Спустившись в дудку, Чуй сам наметил границы — где кончается рыхлая земля погребальной ямы, начинаются ее стенки. Это не было трудно, потому что стенки ямы шли уже не в перекопанной на сто рядов земле, из которой насыпали курганный холм. Яма была сделана в прочнейшей земле, которую никто никогда не копал.

Альдо тоже слез в дудку, наполнил несколько мешков рыхлой землей.

— Завтра дойдем до скелетов… — уверенно сказал Альдо, покосившись на Чуя. И он, конечно же, был прав.

Именно в этот день в предутренней мгле, на кургане, Чуй исполнил древний ритуал… Для ритуала необходимы были осиновые дрова, свежий, только что убитый суслик, и все это принес ему Хороля. А главным действующим лицом был вовсе не сам Чуй, а амулет…

Амулет был немного страшный, старинный! До сих пор костяной человечек лежал в футляре из священной лиственницы с семью вершинами, — несомненно, священного дерева, во мху, и выдолбленное отверстие Чуй старательно закрыл бронзовой изогнутой пластинкой со священными знаками из Китая: Чую совсем не было нужно, чтобы амулет по ночам начал бы разгуливать по лагерю.

Пришло время достать амулет, сделать священные воскурения и возлияния и попросить его о помощи, приставить к делу.

Чуй разжег костер из осины, поставил амулет, капал в костер кровью суслика и подробно рассказывал, кто грабит этот курган… Ну конечно же, это вовсе не Альдо и не Чуй и никакие Хороля и Асу никогда не нарушали покой спящих в кургане. Разумеется, копал этот курган и нарушал покой спящих в нем не кто иной, как демон зла Прета… Изображение страшного Преты привезли купцы из тангутского города Хара-Хото. Он очень удобный демон, этот Прета, — тощий, с лицом непогребенного трупа, очень страшный. На Прету легко свалить преступления, которые совершаются людьми. Чтобы Прета пришел и стал о чем-то спрашивать людей, тоже не надо… Поэтому Чуй самому Прете тоже рассказал, что из глубин земли приходят странные существа и возводят напраслину на самого Прету и на таких славных, милых людей, которые мажут его кровью суслика.

Теперь тот, кто захочет выйти из кургана и обидеть потревоживших его прах, будет иметь дело уже не с Чуем, нет. Этот дух или этот мертвец будет иметь дело с вот таким существом из страны тангутов… С существом, на которое, прямо скажем, вовсе не хочется смотреть лишний раз, и поэтому трудно позавидовать духу или покойнику. А Чуй и остальные — под охраной костяного человечка и тех богов, которые привели в эту страну тохар — во времена столь древние, что они неподвластны уму.

Чуй спал неглубоко, тревожно, и ему снился Диуг. Отец ничего не говорил, только сидел у костра и смеялся. Чуй вспоминал, как говорил отцу, что он не хочет становиться грабителем, и как обижался отец. А теперь вот он сидит и смеется. Завтра настанет главное, за чем они проделали весь этот путь.

Вечер был не такой, как обычно. Альдо скомандовал рабам:

— Привести верблюдов, и поскорее, собрать лагерь. Верблюдов навьючить, это последняя ночь. С первыми лучами мы уезжаем отсюда.

— Слушаюсь.

Хороля был немногословен, как всегда.

Взяли с собой двух верблюдов и трех лошадей — всех животных, которые у них были. Под утро, уже стало сереть на востоке, под киркой Асу начали звенеть куски металла.

— Я нашел немного золота! — закричал Асу.

— Передай наверх!

Чуй крепче стиснул амулет: пусть защитит! Альдо жадно вцепился в мешок, судорожными движениями хватал положенные сверху бляшки с изображением оленей.

— Золото!

Альдо покосился на Хороля. Раб спокойно, безучастно сидел на камне у самого подножия кургана, с обычной равнодушной маской на лице. Несколько кусочков металла оказались скрыты под землей — земля в мешке не может быть спокойна, пока ее тащат вверх на веревке. Альдо по-собачьи рылся в земле; сопя, доставал золотые бляшки.

— Может, ты и сам полезешь вниз? — Чуй надеялся вопросом остановить обезумевшего. И правда — взгляд у Альдо стал осмысленней.

— Нет. Туда, вниз, полезешь ты.

Чуй двинулся к шахте, тихо позвал:

— Асу! Вылезай.

— Нет! Этого тоже не будет!

Альдо кинулся к жерлу грабительской дудки:

— Асу! Сиди на месте! Жди!

Шорох внизу стих. А Альдо уже махал рукой, приказывал отойти Чую от дудки.

— Ты лезь вниз! — Альдо опять был вне себя от возбуждения. — Лезь вниз, но не выпускай Асу! Понял?!

— Я должен не выпускать Асу? Зачем?

Чуй почему-то произнес это по-тюркски.

— Говори по-кетски! Сейчас там, внизу, будет золото. Много золота. Ты поднимешь его… сложишь в мешок. А потом мы уедем отсюда. Они уже нам не нужны.

Чуй уперся глазами в наркотически расширенные зрачки Альдо.

— Нам еще нужны рабы… Если мы хотим идти в Кашгар.

Чуй сам не знал, верил ли в то, что говорил. Люди и впрямь были нужны, но ведь и душа сопротивлялась убийству.

— Если бы они ушли с нами, я оставил бы их… ты знаешь, где. Нам не нужны те, кто знает, откуда мы унесли наше золото… Тут — надежнее. И еще — кургану нужна кровь.

Уже спокойнее, тоном ниже, Альдо завершает, остывая:

— Ну давай, лезь вниз.

Альдо бросает взгляд на амулет, и Чуй понимает вдруг, что Альдо боится. Он сам с удовольствием полез бы в недра холма, чтоб не пропустить ни крошки золота, но ему страшно. Альдо боится злых духов. И еще Чуй понимает, что ему тоже страшно. Нет, не духов, — он вовремя достал свой амулет, да и не страшны духи в такую гулкую рань, с белой полосой на горизонте, когда бьет дрожь от утренней прохлады. Страшно оттого, что он сейчас окажется один на один с Асу — вдвоем в недрах горы. Что он совсем не знает, что думает Хороля. Чуй готов был поручиться — Хороля понимает больше, чем он хотел бы показать. Но… насколько? Насколько больше нужного Альдо понимает Хороля? Чуй не знает, и ему страшно. А кроме того, страшно всего, что сейчас должно произойти. И откуда он вдруг взял, что Хороля понимает многое? Он бы не смог объяснить…

Вот так, продолжая бояться, с нехорошим предчувствием в сердце, Чуй полез по наклонному ходу. Все время, пока Чуй полз, он слышал только шорохи земли. При каждом движении осыпалась струйками земля, и вся тесная дудка, в которой приходилось упираться руками, коленями, наполнена была этим прерывистым, все время возобновлявшимся шорохом.

Глаза Асу неприятно отсвечивали в зареве небольшой сосновой лучинки. Чуй поднял голову. Выход из дудки казался отсюда совсем маленьким, и у юноши опять сжалось сердце. Там торчала голова, и Чую показалось, что глаза Альдо тоже сверкают в темноте, прямо как у волка или рыси.

Воздух здесь был спертый, тяжелый, потому что дудка оставалась единственным источником свежего воздуха. Холод заставил поежиться. Земля была холодной, но мягкой, рассыпчатой.

Прямо под ногами Чуя и Асу из земли торчали золотые бляшки! Их нашивали на одежду. Вот золотые полоски — это от обкладки лука. Золотая чаша такого приличного веса, что Чуй взял ее в руки и присел. На одну такую чашу можно было купить совсем не маленький табун лошадей или же целый караван.

Чуй знал, где надо поискать еще — в ногах. И тут правда было золотое блюдо, еще тяжелее, чем чаша. Асу больше светил хозяину, старался поудобнее поднять лучинку, но и он нашел несколько колец, потом две круглые тяжелые монеты. Чуй знал, что это означает. Разрывая мягкую податливую землю, он отыскал сосуд с монетами — весом почти с давешнее блюдо.

Асу еще до него расширил дудку, как колокол, над погребением.

Можно было встать на четвереньки, протиснуться на несколько шагов от дудки. Останавливал страх осыпи; что земля поплывет и завалит. Что-то подсказывало Чую, что Асу в этом случае может повести себя по-разному. Даже сама мысль, что он здесь с Асу вдвоем, была неприятна. Или это уже действовало золото?!

Чуй все-таки протиснулся в одну сторону, в другую. Накопленный до него опыт, уроки Диуга, вел юношу.

Был еще кинжал в золотых ножнах, с удивительной бронзовой рукоятью, на которой сплелись барсы, олени и птицы.