Еще до побега Филби в Советский Союз среди сотрудников СИС бытовало мнение, что шеф ФБР Джон Эдгар Гувер подозревал Филби. Он же распорядился прослушивать его телефоны с того момента, как Ким прибыл в Вашингтон.

Филби: «Удивительно, как много объявилось людей после моего прибытия в Москву в 1963 году, которые уверяют, что всегда подозревали меня. Некоторые рассказывают просто изумительные истории. Говорят, Мензис подозревал меня до того, как я отправился в Соединенные Штаты. Однако могу вас заверить, что если бы возникло хоть малейшее подозрение в моей политической благонадежности, то я бы никогда не получил назначения в Вашингтон.

Гувер подозревал меня не больше, чем любого англичанина. Да, ФБР установило подслушивающую аппаратуру в моем доме. Мой предшественник Питер Двайер предупредил меня, что ФБР будет прослушивать мои телефоны первые три месяца, точно так же, как оно прослушивало его телефон. Но ФБР ничего не узнало. Все рухнуло из-за бегства Бёрджесса вместе с Маклейном в Москву».

Три года ФБР пыталась найти ключ к шифру, использовавшемуся русскими в радиопередачах, которые велись из советского консульства в Нью-Йорке на Москву в 1944–1945 годах. Весной 1949 года работа дала первые результаты: была получена информация о том, что в начале 1945 года в английском посольстве укрывался русский агент по кличке Гомер, занимавший достаточно высокое положение, чтобы иметь доступ к телеграфным посланиям, которыми обменивались Черчилль и Трумэн. Гомер передавал содержание этих телеграмм в Москву.

Работая в паре, ФБР и МИ-5 постепенно сужали крут подозреваемых. Филби, как офицер связи с ФБР, был осведомлен о начавшемся расследовании и понимал, что Маклейн, он же Гомер, будет вскоре разоблачен. Он сообщил об этом в КГБ, и срочно был подготовлен план бегства Дональда Маклейна.

Филби: «Для КГБ это обернулось большими неприятностями. Мы могли сделать одно — разработать план, как выйти сухими из воды, если всё рухнет. От заранее разработанного плана вывоза Маклейна из Лондона пришлось отказаться, так как МИ-5 установила за ним наблюдение. В соответствии с новым планом Бёрджесс должен был согласовать все в Лондоне и побудить Маклейна к уходу».

В четверг, 24 мая 1951 года, на встрече сотрудников СИС, МИ-5 и Министерства иностранных дал было решено обратиться к министру иностранных дел Герберту Моррисону за разрешением допросить Маклейна в следующий понедельник. Моррисон подписал разрешение в пятницу. А поздно ночью Бёрджесс и Маклейн пересекли пролив и начали свое долгое путешествие в Москву. Выбор времени бегства позволял властям полагать, что третий человек предупредил их о предстоящем допросе. Подозрения пали прежде всего на Кима Филби, но Питер Райт и другие считали, что это должен быть Роджер Холлис.

Филби: «Не было никакого предупреждения, если не считать того, что я послал Бёрджессу записку, где указал, что охота на Гомера уже активизируется. Надо действовать немедленно. Убегая, он в спешке оставил письмо в своей квартире, и Бланту пришлось здорово покрутиться, чтобы добыть его раньше, чем оно попадет в чужие руки».

Сам по себе напрашивается вопрос, почему с Маклейном ушёл и Бёрджесс.

Филби: «Он дошел до предела, был близок к нервному срыву, ближе, чем кто-либо предполагал. Его карьера в Англии закончилась, что делало его малополезным для КГБ. Мы все так беспокоились о Маклейне, что не обращали внимания на Бёрджесса. А он был в состоянии сильнейшего стресса.

Перед отъездом из Вашингтона Бёрджесс случайно встретился со своим американским знакомым Майклом Стрейтом, который знал о том, что Бёрджесс работает на русских, и угрожал выдать его сотрудникам безопасности».

Филби продолжает: «С позиций сегодняшнего дня очевидно, что не только бегство Бёрджесса, по и бегство Маклейна было ошибкой. Я знал, какие улики имели против Маклейна, и был уверен, что на их основании его вину доказать будет невозможно. Он мог бы выкрутиться, пригрозив возбудить дало против Министерства иностранных дел. Они бы наверняка отступили. А затем, когда через пару лет все бы улеглось, он мог бы поехать в отпуск в Швейцарию и оттуда в Москву».

В Москве Бёрджесс не сразу адаптировался. Он доставлял здесь руководителям определенные хлопоты. Они делали для него все, что могли, но он не успокаивался. В России он хотел заниматься одним — возглавить английский отдел КГБ. Но шансов получить эту работу из-за различных бюрократических препон и ряда других причин у него не было, и это его огорчало. Он и Маклейн без дела слонялись по Москве, а журналисты преследовали их.

И вот было принято решение помочь им начать новую жизнь, отправить их в Куйбышев. Маклейн получил преподавательскую работу и зажил нормально, а Бёрджесс по-прежнему катился вниз.

Через пару лет преподавательская работа Маклейну наскучила, и он направил Молотову письмо, в котором попросился в Москву. И Молотов подыскал ему работу в сфере внешней политики. На этом поприще Маклейн преуспел, написал хорошую книгу «Внешняя политика Великобритании после Суэца». Британская пресса по-прежнему проявляла к нему интерес.

Что касается Гая Бёрджесса, то ему так и не удалось приспособиться к новым условиям жизни. Он продолжал катиться по наклонной плоскости. При жизни Филби так и не удалось встретиться с ним. Сотрудники КГБ делали все, чтобы они не встречались во избежание взаимных упреков в случившемся. «Жаль, что мы не повидались с ним перед его смертью, — говорил Филби. — Он был неплохим другом».

Через три недели после исчезновения Бёрджесса Маклейна Филби отозвали из Вашингтона в Лондон. Против него не было улик, но тот факт, что он проживал в одном доме с Бёрджессом, по мнению некоторых американцев, его компрометировал. Филби пользовался репутацией первоклассного контрразведчика. Как же он мог жить вместе с советским агентом и ничего не заподозрить? К числу подозреваемых Филби относился директор ЦРУ генерал Уолтер Беделл-Смит. Из всех западных разведчиков Беделл-Смит, несомненно, обладал самым острым умом.

Что же касается знаменитого Джеймса Джезуса Энглтона, высшего офицера контрразведки ЦРУ, то не подозревал ли он Филби в течение какого-то времени?

Филби: «Впервые я встретился с Энглтоном в 1943 году. Потом мы инока встречались в обществе. Но затем его направили в Италию, и я потерял с ним контакт. Но в Вашингтоне мы были довольно близки. Пожалуй, обедали раза три и разговаривали по телефону раза три-четыре в неделю.

Не думаю, чтобы у Энглтона возникли подозрения в отношении меня до бегства Бёрджесса и Маклейна, но даже Тогда он меня сразу не подозревал. Он позвонил мне в тот день, когда я должен был возвращаться в Лондон, и назначил встречу. Мы немного поболтали, и он спросил, как долго я буду отсутствовать.

Когда я ответил, что приблизительно неделю, он попросил меня об одолжении — передать конверт главе Представительства ЦРУ в Лондоне. Он сказал, что пропустил почту, а ему очень хотелось, чтобы конверт как можно скорее попал в Лондон. Невероятный поступок для человека, который тебя подозревает, не правда ли?.. Если, конечно, в конверте не лежал чистый лист бумаги. Вероятно, он начал подозревать меня после того, как мне не удалось вернуться в конце недели, как я ему обещал».

В Лондоне руководители МИ-5 несколько раз беседовали с Филби, но поползновений уволить его до получения СИС письма от ЦРУ, подписанного генералом Беделлом Смитом, о том, что американцы не хотели бы видеть Филби в Вашингтоне, не предпринимали. Мензис, глава СИС, попросил Филби подать в отставку, предложив выплатить 4000 фунтов стерлингов.

Для Филби и КГБ это был, вероятно, момент величайшего разочарования. План сделать его главой британской разведки провалился. Уволенный из СИС, он больше не был нужен русским. Агент в изоляции! Но так ли это?

Филби никогда не был шпионом типа Джеймса Бонда. Хотя в начале войны он какое-то время преподавал методы саботажа и подрывной деятельности слушателям, подобранным СИС, его талант раскрылся по-настоящему в научном анализе информации. «Идеальным разведчиком, — говорил он, — является человек, который спокойно сидит дома у себя и просто думает».