсегда запомнил Володя, как мотоцикл взлетел на взлобок, прыгнул, и нехорошо замерло сердце, пока он летел по воздуху, и с грохотом рухнул уже на землю плато, наверху. И тут Дима надавил тормоз, мотоцикл занесло, — пора была соскакивать с машины, потому что все было уже здесь: камни курганов, грязно-серая масса овечьего стада и мучительный девичий крик.

Сашка так и сидел с разинутым ртом, подняв дегенеративное лицо, а дальше Петька и Николай что-то делали с лежащей на земле Ольгой.

Потом Володя удивлялся четкости, с которой сразу действовал Андрей: пробежав мимо Сашки, Андрей сразу набежал на Николая; и Николай ответил парню метким ударом бича. Володя видел, что кнут — четырехугольная полоса кожи — концом угодил в лицо Андрею. Видел, что Андрей не остановился, продолжал бежать и врезался в Николая. Взрослый, тяжелый, пастух устоял на ногах, пытался снова замахнуться, но Андрей вцепился ему в руку, повис всей тяжестью, а Дима (и он уже в деле!), к удивлению Володи, двинул Николая кулаком снизу в челюсть.

Как будто тут Володя не был так уж и необходим… А вот в нескольких метрах тоже что-то происходило: кто-то там лежал ничком, лицом вниз, а еще кто-то скакал на лошади к горам.

— Стой! Стрелять буду!

Володя и не думал, что скачущий остановится от этого крика, но уже падая на колено, задерживая дыхание, он уже знал — вот он, таинственный обитатель бытовки, неведомый четвертый пастух.

Грохнуло, и по горам отозвалось многократное эхо. Дико заржала, метнулась в сторону лошадь, стала бежать как-то боком. Володя задержал дыхание — всадник был уже на пределе действия ружья.

Выстрел. Скачущий медленно, словно бы задумчиво, отделился от лошади, мешком свалился на камни. Лошадь как-то боком уходила от страшного места.

Володя сунул в стволы новые патроны, изо всех сил побежал к тому месту, где рухнул пастух. Лежащий вставал — медленно, кособоко, но вставал, поворачивался; его рука нырнула в голенище, и вот уже стоял в хищной позе, расставив ноги, незнакомый Володе человек. И сразу стало видно — это серьезный узкий нож, у которого нет другого назначения, кроме как убивать. И что эти синие от наколок лапы держат нож ухватисто, точно, можно сказать — профессионально. И хоть бок у ЭТОГО прострелен, сдаваться он не собирается.

— Бросай оружие!

Морда кривится в какой-то презрительной ухмылке, издает какое-то сипение.

— Бросай оружие! Стреляю!

Опять такое же сипение.

Володя навел ружье, поймал в прорезь черный бушлат.

— Ну?!

Сипит, выталкивает какие-то звуки из пасти. Так это же он смеется! Вот в чем дело… До Володи внезапно дошло, что происходит: существо не верит, что он, Володя, осмелится стрелять в человека. По крайней мере, вот так — когда они стоят лицом к лицу. А то, что он не осмелится, трактует просто — как симптом слабости. Ладно…

Хорошо, что все-таки есть у него с собой один такой патрон — третий номер дроби, на крупную птицу и зайца. Кости человеку не перебьет, как вполне может перебить картечь, а ударит достаточно сильно…