Вся история Японии — это скорее революции, чем медленные поэтапные преобразования. Они затрагивали одновременно исторический и культурный аспекты жизни. Очень часто одно событие влекло за собой серию культурных изменений и влияло на все население страны, хотя люди жили на разных островах и их отделяли друг от друга горные цепи. Понятно, что все эти изменения происходили в разное время и с разной интенсивностью в регионах Японии и приводили к наслоению новых культурных ценностей на те, которые существовали прежде. В ранний период истории племена, занимавшиеся выращиванием риса, смешались с охотниками и рыболовами Дзёмон, а позже, в III веке до нашей эры, — с лучниками, пришедшими на территорию Японии из Алтая через Корею. В страну проникали элементы культуры Китая и буддийская философия, что послужило толчком к появлению в V–VI веках новых форм мышления, искусства и государственности. Постепенно вперед выдвигается воинское сословие; XII век становится эпохой ярких исторических событий. Тогда же, наконец, устанавливаются и закрепляются складывавшиеся на протяжении веков обычаи и традиции.

Восстановление императорской власти во многом связывают с появлением в 1868 году на японских рейдах иноземных кораблей. Это встревожило многих японцев и вызвало определенные исторические и культурные изменения. Следует отметить, что примерно то же самое произошло после поражения Японии в 1945 году. Не все эти изменения были порождены внутренними причинами, многие явились следствием экономической и даже физической угрозы со стороны Запада. Причем — и это очень характерно для Японии — реформы принимались всем народом не с апатичной покорностью, но с ясным пониманием необходимости принимать новое для будущего процветания страны. Разумеется, случались и бунты, ведь человек так устроен, что редко без колебания соглашается изменить свою судьбу. Наиболее привилегированные классы аристократов, торговцев, воинов, священнослужителей не всегда поддерживали реформы. В конце концов отдельному японцу пришлось подчиниться требованиям общества, чтобы выжить, и установить приоритет коллективных нужд над личными. И даже самоубийство закрепилось в Японии на уровне социального института только потому, что позволяло, жертвуя одним человеком, выжить группе людей. Группа же, в свою очередь, оправдывала самоубийство лишь для блага государства в целом.

Япония впитала в себя элементы чужой цивилизации, пришедшие с континента, не потеряв при этом самобытности. Она ассимилировала европейскую и американскую культуры не столько из желания саморазвития, сколько из насущной необходимости избежать колонизации странами Запада. Это показывает, что Япония, несмотря на все разногласия, пульсировавшие в ней, обладала сильной внутренней сплоченностью, вызванной географическими и этническими факторами. В сознании японца живет устойчивое представление о себе как об «островитянине», оторванном от других народов Земли. Кроме того, лишь исконный житель Японии верит в местные божества и соблюдает около двух тысяч обычаев, сплавленных в неясное и уникальное единство под названием «синтоизм». Привязанности к национальной религии не мешает даже то, что подавляющее большинство японцев — буддисты или последователи Конфуция. Наконец, всех жителей Страны восходящего солнца сплачивает преданность императору, почитаемому за Бога, собирающему людей под свои знамена в минуту опасности. Ни одно политическое движение или реформа не могли пройти без одобрения императора или «по его милости» ( Соннорон). В глазах народа император был непогрешим и неустанно заботился о благе своих подданных. Последние могли не соглашаться с политикой или с установленным порядком, но о том, чтобы не согласиться с волей императора, не могло быть и речи: это расценивалось как государственное преступление. Поэтому восстановление императорской власти в 1868 году стало лишь закономерным завершением политического и социального процессов, вызванных медленным загниванием государственной системы, слишком жесткие структуры которой были не в силах более обеспечить развитие страны. «К середине XIX века система сёгуната ослабела настолько, что ей хватило одного толчка, чтобы превратиться в груду обломков». Таким толчком стало появление в Японии кораблей иностранных торговцев.

В течение более чем двух с половиной веков Япония была послушна сёгунату и роду Токугава, который удерживал политическую власть после своего утверждения в 1603 году. Императору отводилась роль религиозного главы и советника, и жил он в Киото, далеко от политического центра Эдо. В то же время даже всемогущий сёгун Токугава был обязан своим титулом императору, который в глазах народа оставался единственным законным правителем страны и всего лишь передал свои полномочия Бакуфу— военному правительству сёгуната.

Но система сёгуната была далека от того, чтобы удовлетворить все чаяния «внешних» родов, менее зависимых от Бакуфу. Эти кланы, или хан,особенно Сацума, Хидзэн и Тоса, живущие на острове Кюсю, пользовались определенной внутренней свободой. Несмотря на часто возникавшие противоречия, их объединяла ненависть к сёгунату, и они являлись сторонниками императора, поддерживая его в борьбе за возвращение власти. Ситуация на Японском архипелаге в последние двадцать лет правления сёгуната Эдо (эти годы обычно называют Бакумацу— «конец Бакуфу») все больше осложнялась. Появление иностранных кораблей и требования западных государств «открыть» Японию дали возможность родам, недовольным абсолютной властью сёгуната Эдо, восстать против него «во имя императора». Искра недовольства тлела долгие годы, но разгорелась в пламя открытого сопротивления лишь во второй половине XIX века.

С начала XIX века иностранные суда стали все чаще появляться под разными предлогами у берегов Японии. Одни стремились защитить живущих там сограждан, другие пытались установить торговые связи, третьи старались закрепить свои права на северные острова (Россия), четвертые — контролировать свои китобойные суда (как США, для которых они стали очень важны после 1820 года). Европейцы, утвердившиеся в Китае после Опиумной войны 1840 года, вели себя все более вызывающе и требовали от Японии доступа в страну, не пренебрегая при этом угрозами, что вызывало политическую нестабильность. Сёгуны видели, как тает день ото дня их власть, и понимали, что правительство не в силах справиться с падением экономики и помешать развитию национализма, приводящего к росту доверия императору. Налицо были три тенденции, определяющие направление общественного мнения. Сёгунат выступал за полную открытость страны для иностранцев, опасаясь их военного превосходства. Эту точку зрения разделяли тёнин (городские жители и торговцы), ищущие экономической выгоды от присутствия иностранцев, и несколько даймё (удельных князей), преданных западным идеям. Император при поддержке нескольких крупных родов юго-востока стремился вернуть себе власть и враждебно относился к выходу страны из изоляции. Наконец, некоторые влиятельные князья под предлогом защиты императора искали способ получить максимум пользы из все еще сильной системы сёгуната. Остальные роды разделились на два лагеря и заняли выжидательную позицию. Что касается народа, страдающего от налогов даймё и эксплуатации самураев, то он не мог сделать окончательный выбор в пользу какого-либо одного режима, но не терял веры в императора.

Многочисленные писатели и ученые призывали к открытости страны Западу, делая при этом особый акцент на легитимности императорской власти (что подразумевало нелегитимность власти сёгуната). В то же время иностранцев презирали, а победы японцев в Китае, их присутствие на Филиппинах вызывали восхищение и укрепляли веру в способность противостоять угрозе колонизации. Большинство жителей считали, что необходимо укреплять побережье и вооружаться по западному образцу. Клан Мито, например, занялся выпуском оружия по методике, вычитанной из европейских книг, переплавляя для этого колокола с буддийских храмов. Многочисленные контакты с иностранными торговцами позволяли японцам познакомиться с техникой изготовления современного оружия. Кланы Тёсю и Сацума (которые завоевали острова Рюкю и поддерживали отношения с иностранцами, высаживавшимися на этих островах) получали выгоду от своей финансовой независимости и могли изготавливать оружие европейского образца. В 1846 году, уже после того, как у Нагасаки бросили якорь английские и французские корабли, американцы предложили императору провести переговоры по поводу заключения торгового соглашения, но получили отказ. Это было время появления первых пароходов, что оказало громадное влияние на развитие морской торговли. В Тихом океане все чаще появляются американские и европейские (русские, французские, голландские, английские) суда, которым требовались остановки для пополнения запасов продовольствия, угля и питьевой воды. Кроме того, американцы с трудом мирились с частыми вторжениями русских в японские воды и поэтому поспешили отправить в Японию флот из четырех фрегатов, работающих на пару, под командованием коммодора Перри. Последний, сделав краткую остановку в Нага (острова Рюкю), появился перед Урагой 8 июля 1853 года. «Черные корабли» ( курофунэ) иностранцев привели страну в волнение, и, кланы, как и сёгунат, опасаясь вторжения, отдали приказ о защите берега. Сопровождаемый тремястами вооруженными моряками, Перри обратился к представителям сёгуната с письмом от лица президента Филмора, который предлагал установить между странами официальные отношения. Перри объявил, что вернется за ответом через год. Сёгун Токугава Иэясу скончался несколько дней спустя после этой демонстрации силы, и японские чиновники, весьма обеспокоенные случившимся, разделились во мнениях по поводу того, что теперь предпринять. Наконец, новый сёгун Токугава Иэсада решился спросить совета у самого императора, чего не случалось с начала XVII века. Это навело многих японцев на мысль о том, что существующей власти приходит конец. Сторонников императора становилось все больше, а крупные княжества юго-запада уже в открытую высказывались против Бакуфу, продолжающего укреплять береговую линию. В конце 1853 года русский адмирал Путятин прибыл в Нагасаки, но был вынужден вернуться в Шанхай из-за начинающейся Крымской войны. И на следующий год он не смог наладить отношения с сёгуном. Встревоженный присутствием русских, Перри решил вернуться в Японию раньше намеченного срока и появился в бухте Эдо, в Канагаве, вместе с флотом, на кораблях которого насчитывалось 1600 человек, в феврале 1854 года. Такое сопровождение произвело впечатление, и сёгунат и Соединенные Штаты подписали соглашение о торговле 31 мая того же года. Соглашение состояло из двенадцати пунктов, открывало для иностранцев порты Симода и Хакодатэ и позволяло американцам учредить консульство в Симоде.