До начала эпохи Мэйдзи люди не привыкли получать заработную плату. Крестьяне жили плодами земли, рыбаки — за счет улова, ремесленники и торговцы получали средства на жизнь от продажи товаров, хотя наценки, которые они делали, были очень низкими. Самураи в эпоху Эдо взимали налог-ренту рисом. Только в 1871 году государство выплатило чиновникам первую зарплату, но еще долгое время половину ее составлял все тот же рис. Вначале правительство Мэйдзи установило для служащих очень высокую зарплату, больше пятидесяти иен в месяц, а для министров и советников императора — до восьмидесяти. Рис в то время стоил около десяти сэн за со(1,8 литра), так что это были колоссальные суммы. Тем не менее государство чаще всего забывало платить своим чиновникам, которых, впрочем, это мало заботило, поскольку все они принадлежали к состоятельным семьям и пользовались довольно значительным личным доходом. Когда же зарплаты понизились до приемлемой суммы, никто из «дворян» не стал роптать: люди, столь благородные по своему рождению, считали ниже своего достоинства заниматься тривиальными финансовыми вопросами. Кроме того, высшие должностные лица полагали, что занимаемые ими посты были сами по себе очень почетными, так что выплачиваемые им суммы являлись не более чем компенсацией расходов, необходимых для выполнения ими своих обязанностей. Чиновники начала эпохи Мэйдзи, принадлежа к самым высшим слоям общества, все еще сохраняли традиции и образ жизни, которые вынесли из эпохи Эдо: они никогда не появлялись на публике без сопровождения многочисленной свиты «клиентов» и слуг. Государство не только относилось к этому снисходительно, но даже поощряло такой порядок вещей, считая, что таким образом чиновники пользовались бы властью, которая раньше принадлежала даймё и самураям высшего ранга. Даже дети этих чиновников ходили в школу только в сопровождении большого количества слуг (якунин),так что их можно было узнать с первого взгляда.

Но правительство не могло позволить себе тратить баснословные суммы на то, чтобы чиновники с роскошью обставляли свое появление на людях, и в 1872 году вынуждено было просить их умерить свои сёгунские запросы и перейти, хотя бы во время исполнения обязанностей, на европейскую манеру держать себя в обществе. Император Муцухито первым подал пример, появившись на публике в простой форме офицера военного флота. Вслед за ним чиновники всех рангов перешли на европейскую форму одежды, так что их по-прежнему можно было с легкостью отличить в толпе. Чтобы сделать их работу более эффективной, монарх решил ввести семидневную неделю по европейскому образцу с обязательным выходным в воскресенье взамен старой системы, предполагающей большое количество отпусков и выходной раз в пять дней, так что чиновники работали не больше, чем сто пятьдесят дней в году. Отныне выходными днями считались вторая половина субботы и воскресенье, без учета официальных праздников. Кроме того, рабочий день теперь начинался в 9 утра и кончался в 4 часа дня. У Европы переняли и другие правила относительно работы, в особенности это касалось канцелярий. Например, система дебета и кредита для всех государственных служб и для банковских операций была введена с 1879 года, но в особых случаях она применялась уже с 1874 года. Вошло в традицию посылать чиновников высшего ранга за границу, чтобы там они познакомились с нравами и обычаями Запада и по возможности переняли их. В 1880 году большинство официальных постов все еще занимали представители высших классов, даже если речь шла о незначительных должностях вроде мелких банковских клерков на железной дороге или на почте. Этих служащих низшего ранга принимали на работу не столько из-за их профессиональных качеств, сколько из-за их происхождения. Они сохраняли по отношению к народу довольно высокомерный тон, и самый последний клерк, одетый на западный манер, считал себя вправе взирать на людей из народа с глубоким презрением. Большая часть последних, впрочем, признавала превосходство этих «белых воротничков» и оставалась верной вековой привычке низко склоняться перед ними в знак почтения, как раньше простолюдины склонялись перед самураями. Обычай велел им поступать так по отношению ко всякому человеку, наделенному властью. Поведение государственных служащих соответствовало поведению, предписанному их классу, а не тому, которое приличествовало бы их должности и обязанностям. Впрочем, последнее обстоятельство часто не имело никакого значения. В 1880 году более 80 процентов государственных служащих, учителей и полицейских являлись выходцами из семей самураев. По сути, для простых японцев положение дел осталось прежним: их господа всего лишь стали одеваться по-другому. Верно и то, что восстановление императорской власти не сопровождалось никакой революцией, что классовое деление общества осталось тем же, что само государство различало кадзоку— «благородных» и хэймин— людей из народа. На самом деле должностные лица при правительстве ничуть не изменились, просто само правительство приняло несколько иные формы. Для чиновников народ оставался презираемым стадом, которым полагалось жестко и твердо управлять.

Что до рабочих, происходящих из самых бедных слоев населения, то у них также не было привычки к зарплате. Те, кто работал на хозяина-ремесленника, получали угол, еду и немного денег по случаю праздника. Предприниматели, нанимавшие сразу большое количество рабочих, заботились о их жилье. Сами же рабочие делились на две категории: подмастерья, ютившиеся в бараках и время от времени получавшие деньги на карманные расходы, и опытные мастера, часто уже имевшие семьи и жившие на зарплату. Благодаря тому, что главы предприятий принимали очень много детей в ученики, они были уверены в том, что легко смогут заменить рабочих, которые часто возвращались к себе в деревню, утомленные вечными претензиями и недовольством хозяина. В этом случае подмастерья и рабочие жили полностью за счет хозяина, и у них не было строго определенных часов работы. Хозяин мог потребовать, чтобы они работали вечером или даже ночью, если считал это необходимым. Но на крупных заводах, где все рабочие трудились в одном ритме и получали зарплату, дело обстояло иначе. В то же время обычай брать на выучку подмастерьев оставался в силе даже в отраслях промышленности, принадлежащих государству. Первыми рабочими, получающими настоящую зарплату, стали те, кто работал в крупных торговых компаниях и в банках. С 1868 года государство стало нанимать рабочих на заводы по выпуску вооружения, денег, в адмиралтейства и шахты. Постепенно количество государственных заводов увеличивалось во всех отраслях промышленности: цементной, типографской. Стало больше прядильных фабрик, развивалось производство огнеупорных кирпичей и т. д. Все это требовало новых рабочих рук. С 1881 года государство перепродало большую часть заводов и компаний, предложение рабочей силы превысило спрос, и главы предприятий воспользовались этим, чтобы снизить зарплату. Промышленный упадок в деревне привел к тому, что молодые крестьяне и крестьянки устремились в города в поисках работы.

К 1900 году насчитывалось более трехсот сорока тысяч наемных рабочих, как мужчин, так и женщин, из которых более 60 процентов работали на текстильных фабриках, переживавших стремительное развитие в период между 1885 и 1900 годами благодаря механизации производства. Но 46 процентов работников хлопчатобумажной промышленности не достигали девятнадцати лет, а 10 процентов из них было меньше тринадцати. В других отраслях, например при производстве спичек, также использовался труд детей; некоторым из них не исполнилось и десяти лет.

Помимо крупных заводов, таких как Канэгафути в Токио, на котором в 1905 году работало более трех тысяч человек, из них две тысячи семьсот — женщины, по всей стране были рассеяны крошечные прядильные фабрики. От Уэлерси мы узнаем, что в Киото, в квартале Нисидзин, где работали ткачи, создававшие великолепные шелковые ткани, насчитывалось по меньшей мере четыре тысячи мастерских, большая часть которых работала на концерн Мицуи, нанимавший около трех тысяч работников: «Внешний облик этих мастерских непримечателен; дверь такая узкая и маленькая, что, входя внутрь, непременно стукнешься головой о притолоку. Стены прихожей украшены стихотворениями, написанными на золотистой бумаге, а на полу лежат татами, на которые посетителю предлагают присесть и выпить чаю. В единственном помещении для работников находятся человек двадцать… Профессия не изменилась с XVI века — века, когда в Нисидзине расцвело производство шелка. Только в производстве используется теперь иная движущая сила, человек больше не поднимает на лебедке груз, приводящий в движение груз в корзине, медленно, как гирька часов, спускающейся из-под потолка на веревке, переброшенной через балку… Мастерские растянулись цепочкой вплоть до деревни…» На больших заводах условия работы людей, будь то мужчины, женщины или дети, были ужасающими. Игнорируя установленные правительством нормы, работников вынуждали в буквальном смысле слова вкалывать с рассвета до 11 вечера. Людей делили на две группы, работавшие по двенадцать часов, и давали только тридцать минут на обед или ужин. Предписанные по закону регулярные пятнадцатиминутные перерывы практически никогда не соблюдались, потому что машины на заводе не останавливали…